Impcoms: С удовольствием публикую рассмотрение той идеи, к приверженности которой относит себя и ваш покорный слуга. ■
В наше время в России бесспорно происходит глобальное возрождение интереса к сфере политических идей и идеологий. Однако специфика коммунистического эксклюзивизма предшествующих десятилетий сделала современную политическую картину нашего общества чрезвычайно запутанной и противоречивой. Беспристрастный анализ политических идеологий сегодня является насущной необходимостью. Мы надеемся, что рано или поздно термины “правые” и “левые” приобретут у нас их нормальный смысл, свободный от эмоций и демагогических фигур политической пропаганды.
В данной же работе мы хотим осветить в самых общих чертах историю особой идеологии, которую нельзя причислить ни к разряду правых, ни к разряду левых. Причем такая особенность — не только следствие относительности самих концепций “правые” и “левые”, но она определяет саму сущность этой идеологии. Наиболее распространенными названиями этой идеологии являются такие определения как “Третий Путь”, “Консервативная Революция”, “Третья Позиция” и т.д.
Как и все остальные сугубо современные политические идеологии концепция Консервативной Революции стала складывать после Французской Революции, как один из возможных ответов на нее, как особая реакция. Именно Французская Революция была и остается пробным камнем и мерилом идеологической позиции тех или иных политических деятелей вплоть до сегодняшнего дня.
Левые — от умеренных, до крайних — либо продолжают, либо радикализируют, доводят до предела те тезисы, которые впервые проявились в исторической и социальной действительности в Европе конца 18-го века вместе с этой Революцией. Правые — тоже от умеренных, до крайних — либо пассивно противятся тенденциям левых, либо настаивают на защите и сохранении тех ценностей, которые Французская Революция стремилась ниспровергнуть любым способом.
Предтечи же Третьего Пути сделали из этой Революции свой собственный вывод. В отличии от обычных правых “консервативные революционеры” не отрицали глубинного кризиса в политическом и социальном пути Европы, не утверждали безусловной ценности дореволюционного порядка. Они вопреки правым полагали, что кризис этот не просто продукт внешнего, постороннего воздействия (шедшего от анти-христианских, анти-монархических и анти-европейских сил, собирательно квалифицируемых как “масонство” или “пара-масонство”). Этот аспект Третьего Пути сближает эту идеологию с левыми, также настаивающими на неадекватности, сущностной неудовлетворительности и порочности до-революционной централистски-монархической модели.
Кроме того, там где левые (в частности, крайне левые) выступают против конформизма Третьего Сословия, против “буржуазного строя”, против капиталистического централизма, там “консервативные революционеры” еще ближе к ним, еще солидарнее с их нонконформистской критикой в социальной, культурной и экономической сфере. Но схожесть с левыми в оценке кризисного положения дел в до-революционном порядке, не предполагает ни коим образом единодушия в определении положительной ориентации, призванный этот кризис преодолеть. Напротив, если левые стремятся радикализировать тезисы Свободы, Равенства и Братства, перенеся их на самые широкие и самые нижние одновременно социополитические реальности, то “консервативные революционеры” настаивают на прямо противоположном подходе и, напротив, стремятся вернуться к такому порядку, который предшествовал не только Революции, но и возникновению причин, к ней приведших. В этом смысле, сторонники Третьего Пути являются намного более правыми, чем сами правые.
Но все же “консервативных революционеров” нельзя отождествить и с “крайне-правыми”, так как все разрастающаяся бездна между кризисным послереволюционным и кризисным дореволюционным миром с одной стороны и идеальным некризисным, предкризисным миром Традиции с другой стороны, делает совершенно неизбежным не “консерватизм”, не сохранение (даже самое отчаянное) прежнего, но именно Революцию, тотальную, всеобновляющую, радикальную, но ориентированную, однако, в направлении, прямо противоположном Революции левых.
Именно таким был парадоксальный вывод Третьего Пути из уроков европейской истории XVIII-го века. Эти темы начинают проглядывать уже у самих радикальных консерваторов, беспощадных критиков Французской Революции, таких как Жозеф де Мэстр, Луи Бональд и Доносо Кортес. Показательно, что все они, прежде чем прийти к тотальному отрицанию левых идей, прошли через периоды увлечения ими, и это свидетельствует о том, что они прочувствовали глубину социально-политического кризиса изнутри, осознали весь его объем. И не случайно уже эти классики консерватизма призывали к фундаментальному пересмотру правых ценностей в смысле их предельной и почти революционной радикализации.
Более ясно концепция Третьего Пути формируется у русских славянофилов. Сам термин “Революционный Консерватизм” впервые употребил Ю.Самарин в 1875 году. Такое определение охотно использовал и Ф.Достоевский для характеристики своих собственных взглядов. В принципе почти все русские славянофилы, вплоть до Леонтьева и Данилевского, прекрасно вписываются в рамки Третьего Пути, так как все они почти в равной степени противостояли как левым западникам, так и постпетровским правым, за что, кстати, и подвергались гонениям со стороны тогдашней Системы.
Для русских “консервативных революционеров” барьером, отделяющим их собственный идеал от кризисного и недостаточного (хотя и правого, консервативного) режима, были Петровские реформы. Но надо все же заметить, что анти-петровские тенденции русских славянофилов интеллектуально смогли оформиться только после Французской Революции, а не раньше. Надо признать, что до этого Третьего Пути в России не было, и реакция против петровских времен в 18-ом веке законченного интеллектуального и идеологического выражения не нашла.
Любопытно заметить, что почти всегда тематика Консервативной Революции определенным образом связана с Россией, которая неизменно остается неким вдохновляющим символом для сторонников Третьего Пути, неким геополитическим и историческим ориентиром.
