По материалам книги д-ра Генри Киссинджера «World Order», вышедшей 9 сентября 2014 года в издательстве Penguin Press. Доктор Киссинджер служил советником по национальной безопасности и госсекретарем при президентах Никсоне и Форде.
В Ливии — гражданская война, на территории Сирии и Ирака армии фундаменталистов строят самопровозглашенный халифат, а молодая демократия Афганистана находится на грани паралича. К этим проблемам добавляется всплеск напряжения в отношениях с Россией и Китаем, отношениях, разрывающимися между призывами к сотрудничеству и публичными обвинениями. Концепция порядка, лежащая в основе современного мира, находится в кризисе.
Поиск форм Мирового порядка долгое время определялся почти исключительно понятиями Западных обществ. За десятилетия прошедшие после окончания Второй мировой войны, США — с их укрепившимися экономикой и уверенностью в своих силах — высоко подняли факел лидера международного сообщества и добавили [к поиску форм мирового порядка] новое измерение. Страна, в прямой форме основанная на идее свободного и представительного управления, США связали свое собственное возвышение с распространением свободы и демократии и приписали этим факторам способность привести к достижению справедливого и прочного мира.
Традиционный европейский подход к мироустройству рассматривал отношения между народами и государствами как конкурентные по своей природе; чтобы ограничить эффекты их сталкивающихся устремлений, в Европе полагались на равновесие сил и концерт просвещенных государственных деятелей. Согласно общепринятым американским представлениям — люди изначально считались разумными, склонными к мирному компромиссу и здравому смыслу; поэтому главной целью международного порядка являлось распространение демократии. Свободный рынок возвышал бы людей, обогащал бы общества и заменил бы традиционную международную конкуренцию экономической взаимозависимостью.
Усилия по созданию мирового порядка во многих отношениях дали свои результаты. Большая часть территорий в мире находится под управлением независимых суверенных государств. Распространение демократии и коллегиального управления стало если не универсальной действительностью, то, по меньшей мере — общим стремлением; глобальная связь и финансовые сети работают в режиме реального времени.
Годы с, примерно, 1948-го и до рубежа веков, составили краткий миг в истории человечества, когда можно было говорить о зарождающемся глобальном мировом порядке, составленном из смеси американского идеализма и традиционных европейских понятий государственности и равновесия сил. Но обширные области мира никогда не разделяли Западную концепцию мирового порядка, а только соглашались с ней. Эта скрытое различие теперь становится явным, например, в кризисах на Украине и в Южно-Китайском море. Порядок, установленный и задекларированный Западом, переживает решающий момент.
Во-первых, природа самого государства — основной формальной единицы международной жизни — подверглась воздействию множества факторов. Европа вознамерилась выйти за пределы государства и проводить внешнюю политику, основывающуюся прежде всего на принципах мягкой силы. Правда есть сомнение, что требования легитимности, отделенные от понятия стратегии, могут исполнять роль мирового порядка. К тому же Европа сама еще не приобрела признаков государственности, уязвимая своею слабостью власти внутри и дисбалансом сил снаружи.
В то же время часть государств Ближнего Востока распались на сектантские и этнические образования конфликтующие друг с другом; религиозные боевики и государства, поддерживающие их, нарушают суверенные границы как хотят и когда хотят, что приводит к появлению на карте мира несостоятельных государств, не контролирующих свою собственную территорию.
Проблемы в Азии — полная противоположность проблемам Европы: здесь наблюдается преобладание принципов равновесия сил, не связанных с согласованным понятием законности, что стимулирует появление разногласий на грани конфронтации.
Столкновение между мировой экономикой и политическими институтами, которые как будто бы управляют ею, также ослабляет чувство общей цели, необходимое для мирового порядка. Экономическая система стала глобальной, в то время как политическая структура мира остается основанной на этническом государстве. Экономическая глобализация, по сути, отрицает национальные границы. А внешняя политика подтверждает их, даже когда она стремится урегулировать конфликт между национальными целями и идеалами мирового порядка.