Характерно, что важнейшая книга самого Жозефа де Мэстра называется “Вечера в Санкт-Петербурге”. На чисто теоретическом уровне можно сказать, что концепция “Третьего Пути” почти всегда так или иначе коррелирована с концепцией “Русского Пути”. Все исследователи этой темы без исключения отмечают обязательную руссофилию “консервативных революционеров”, хотя почти никто не дал этому исчерпывающего объяснения. Здесь важно подчеркнуть, что особую роль в этом имеет гео-политическая особенность России и ее историческая судьба, так как наиболее распространенный гео-политический тезис “Третьего Пути” может быть сформулирован как “ни Восток, ни Запад”, что равнозначно отказу как от “просвещенной”, “атлантической”, “секуляристской” тенденции, так и от социальных архаизмов.
Яркие предтечи Третьего Пути были, само собой разумеется, и в Германии, так как сам национальный архетип немецкой души и гео-политическая позиция немцев делают их, подобно русским, наиболее предрасположенными для подобной идеологии. Начиная с Фихте, Гердера, Арндта, Яна, романтиков и кончая гениальным синтезом Ницше — Германия разработала обширную базу Третьего Пути, подготовила и вычленила основные принципы Консервативной Революции.
Можно сказать, что немецкий Третий Путь развивался параллельно русскому, и между обоими течениями в XIX-ом веке существовала тесная духовная и интеллектуальная взаимосвязь, не зависящая от конкретики чисто политических и дипломатических условностей. Германский фактор в Консервативной Революции крайне важен и по чисто гео-политическим соображениям, так как немцы по сравнению с остальными европейскими народами имеют больше оснований для разотождествления с сугубо западным, “атлантическим” путем развития, который собственно и привел Европу к Французской Революции и к Революции вообще. В этой перспективе конфликт центрально-континентальной Германии с “атлантическими” Францией и Англией с одной стороны, а с другой стороны, безусловная “не-восточность” европейских немцев, делали “почвенный германизм” логическим синонимом Третьего Пути в сугубо европейском, западном гео-политическом пространстве.
Полноценное развитие Консервативная Революция получила в XX-ом веке, когда идеи Третьего Пути из сферы философско-публицистической стали переходить на уровень социальных движений, политических партий, экономических трансформаций и восстания масс. Здесь интеллектуальная сторона прочно сопрягается с социальными движениями, гражданскими войнами, революциями, и идеологическая и гео-политическая борьба приобретает тотальный характер. Стремительные и подчас очень сложные социальные процессы захватывают целые народы и континенты, и вихрь истории сильно путает идеологическую определенность и относительную стройность, характерную для более спокойного и понятного XIX-го века.
Для исследователей идеологий XX-ый век представляет собой крайне непростую загадку, где во мгновение ока правое становится левым, а левое правым, где гео-политические тенденции постоянно меняют свой характер, где противоположности подчас парадоксальным образом совпадают, но только для того, чтобы породить новые и еще более радикальные протовоположности. И однако мы не думаем, что идеологический хаос нашего столетия является совершенно недоступным пониманию. Более того, за всеми событиями и трансформациями проступает определенная логика, постичь которую трудно, но все же возможно.
Наиболее действенным инструментом для такого понимания является выделение в качестве идеологических архетипов не двух полюсов — правые и левые, но трех — правые, левые и Третий Путь. Причем Третий Путь отнюдь не является простым эклектическим смешением элементов правой и левой идеологий, как это часто представляют современные политологи. Это — совершенно самостоятельное мировоззрение, Weltanschauung, которое также глубоко коренится в социальных, экономических, писхологических и даже психиатрических глубинах человеческого общества, как и правые и левые идеи. Консервативная Революция, подчеркнем еще раз, не является также и синтезом двух других идеологических тенденций, не является Центром, который всегда относителен и складывается из наложения или равновесного сочетания конкретных правых и конкретных левых сил, действующих в рамках определенного социума. Но это в то же время и не маргинальный нигилизм периферийных меньшинств, заряженных негативизмом и анархизмом. Третий Путь может быть и разрушительным и конструктивным, и парламентским и тоталитарным, и элитарным и массовым, короче точно таким же как и все варианты правой и левой идеи.
Можно сказать, что в нашем столетии Третий Путь и сопряженная с ним концептуальная сторона становится важнейшим социально-политическим фактором, во многом определяющим для политической картины цивилизации.
Явные элементы Третьего Пути мы встречаем в русских революциях, где народники, а потом правые эсэры, на практике реализуют его экстремистский вариант.
В самом русском большевизме, как это ни парадоксально, легко можно обнаружить многие отнюдь не левые мотивы, также имеющие прямое отношение к “консервативной революции” (в частности, все то, что принято называть русским “национал-большивизмом” от сменовеховцев до сегодняшних нео-сталинистов)
Итальянский фашизм в его ранние периоды, а также во время существования Итальянской Социальной Республики на севере Италии (Республика Сало), почти целиком основывался на принципах Консервативной Революции.
Но наиболее полным и тотальным воплощением (хотя надо признать, что и не самым ортодоксальным) Третьего Пути был германский национал-социализм. В принципе, само слово сочетание “национал-социализм” имеет явно “консервативно-революционный” характер, так как подобное объединение правой концепции национализма с левой концепцией социализма в понимании идеологов этой партии и было призвано подчеркнуть то, что речь идет именно о Третьем, ни правом и ни левом, Пути.
Но вместе с тем Третий Путь проявился и в других глобальных гео-политических явлениях, таких как различные формы “исламского социализма” в арабских странах, в Исламской Революции в Иране и в определенных аспектах государства Израиль, где также преобладает органическое сочетание архаических, правых ценностей с революционными левыми методами и социально-экономическими формациями.
Строго говоря, Третий Путь нельзя отождествить ни с фашизмом, ни с национал-коммунизмом, ни с национал-социализмом, ни с израильской моделью, ни с исламским социализмом. Все эти политические реальности суть вариации единого идеологического прообраза, единой прото-идеологии, которая стоит за всеми ними и проявляется в той или иной конкретной форме в зависимости от расовой, религиозной, исторической, национальной, географической или культурной специфики. На внешнем уровне различные модели Третьего Пути могут приходить с друг другом в серьезный конфликт и на словах опровергать тезисы своих сиюминутных противников, но этот ничего не меняет в их идеологической близости, в их происхождении из единого архетипического корня.
Ниже мы перечислим некоторые культурные и политические движения, которые полнее всего соответствуют определению “Консервативная Революция” и которые часто оставались в тени иных, глобальных социальных реальностей, будучи, тем не менее, намного более полноценными и последовательными с концептульной точки зрения. В начале мы разберем европейские типы Третьего Пути до 1945-го года, потом те, которые сложились после 1945-го, так как эта дата является переломной в судьбе европейской (мы подчеркиваем это) Консервативной Революции, когда период тотального и открытого существования этой идеологии сменился “эпохой катакомб”.
Важно при этом заметить, что в Третьем Мире, напротив, парадигма Третьего Пути стала реализоваться на политическом и социальном уровне сразу же после 1945-го. Тогда же произошла и окончательная победа еврейской Консервативной Революции (самым ярким и последовательным теоретиком и практиком которой был Жаботинский).
Ранний фашизм развивался здесь в полном согласии с основной логикой Третьего Пути. Либеральному, демократическому, чисто капиталистическому режиму, находящемуся в полусговоре с бессильной и недееспособной монархической властью, а также марксистским и анархистским тенденциям, итальянские фашисты противопоставляли на уровне идеологии ценности Римской Традиции, сильное централизованное государство, национализм, вождизм, героический романтизм, воспевавший любовь к подвигу ради него самого, вкус смерти в бою, строгость иерархии и т.д. — Эти принципы были намного более правыми, нежели скромные тезисы тогдашних крайне правых консерваторов, в большинстве своем бывших монархистами по убеждению, но не имевших при этом ничего против либерализма, капитализма и конституционной демократии.
С другой стороны, в экономике фашизм предполагал радикально анти-капиталистический подход, реализовавшийся, в конце концов, в форме знаменитого корпоративизма, установившего коллективную, артельную собственность на средства производства и участие работающих в доходах предприятия. Идеи социальной справедливости и апелляция к низшим слоям населения, которым гарантировалась работа, пособие, защита экономических прав — все это было довольно левым в фашистском идеологическом комплексе. Левой была в большинстве своем и культурная тенденция раннего фашизма, связанная с авангардным искусством, футуризмом, модернизмом и т.д. К представителям Третьего Пути в экономике следует отнести и учителей Муссолини — знаменитых экономистов Парето и Моска, разработавших принцип “качественной справедливости”, т.е. иерархического устройства экономической модели общества, с учетом не количества, но качества выполняемых работ (что одинаково чуждо как рыночной, так и марксистской экономике). В культуре Италии Третий Путь наиболее полно воплотился в творчестве Пиранделло, Папини, Маринетти, д’Аннунцио, Малапарте и т.д.
Итальянский фашизм особо акцентировал этатистский, государственный характер движения, и именно этот аспект менее всего соответствовал собственно консервативно-революционной идее. Дело в том, что централистское государство, и вообще современное государство как таковое, чья история начинается с Французского Королевства Филиппа Прекрасного и через протестантскую Англию доходит до своего заключительного воплощения в якобинской модели, последовательные идеологи Третьего Пути всегда рассматривали как основную причину кризиса подлинно Традиционного Порядка. Поэтому централистское государство — неважно, монархическое или буржуазное — рассматривалось ими как нечто сугубо негативное.
Подлинные консервативные революционеры ратовали за сверхнациональную и полицентрическую Империю, сцементированную не ригидной административной бюрократией, но единством духовной Традиции, (в случае западного Средневековья — единством католической христианской эйкумены). Ницше ненавидел саму идею современного государства, а русские славянофилы проклинали Петра, разрушившего духовную аристократическую боярско-народную, соборную Русь и создавшего на ее месте бюрократического, не органичного, искусственного гиганта по модели европейских централистских держав.
Именно этатизм и был причиной отклонения фашистской Италии в ее средний период — от конца 20-ых до Республики Сало — от парадигмы Третьего Пути. Это означало резкое “поправение” режима, бюрократизацию административного устройства, появление элементов тоталитаризма, всегда сопряженного с неорганичным обществом, гонение на авангардизм, альянс с монархизмом и дворянством и т.д. И только после того, как король откровенно предал Муссолини, шок от измены заставил Дуче вернуться к изначальным принципам движения, и с 1943 по 1945 на севере Италии снова на короткий промежуток времени установился т.н. “левый фашизм”, анти-капиталистический и “социалистический”, отвечающий всем (по меньшей мере экономическим) условиям Третьего Пути.
В Испании Третий Путь в полной мере был представлен движением фалангистов и особенно его знаменитым вождем Хосе Антонио Прима де Ривера. В соответствии с универсальной логикой Консервативной Революции испанские фалангисты сочетали предельный традиционализм и даже архаизм с теориями экономической и социальной справедливости. С одной стороны, фалангисты брали своим основополагающим символом Стрелы и Ярмо, что в Испанском гербе обозначает Католических Королей —Reyes Catolicos — Изабеллу и Фернандо (по-испански “стрела” — “Flecha” — начинается с “f” и указывает на Фернандо, а слово “ярмо” — “Yugo”— на Изабеллу, так как начинается с “y”), а с другой они обращались к простым людям, обещая им социальную и экономическую реформу в самом “социалистическом” духе. Естественно, что именно фалангисты были среди всех антиреспубликанских сил наиболее близки итальянским фашистам и германским национал-социалистам.
Показательно, что в темной истории с отказом генерала Франко обменять взятого в плен республиканцами Хосе Антонио на других пленных, многие фалангисты усматривали откровенное предательство правыми истинных представителей Консервативной Революции.