Этот фактор обеспечил десятилетия устойчивого экономического роста, периодически прерывавшегося финансовыми кризисами, по-видимому, возрастающей интенсивности: в Латинской Америке — в 1980-х; в Азии — в 1997-м; в России — в 1998-м; в США — в 2001-м и вновь начавшийся — в 2007-м; в Европе — после 2010-го. У победителей есть некоторая неудовлетворенность системой. Но проигравшие — те кого буквально «всунули» в непродуманные структурные реформы, как например страны южной части Евросоюза, они пытаются защитить себя с помощью решений, которые отрицают, или, по меньшей мере затрудняют, функционирование глобальной экономической системы.
Международный порядок таким образом стоит перед парадоксом: его процветание зависит от успеха глобализации, но процесс глобализации порождает политическую реакцию, которая зачастую работает против ее устремлений.
Третья слабость нынешнего миропорядка, в том виде в котором он существует сегодня, — это отсутствие эффективного механизма для консультаций и возможного сотрудничества великих держав по самым актуальным проблемам современности. Такая критика может показаться странной в свете существования огромного количества многосторонних форумов, безусловно, много большего чем когда-либо раньше в истории. И тем не менее, природа и частота этих встреч работают в направлении против разработки долгосрочной стратегии. Эти встречи редко заходят дальше обсуждения, в лучшем случае, ожидаемых тактических проблем, а — в худшем, новой формы проведения совещаний на высшем уровне как "социально медийного" события. Чтобы быть дееспособной, современная структура международных норм и правил, не может быть просто подтверждена совместными заявлениями; она должна быть рождена как общее убеждение.
Наказанием за ошибку будет не столько масштабная война между государствами (хотя в некоторых регионах и это возможно), сколько эволюция в развитие сфер влияния, отождествляемые с особыми внутренними структурами и формами управления. На своих границах, каждая такая сфера испытывала бы искушение проверить свою силу против других, считающимися нелигитимными, субъектов. Борьба между регионами может быть еще более изнурительной, чем была бы борьба между странами.
Современные искания [формы] мирового порядка потребуют проведения последовательной стратегии: установления представления о порядке в различных регионах, а затем — соединение этих региональных порядков друг другом. При этом, эти две цели не обязательно согласуются между собой: триумф радикального движения мог бы принести порядок в один регион, и, в тоже время, подготовить почву для потрясений в других. Военное доминирование в регионе какой-то одной страны, даже если оно приведет к установлению порядка, может ввергнуть в кризис остальную часть мира.
Мировой порядок [состоящий из] государств, исповедующих [как высшую ценность] достоинство человека и коллегиальное управление, и сотрудничающих на международном уровне в соответствии с согласованными правилами, может быть нашей надеждой и должен стать нашей вдохновляющей идеей. Но продвижение к нему должно будет пройти через серию промежуточных этапов.
Чтобы играть ответственную роль в развитии мироустройства 21-го века, США должны быть готовы ответить для себя на многие вопросы: Что мы будем предотвращать, независимо от того каким образом это происходит, и, если необходимо, в одиночку? Чего мы будем стремиться достичь, даже не имея поддержки со стороны каких-либо многосторонних сил? Чего мы будем стремиться достичь, или предотвратить, если будем поддержаны союзниками? Во что мы не должны дать себя вовлечь, даже если нас будут призывать к этому союзники или другая многосторонняя группа? Какова природа ценностей, которые мы стремимся продвигать? И насколько применимость этих ценностей зависит от обстоятельств?
От Соединённых Штатов это потребует принятия решений по двум, на первый взгляд, противоположным направлениям. Прославление универсальных принципов должно быть соединено с признанием реальности истории, культуры и представлений о безопасности народов других регионов планеты. Как раз когда анализируются уроки трудных десятилетий, исключительность Америки должна получить своё безоговорочное подтверждение. История не предлагает отсрочки странам, которые откладывают свою самоидентификацию в пользу, казалось бы, менее трудного курса. Но при этом она также не гарантирует успех даже для самых возвышенных убеждений в отсутствие целостной геополитической стратегии.