И действительно режим Франко во многих своих аспектах расходился с фалангистскими концепциями, и само фалангистское движение после гибели Хосе Антонио приобрело чисто декоративный характер. Генерал Франко за всю историю его правления не раз подтверждал свою правую (а отнюдь не консервативно-революционную) ориентацию и в экономике, не идя на “социалистические” реформы, и в культуре, фактически принудив иммигрировать консервативно-революционного философа Ортегу-и-Гасета, и в геополитике, не позволив войскам Оси выйти на Гибралтар, чтобы контролировать ситуацию в Средиземном море. Только по этой причине разгром Третьего Пути в Европе в 1945 году миновал Испанию Франко, справедливо отнесенную союзниками к крайне-правому (но не консервативно-революционному) режиму, не подлежащему по этой причине “денацификации”.
Среди культурных представителей Третьего Пути в Испании можно назвать также Мигеля де Унамуно, Пио Бароха, Рамиро Ледесма, Григорио Мораньона и т.д.
Румыния дала Третьему Пути очень много, даже не пропорционально гео-политической значимости этой небольшой страны. Мы имеем в виду знаменитую Железную Гвардию, которую возглавлял быть может самый яркий и почитаемый сторонниками Консервативной Революции легендарный капитан Корнелиу Зеля Кодряну. Железная Гвардия Кодряну была ближе всего к чистейшему архетипу Третьего Пути. Сам капитан Кордряну говорил, что он видит в европейском национал-революционном движении три аспекта — итальянский фашизм и его этатизм, государственность, соответствует телу, германский национал-социализм, с его апелляцией к нации, — душе, и румынский гвардизм с его мистическим православием — духу, качественному, высшему уровню всей идеологии.
Действительно, в Железной Гвардии как ни в одном другом подобном европейском движении, гармонично сочеталась архаическая народность, искренняя вера в то, что Гвардия Архангела Михаила (другое название Железной Гвардии) является провиденциальным эсхатологическим явлением, почти теофанией, высочайший интеллектуализм Нае Ионеску и Мирчи Элиаде, харизматическое почитание кристально чистого вождя, благородная социальная доктрина, требующая предельной экономической справедливости и т.д. Кроме того, движение Кодряну было подчеркнуто православным, христианским и гвардистский фольклор изобилует религиозными сюжетами и мистико-политическими гимнами.
Румынский гвардизм подобно испанскому фалангизму был также отодвинут на периферию политико-социальной жизни после гибели самого Кодряну. И даже более того, правое, хотя и про-Гитлеровское, правительство Антонеску не только не сделало гвардизм центральной политической и идеологической силой, но и в этот период гвардисты подвергались таким же преследованиям (в том числе и уголовным) как и при левом, демократическом предшествующем режиме. Это еще раз подчеркивает совершенную особость идеологии Третьего Пути и ее глубочайшее отличие не только от всего левого, но и от всего правого.
Законными продолжателями славянофилов XIX-го века были в XX-ом веке русские мыслители евразийской ориентации. Если для их предшественников основными историческими кризисными моментами были петровские реформы и Французская Революция, то для евразийцев главной темой стала Октябрьская революция в России. Точно так же как и все представители Третьего Пути в самые разные эпохи евразийцы противостояли левым, то есть тем, кто совершили большевицкую революцию и продолжали это дело в советской России (все евразийцы были “белыми”), но одновременно, и правым, поскольку в отличие от правых они не считали большевизм чисто внешним фактором, а дореволюционный режим отнюдь не рассматривали как нечто совершенное.
Иными словами, причины Октября евразийцы видели в самой дореволюционной России, в ее структуре, в специфике ее социально-политического и религиозного устройства. Самой главной причиной кризиса они считали западничество и сопровождавшие его феномены — абсолютизацию царской власти, возникновение не-аристократического нового дворянства, некоей псевдо-аристократии, формирование интеллигенции как химерического и беспочвенного слоя, секуляризацию государства и утрату тотального Православия и т.д. Предельная деградация петровской России в сторону грубого и неорганичного капитализма в XIX-ом веке и привела, согласно евразийцам, к большевизму, в котором выразился стихийный протест народа. Однако эта тенденция была узурпирована левыми, и поэтому правое неорганичное общество превратилось в левое еще менее органичное и несравнимо более страшное.
Евразийцев называли иногда “славянофильскими футуристами”, поскольку они сочетали традиционализм и даже архаизм со стремлением к удовлетворению народной потребности в социальной справедливости, к не-капиталистическому и даже возможно социалистическому пути развития. Находясь в иммиграции евразийцы были лишены возможности активно участвовать в политической жизни России, и поэтому русский Третий Путь фактически раскололся на национал-большевиков, увидевших в сталинизме определенный поворот к народно-имперской стихии, и на национал-социалистов, солидиризовавшихся с немцами в надежде осуществить на русских землях после предполагаемого поражения советской России в войне вариант русского национал-социализма. Некоторые евразийцы, такие как Трубецкой и Флоровский, оставили в конце концов политику и геополитику и углубились в исследование Третьего Пути исключительно в богословской сфере.
В Германии начала века Третий Путь дал необычайно широкий спектр различных теорий и концепций. Именно там особую популярность получило само это выражение “Консервативная Революция”, введенное впервые Томасом Манном и ставшее особенно популярным после знаменитой речи Гуго фон Гоффманшталя “Литература, как духовное пространство нации”, в которой он сформулировал принципы Третьего Пути для Германии
В соответствии с логикой этой идеологии немецкие консервативные революционеры ставили своей задачей преодоление “вельгельмизма”, т.е. чисто правого номинально монархического режима с одной стороны, и надвигающейся хаотической демократии с другой. Сильна была также реакция и против большевистских путчей и баварской республики Курта Айзнера.
Среди германских вариантов этой идеологии можно выделить особо младоконсерваторов, Jungkonservativen. Наиболее известными из них были Артур Мюллер ван ден Брук, Освальд Шпенглер, Карл Шмитт, Отмар Шпанн, Вильгельм Штаппель и отчасти Вернер Зомбарт.
Именно Мюллер ван ден Брук впервые сформулировал концепцию “Третьего Рейха” в книге с точно таким названием. Он имел в виду целый комплекс консервативно-революционных концепций, связанных с основополагающей логикой Третьего Пути как такового, но одновременно применяющих эту логику к конкретной немецкой ситуации. В частности, он настаивал на создании “Третьей партии”, которая положила бы конец национальному политическому разделению немцев, призывал к преодолению династического противопоставления Габсбургов и Гогенцоллернов, настаивал на недостаточности и правой и левой идеи применительно к Германии.
Любопытно, что он дает также теологическую интерпретацию концепции “Третьего Рейха”, связывая ее с учением ранне-христианской секты монтанитов и средневековыми идеями Иахима де Флоры, в которых вся история делится на три части — на эпоху Отца, Сына и Святого Духа. “Третий Райх” , т.е. “Третье Царство” по мысли Мюллера ван ден Брука должно стать Царством Святого Духа. Здесь интересно было бы указать на связь этой концепцией с православной доктриной старца Филофея о Москве как о Третьем (и последнем) Риме, которая, кстати, была особенно близка Леонтьеву, а позднее русским евразийцам.
Вообще говоря, Мюллер ван ден Брук как и большинство ортодоксальных консервативных революционеров был ярым руссофилом и одним из лучших переводчиков книг Ф.Достоевского на немецкий язык. Даже в сталинской России он видел определенные позитивные черты, а европейский Запад внушал ему подлинный ужас. В целом же младоконсерваторы были элитарными интеллектуалами и прямого воздействия на политическую ситуацию не оказывали. Надо подчеркнуть, что как и многие другие представители ортодоксального Третьего Пути они были одновременно и предтечами и жертвами национал-социализма, который далеко не во всем принял и реализовал их идеи. И однако прямой преемственности здесь отрицать невозможно, хотя и их прямое отождествление неприемлемо.
Более радикальными и революционными были так называемые национал-революционеры — Эрнст Юнгер, Франц Шаубеккер, фон Заломон и т.д. Заметим по ходу дела, что у Эрнста Юнгера в его знаменитой книге “Der Arbeiter” (“Труженик”) проведена классическая для Третьей Позиции грань между “Пролетарием” и “Тружеником”. Коммунистический традиционно марксистский “Пролетарий” — это низший количественный элемент системы капиталистического производства, чудовище, порожденное ядовитым, анти-экологическим городом, лишенное нации, традиции, религии, укорененности, расовой принадлежности. Именно такое “количественное” чудовище и предельную форму вырожденца и хотели бы поставить (и ставили где могли) у власти ортодоксальные коммунисты. Юнгер этой символической фигуре противопоставлял национал-революционного “Труженика”, “качественного” созидателя ценностей, сознающего свою национальную и расовую принадлежность, укорененного в традиции, неразрывно связанного с религией и культом. Этот “Труженик” также подвергается эксплуатации в капиталистическом обществе как и “Пролетарий”, но разница между ними состоит в том, что “Пролетарий” порожден капитализмом и вне капитализма он просто не имеет смысла, тогда как “Труженик” лишь порабощен капитализмом, и освободившись от него, он как носитель качества, почвенности и традиции легко воссоздаст органичный, созидательный и справедливый строй. Показательно, что национал-социализм не очень благоволивший к самому Юнгеру, полностью воспринял и реализовал на практике его теорию анти-пролетарских “Тружеников”, причем с полным успехом на социально-экономическом уровне.
Особым течением этого же направления были различные вариации “фелькиш”, которых можно назвать “немецкими народниками”. Они могли быть как подчеркнуто аристократическими (Макс Либерманн фон Зоннненберг), так и анархически простонародными. Среди “фелькиш” широкое распространение получили темы “мистического расизма”, особенно четко проявившиеся среди ариософского движения австрийских немцев Гвидо фон Листа и Йорга Ланца фон Либенфельса.
В отличие от предыдущих групп, движение “фелькиш” было свободно от культурных предрассудков, свойственных городской образованной немецкой интеллигенции, и отражало наиболее архаические пласты немецкой души с одной стороны, и наиболее экстравагантные и радикальные поиски древней германской традиции, вплоть до попыток реставрации древних языческих ритуалов, с другой стороны.
Несмотря на то, что Гитлер достаточно критически относился и к самому термину “фелькиш” и к совокупности идей, называемых этим словом, тенденции “фелькиш” во многом определили атмосферу в Третьем Рейхе, не только психологически (воспевание всего германского, прославление крестьянства, знаменитая доктрина Вальтера Дарре “Кровь и Почва” и т.д.), но и интеллектуально (что особенно проявилось в мистических исследованиях, которыми занимались многие национал-социалистические институты и в расистских доктринах). Именно к “фелькиш” восходит свойственный Германии Гитлера вкус и любовь к архаизму.
Отдельно стоят так называемые “бюндиш”, различные молодежные союзы консервативно-революционного направления. Среди них более всего известны “Вандерфогель”, “Перелетные Птицы”, моложеное анархическое, в тоже время почвенное и националистическое движение, возникшее в самом начале века. Это быть может первый пример экологической тенденции, так как юноши и девушки из “Вандерфогель” стремились уйти на природу, к простой, деревенской, народной и национальной жизни, прочь от противоестественных, космополитических отравленных городов, с их фальшью, смешением, капитализмом, ростовщичеством и т.д.
Остатки “Вандерфогель” уже при Гитлере были реформированы в “Гитлерюгенд” с определенным смещением акцентов и с резким сокращением анархических элементов. На тех, кто не захотел реформироваться было оказано определенное давление. В конце концов национал-социалисты совсем запретили “Вандерфогель”.
В наше время в России бесспорно происходит глобальное возрождение интереса к сфере политических идей и идеологий. Однако специфика коммунистического эксклюзивизма предшествующих десятилетий сделала современную политическую картину нашего общества чрезвычайно запутанной и противоречивой. Беспристрастный анализ политических идеологий сегодня является насущной необходимостью. Мы надеемся, что рано или поздно термины “правые” и “левые” приобретут у нас их нормальный смысл, свободный от эмоций и демагогических фигур политической пропаганды.