В Ливии — гражданская война, на территории Сирии и Ирака армии фундаменталистов строят самопровозглашенный халифат, а молодая демократия Афганистана находится на грани паралича. К этим проблемам добавляется всплеск напряжения в отношениях с Россией и Китаем, отношениях, разрывающимися между призывами к сотрудничеству и публичными обвинениями. Концепция порядка, лежащая в основе современного мира, находится в кризисе.
Поиск форм Мирового порядка долгое время определялся почти исключительно понятиями Западных обществ. За десятилетия прошедшие после окончания Второй мировой войны, США — с их укрепившимися экономикой и уверенностью в своих силах — высоко подняли факел лидера международного сообщества и добавили [к поиску форм мирового порядка] новое измерение. Страна, в прямой форме основанная на идее свободного и представительного управления, США связали свое собственное возвышение с распространением свободы и демократии и приписали этим факторам способность привести к достижению справедливого и прочного мира.
Традиционный европейский подход к мироустройству рассматривал отношения между народами и государствами как конкурентные по своей природе; чтобы ограничить эффекты их сталкивающихся устремлений, в Европе полагались на равновесие сил и концерт просвещенных государственных деятелей. Согласно общепринятым американским представлениям — люди изначально считались разумными, склонными к мирному компромиссу и здравому смыслу; поэтому главной целью международного порядка являлось распространение демократии. Свободный рынок возвышал бы людей, обогащал бы общества и заменил бы традиционную международную конкуренцию экономической взаимозависимостью.
Усилия по созданию мирового порядка во многих отношениях дали свои результаты. Большая часть территорий в мире находится под управлением независимых суверенных государств. Распространение демократии и коллегиального управления стало если не универсальной действительностью, то, по меньшей мере — общим стремлением; глобальная связь и финансовые сети работают в режиме реального времени.
Годы с, примерно, 1948-го и до рубежа веков, составили краткий миг в истории человечества, когда можно было говорить о зарождающемся глобальном мировом порядке, составленном из смеси американского идеализма и традиционных европейских понятий государственности и равновесия сил. Но обширные области мира никогда не разделяли Западную концепцию мирового порядка, а только соглашались с ней. Эта скрытое различие теперь становится явным, например, в кризисах на Украине и в Южно-Китайском море. Порядок, установленный и задекларированный Западом, переживает решающий момент.
Во-первых, природа самого государства — основной формальной единицы международной жизни — подверглась воздействию множества факторов. Европа вознамерилась выйти за пределы государства и проводить внешнюю политику, основывающуюся прежде всего на принципах мягкой силы. Правда есть сомнение, что требования легитимности, отделенные от понятия стратегии, могут исполнять роль мирового порядка. К тому же Европа сама еще не приобрела признаков государственности, уязвимая своею слабостью власти внутри и дисбалансом сил снаружи.
В то же время часть государств Ближнего Востока распались на сектантские и этнические образования конфликтующие друг с другом; религиозные боевики и государства, поддерживающие их, нарушают суверенные границы как хотят и когда хотят, что приводит к появлению на карте мира несостоятельных государств, не контролирующих свою собственную территорию.
Проблемы в Азии — полная противоположность проблемам Европы: здесь наблюдается преобладание принципов равновесия сил, не связанных с согласованным понятием законности, что стимулирует появление разногласий на грани конфронтации.
Столкновение между мировой экономикой и политическими институтами, которые как будто бы управляют ею, также ослабляет чувство общей цели, необходимое для мирового порядка. Экономическая система стала глобальной, в то время как политическая структура мира остается основанной на этническом государстве. Экономическая глобализация, по сути, отрицает национальные границы. А внешняя политика подтверждает их, даже когда она стремится урегулировать конфликт между национальными целями и идеалами мирового порядка.