В данной же работе мы хотим осветить в самых общих чертах историю особой идеологии, которую нельзя причислить ни к разряду правых, ни к разряду левых. Причем такая особенность — не только следствие относительности самих концепций “правые” и “левые”, но она определяет саму сущность этой идеологии. Наиболее распространенными названиями этой идеологии являются такие определения как “Третий Путь”, “Консервативная Революция”, “Третья Позиция” и т.д.
Предыстория Третьей Позиции
Как и все остальные сугубо современные политические идеологии концепция Консервативной Революции стала складывать после Французской Революции, как один из возможных ответов на нее, как особая реакция. Именно Французская Революция была и остается пробным камнем и мерилом идеологической позиции тех или иных политических деятелей вплоть до сегодняшнего дня.
Левые — от умеренных, до крайних — либо продолжают, либо радикализируют, доводят до предела те тезисы, которые впервые проявились в исторической и социальной действительности в Европе конца 18-го века вместе с этой Революцией. Правые — тоже от умеренных, до крайних — либо пассивно противятся тенденциям левых, либо настаивают на защите и сохранении тех ценностей, которые Французская Революция стремилась ниспровергнуть любым способом.
Предтечи же Третьего Пути сделали из этой Революции свой собственный вывод. В отличии от обычных правых “консервативные революционеры” не отрицали глубинного кризиса в политическом и социальном пути Европы, не утверждали безусловной ценности дореволюционного порядка. Они вопреки правым полагали, что кризис этот не просто продукт внешнего, постороннего воздействия (шедшего от анти-христианских, анти-монархических и анти-европейских сил, собирательно квалифицируемых как “масонство” или “пара-масонство”). Этот аспект Третьего Пути сближает эту идеологию с левыми, также настаивающими на неадекватности, сущностной неудовлетворительности и порочности до-революционной централистски-монархической модели.
Кроме того, там где левые (в частности, крайне левые) выступают против конформизма Третьего Сословия, против “буржуазного строя”, против капиталистического централизма, там “консервативные революционеры” еще ближе к ним, еще солидарнее с их нонконформистской критикой в социальной, культурной и экономической сфере. Но схожесть с левыми в оценке кризисного положения дел в до-революционном порядке, не предполагает ни коим образом единодушия в определении положительной ориентации, призванный этот кризис преодолеть. Напротив, если левые стремятся радикализировать тезисы Свободы, Равенства и Братства, перенеся их на самые широкие и самые нижние одновременно социополитические реальности, то “консервативные революционеры” настаивают на прямо противоположном подходе и, напротив, стремятся вернуться к такому порядку, который предшествовал не только Революции, но и возникновению причин, к ней приведших. В этом смысле, сторонники Третьего Пути являются намного более правыми, чем сами правые.
Но все же “консервативных революционеров” нельзя отождествить и с “крайне-правыми”, так как все разрастающаяся бездна между кризисным послереволюционным и кризисным дореволюционным миром с одной стороны и идеальным некризисным, предкризисным миром Традиции с другой стороны, делает совершенно неизбежным не “консерватизм”, не сохранение (даже самое отчаянное) прежнего, но именно Революцию, тотальную, всеобновляющую, радикальную, но ориентированную, однако, в направлении, прямо противоположном Революции левых.
Именно таким был парадоксальный вывод Третьего Пути из уроков европейской истории XVIII-го века. Эти темы начинают проглядывать уже у самих радикальных консерваторов, беспощадных критиков Французской Революции, таких как Жозеф де Мэстр, Луи Бональд и Доносо Кортес. Показательно, что все они, прежде чем прийти к тотальному отрицанию левых идей, прошли через периоды увлечения ими, и это свидетельствует о том, что они прочувствовали глубину социально-политического кризиса изнутри, осознали весь его объем. И не случайно уже эти классики консерватизма призывали к фундаментальному пересмотру правых ценностей в смысле их предельной и почти революционной радикализации.
Более ясно концепция Третьего Пути формируется у русских славянофилов. Сам термин “Революционный Консерватизм” впервые употребил Ю.Самарин в 1875 году. Такое определение охотно использовал и Ф.Достоевский для характеристики своих собственных взглядов. В принципе почти все русские славянофилы, вплоть до Леонтьева и Данилевского, прекрасно вписываются в рамки Третьего Пути, так как все они почти в равной степени противостояли как левым западникам, так и постпетровским правым, за что, кстати, и подвергались гонениям со стороны тогдашней Системы.
Для русских “консервативных революционеров” барьером, отделяющим их собственный идеал от кризисного и недостаточного (хотя и правого, консервативного) режима, были Петровские реформы. Но надо все же заметить, что анти-петровские тенденции русских славянофилов интеллектуально смогли оформиться только после Французской Революции, а не раньше. Надо признать, что до этого Третьего Пути в России не было, и реакция против петровских времен в 18-ом веке законченного интеллектуального и идеологического выражения не нашла.
Любопытно заметить, что почти всегда тематика Консервативной Революции определенным образом связана с Россией, которая неизменно остается неким вдохновляющим символом для сторонников Третьего Пути, неким геополитическим и историческим ориентиром.
Характерно, что важнейшая книга самого Жозефа де Мэстра называется “Вечера в Санкт-Петербурге”. На чисто теоретическом уровне можно сказать, что концепция “Третьего Пути” почти всегда так или иначе коррелирована с концепцией “Русского Пути”. Все исследователи этой темы без исключения отмечают обязательную руссофилию “консервативных революционеров”, хотя почти никто не дал этому исчерпывающего объяснения. Здесь важно подчеркнуть, что особую роль в этом имеет гео-политическая особенность России и ее историческая судьба, так как наиболее распространенный гео-политический тезис “Третьего Пути” может быть сформулирован как “ни Восток, ни Запад”, что равнозначно отказу как от “просвещенной”, “атлантической”, “секуляристской” тенденции, так и от социальных архаизмов.
Яркие предтечи Третьего Пути были, само собой разумеется, и в Германии, так как сам национальный архетип немецкой души и гео-политическая позиция немцев делают их, подобно русским, наиболее предрасположенными для подобной идеологии. Начиная с Фихте, Гердера, Арндта, Яна, романтиков и кончая гениальным синтезом Ницше — Германия разработала обширную базу Третьего Пути, подготовила и вычленила основные принципы Консервативной Революции.
Можно сказать, что немецкий Третий Путь развивался параллельно русскому, и между обоими течениями в XIX-ом веке существовала тесная духовная и интеллектуальная взаимосвязь, не зависящая от конкретики чисто политических и дипломатических условностей. Германский фактор в Консервативной Революции крайне важен и по чисто гео-политическим соображениям, так как немцы по сравнению с остальными европейскими народами имеют больше оснований для разотождествления с сугубо западным, “атлантическим” путем развития, который собственно и привел Европу к Французской Революции и к Революции вообще. В этой перспективе конфликт центрально-континентальной Германии с “атлантическими” Францией и Англией с одной стороны, а с другой стороны, безусловная “не-восточность” европейских немцев, делали “почвенный германизм” логическим синонимом Третьего Пути в сугубо европейском, западном гео-политическом пространстве.
От теории к практике
Полноценное развитие Консервативная Революция получила в XX-ом веке, когда идеи Третьего Пути из сферы философско-публицистической стали переходить на уровень социальных движений, политических партий, экономических трансформаций и восстания масс. Здесь интеллектуальная сторона прочно сопрягается с социальными движениями, гражданскими войнами, революциями, и идеологическая и гео-политическая борьба приобретает тотальный характер. Стремительные и подчас очень сложные социальные процессы захватывают целые народы и континенты, и вихрь истории сильно путает идеологическую определенность и относительную стройность, характерную для более спокойного и понятного XIX-го века.
Для исследователей идеологий XX-ый век представляет собой крайне непростую загадку, где во мгновение ока правое становится левым, а левое правым, где гео-политические тенденции постоянно меняют свой характер, где противоположности подчас парадоксальным образом совпадают, но только для того, чтобы породить новые и еще более радикальные протовоположности. И однако мы не думаем, что идеологический хаос нашего столетия является совершенно недоступным пониманию. Более того, за всеми событиями и трансформациями проступает определенная логика, постичь которую трудно, но все же возможно.
Наиболее действенным инструментом для такого понимания является выделение в качестве идеологических архетипов не двух полюсов — правые и левые, но трех — правые, левые и Третий Путь. Причем Третий Путь отнюдь не является простым эклектическим смешением элементов правой и левой идеологий, как это часто представляют современные политологи. Это — совершенно самостоятельное мировоззрение, Weltanschauung, которое также глубоко коренится в социальных, экономических, писхологических и даже психиатрических глубинах человеческого общества, как и правые и левые идеи. Консервативная Революция, подчеркнем еще раз, не является также и синтезом двух других идеологических тенденций, не является Центром, который всегда относителен и складывается из наложения или равновесного сочетания конкретных правых и конкретных левых сил, действующих в рамках определенного социума. Но это в то же время и не маргинальный нигилизм периферийных меньшинств, заряженных негативизмом и анархизмом. Третий Путь может быть и разрушительным и конструктивным, и парламентским и тоталитарным, и элитарным и массовым, короче точно таким же как и все варианты правой и левой идеи.
Можно сказать, что в нашем столетии Третий Путь и сопряженная с ним концептуальная сторона становится важнейшим социально-политическим фактором, во многом определяющим для политической картины цивилизации.
Явные элементы Третьего Пути мы встречаем в русских революциях, где народники, а потом правые эсэры, на практике реализуют его экстремистский вариант.
В самом русском большевизме, как это ни парадоксально, легко можно обнаружить многие отнюдь не левые мотивы, также имеющие прямое отношение к “консервативной революции” (в частности, все то, что принято называть русским “национал-большивизмом” от сменовеховцев до сегодняшних нео-сталинистов)
Итальянский фашизм в его ранние периоды, а также во время существования Итальянской Социальной Республики на севере Италии (Республика Сало), почти целиком основывался на принципах Консервативной Революции.
Но наиболее полным и тотальным воплощением (хотя надо признать, что и не самым ортодоксальным) Третьего Пути был германский национал-социализм. В принципе, само слово сочетание “национал-социализм” имеет явно “консервативно-революционный” характер, так как подобное объединение правой концепции национализма с левой концепцией социализма в понимании идеологов этой партии и было призвано подчеркнуть то, что речь идет именно о Третьем, ни правом и ни левом, Пути.
Но вместе с тем Третий Путь проявился и в других глобальных гео-политических явлениях, таких как различные формы “исламского социализма” в арабских странах, в Исламской Революции в Иране и в определенных аспектах государства Израиль, где также преобладает органическое сочетание архаических, правых ценностей с революционными левыми методами и социально-экономическими формациями.
Строго говоря, Третий Путь нельзя отождествить ни с фашизмом, ни с национал-коммунизмом, ни с национал-социализмом, ни с израильской моделью, ни с исламским социализмом. Все эти политические реальности суть вариации единого идеологического прообраза, единой прото-идеологии, которая стоит за всеми ними и проявляется в той или иной конкретной форме в зависимости от расовой, религиозной, исторической, национальной, географической или культурной специфики. На внешнем уровне различные модели Третьего Пути могут приходить с друг другом в серьезный конфликт и на словах опровергать тезисы своих сиюминутных противников, но этот ничего не меняет в их идеологической близости, в их происхождении из единого архетипического корня.