Этот фактор обеспечил десятилетия устойчивого экономического роста, периодически прерывавшегося финансовыми кризисами, по-видимому, возрастающей интенсивности: в Латинской Америке — в 1980-х; в Азии — в 1997-м; в России — в 1998-м; в США — в 2001-м и вновь начавшийся — в 2007-м; в Европе — после 2010-го. У победителей есть некоторая неудовлетворенность системой. Но проигравшие — те кого буквально «всунули» в непродуманные структурные реформы, как например страны южной части Евросоюза, они пытаются защитить себя с помощью решений, которые отрицают, или, по меньшей мере затрудняют, функционирование глобальной экономической системы.
Международный порядок таким образом стоит перед парадоксом: его процветание зависит от успеха глобализации, но процесс глобализации порождает политическую реакцию, которая зачастую работает против ее устремлений.
Третья слабость нынешнего миропорядка, в том виде в котором он существует сегодня, — это отсутствие эффективного механизма для консультаций и возможного сотрудничества великих держав по самым актуальным проблемам современности. Такая критика может показаться странной в свете существования огромного количества многосторонних форумов, безусловно, много большего чем когда-либо раньше в истории. И тем не менее, природа и частота этих встреч работают в направлении против разработки долгосрочной стратегии. Эти встречи редко заходят дальше обсуждения, в лучшем случае, ожидаемых тактических проблем, а — в худшем, новой формы проведения совещаний на высшем уровне как "социально медийного" события. Чтобы быть дееспособной, современная структура международных норм и правил, не может быть просто подтверждена совместными заявлениями; она должна быть рождена как общее убеждение.
Наказанием за ошибку будет не столько масштабная война между государствами (хотя в некоторых регионах и это возможно), сколько эволюция в развитие сфер влияния, отождествляемые с особыми внутренними структурами и формами управления. На своих границах, каждая такая сфера испытывала бы искушение проверить свою силу против других, считающимися нелигитимными, субъектов. Борьба между регионами может быть еще более изнурительной, чем была бы борьба между странами.
Современные искания [формы] мирового порядка потребуют проведения последовательной стратегии: установления представления о порядке в различных регионах, а затем — соединение этих региональных порядков друг другом. При этом, эти две цели не обязательно согласуются между собой: триумф радикального движения мог бы принести порядок в один регион, и, в тоже время, подготовить почву для потрясений в других. Военное доминирование в регионе какой-то одной страны, даже если оно приведет к установлению порядка, может ввергнуть в кризис остальную часть мира.
Мировой порядок [состоящий из] государств, исповедующих [как высшую ценность] достоинство человека и коллегиальное управление, и сотрудничающих на международном уровне в соответствии с согласованными правилами, может быть нашей надеждой и должен стать нашей вдохновляющей идеей. Но продвижение к нему должно будет пройти через серию промежуточных этапов.
Чтобы играть ответственную роль в развитии мироустройства 21-го века, США должны быть готовы ответить для себя на многие вопросы: Что мы будем предотвращать, независимо от того каким образом это происходит, и, если необходимо, в одиночку? Чего мы будем стремиться достичь, даже не имея поддержки со стороны каких-либо многосторонних сил? Чего мы будем стремиться достичь, или предотвратить, если будем поддержаны союзниками? Во что мы не должны дать себя вовлечь, даже если нас будут призывать к этому союзники или другая многосторонняя группа? Какова природа ценностей, которые мы стремимся продвигать? И насколько применимость этих ценностей зависит от обстоятельств?
От Соединённых Штатов это потребует принятия решений по двум, на первый взгляд, противоположным направлениям. Прославление универсальных принципов должно быть соединено с признанием реальности истории, культуры и представлений о безопасности народов других регионов планеты. Как раз когда анализируются уроки трудных десятилетий, исключительность Америки должна получить своё безоговорочное подтверждение. История не предлагает отсрочки странам, которые откладывают свою самоидентификацию в пользу, казалось бы, менее трудного курса. Но при этом она также не гарантирует успех даже для самых возвышенных убеждений в отсутствие целостной геополитической стратегии.