Ниже мы перечислим некоторые культурные и политические движения, которые полнее всего соответствуют определению “Консервативная Революция” и которые часто оставались в тени иных, глобальных социальных реальностей, будучи, тем не менее, намного более полноценными и последовательными с концептульной точки зрения. В начале мы разберем европейские типы Третьего Пути до 1945-го года, потом те, которые сложились после 1945-го, так как эта дата является переломной в судьбе европейской (мы подчеркиваем это) Консервативной Революции, когда период тотального и открытого существования этой идеологии сменился “эпохой катакомб”.
Важно при этом заметить, что в Третьем Мире, напротив, парадигма Третьего Пути стала реализоваться на политическом и социальном уровне сразу же после 1945-го. Тогда же произошла и окончательная победа еврейской Консервативной Революции (самым ярким и последовательным теоретиком и практиком которой был Жаботинский).
Фаши Италии
Ранний фашизм развивался здесь в полном согласии с основной логикой Третьего Пути. Либеральному, демократическому, чисто капиталистическому режиму, находящемуся в полусговоре с бессильной и недееспособной монархической властью, а также марксистским и анархистским тенденциям, итальянские фашисты противопоставляли на уровне идеологии ценности Римской Традиции, сильное централизованное государство, национализм, вождизм, героический романтизм, воспевавший любовь к подвигу ради него самого, вкус смерти в бою, строгость иерархии и т.д. — Эти принципы были намного более правыми, нежели скромные тезисы тогдашних крайне правых консерваторов, в большинстве своем бывших монархистами по убеждению, но не имевших при этом ничего против либерализма, капитализма и конституционной демократии.
С другой стороны, в экономике фашизм предполагал радикально анти-капиталистический подход, реализовавшийся, в конце концов, в форме знаменитого корпоративизма, установившего коллективную, артельную собственность на средства производства и участие работающих в доходах предприятия. Идеи социальной справедливости и апелляция к низшим слоям населения, которым гарантировалась работа, пособие, защита экономических прав — все это было довольно левым в фашистском идеологическом комплексе. Левой была в большинстве своем и культурная тенденция раннего фашизма, связанная с авангардным искусством, футуризмом, модернизмом и т.д. К представителям Третьего Пути в экономике следует отнести и учителей Муссолини — знаменитых экономистов Парето и Моска, разработавших принцип “качественной справедливости”, т.е. иерархического устройства экономической модели общества, с учетом не количества, но качества выполняемых работ (что одинаково чуждо как рыночной, так и марксистской экономике). В культуре Италии Третий Путь наиболее полно воплотился в творчестве Пиранделло, Папини, Маринетти, д’Аннунцио, Малапарте и т.д.
Итальянский фашизм особо акцентировал этатистский, государственный характер движения, и именно этот аспект менее всего соответствовал собственно консервативно-революционной идее. Дело в том, что централистское государство, и вообще современное государство как таковое, чья история начинается с Французского Королевства Филиппа Прекрасного и через протестантскую Англию доходит до своего заключительного воплощения в якобинской модели, последовательные идеологи Третьего Пути всегда рассматривали как основную причину кризиса подлинно Традиционного Порядка. Поэтому централистское государство — неважно, монархическое или буржуазное — рассматривалось ими как нечто сугубо негативное.
Подлинные консервативные революционеры ратовали за сверхнациональную и полицентрическую Империю, сцементированную не ригидной административной бюрократией, но единством духовной Традиции, (в случае западного Средневековья — единством католической христианской эйкумены). Ницше ненавидел саму идею современного государства, а русские славянофилы проклинали Петра, разрушившего духовную аристократическую боярско-народную, соборную Русь и создавшего на ее месте бюрократического, не органичного, искусственного гиганта по модели европейских централистских держав.
Именно этатизм и был причиной отклонения фашистской Италии в ее средний период — от конца 20-ых до Республики Сало — от парадигмы Третьего Пути. Это означало резкое “поправение” режима, бюрократизацию административного устройства, появление элементов тоталитаризма, всегда сопряженного с неорганичным обществом, гонение на авангардизм, альянс с монархизмом и дворянством и т.д. И только после того, как король откровенно предал Муссолини, шок от измены заставил Дуче вернуться к изначальным принципам движения, и с 1943 по 1945 на севере Италии снова на короткий промежуток времени установился т.н. “левый фашизм”, анти-капиталистический и “социалистический”, отвечающий всем (по меньшей мере экономическим) условиям Третьего Пути.
Фалангисты Испании
В Испании Третий Путь в полной мере был представлен движением фалангистов и особенно его знаменитым вождем Хосе Антонио Прима де Ривера. В соответствии с универсальной логикой Консервативной Революции испанские фалангисты сочетали предельный традиционализм и даже архаизм с теориями экономической и социальной справедливости. С одной стороны, фалангисты брали своим основополагающим символом Стрелы и Ярмо, что в Испанском гербе обозначает Католических Королей —Reyes Catolicos — Изабеллу и Фернандо (по-испански “стрела” — “Flecha” — начинается с “f” и указывает на Фернандо, а слово “ярмо” — “Yugo”— на Изабеллу, так как начинается с “y”), а с другой они обращались к простым людям, обещая им социальную и экономическую реформу в самом “социалистическом” духе. Естественно, что именно фалангисты были среди всех антиреспубликанских сил наиболее близки итальянским фашистам и германским национал-социалистам.
Показательно, что в темной истории с отказом генерала Франко обменять взятого в плен республиканцами Хосе Антонио на других пленных, многие фалангисты усматривали откровенное предательство правыми истинных представителей Консервативной Революции.
И действительно режим Франко во многих своих аспектах расходился с фалангистскими концепциями, и само фалангистское движение после гибели Хосе Антонио приобрело чисто декоративный характер. Генерал Франко за всю историю его правления не раз подтверждал свою правую (а отнюдь не консервативно-революционную) ориентацию и в экономике, не идя на “социалистические” реформы, и в культуре, фактически принудив иммигрировать консервативно-революционного философа Ортегу-и-Гасета, и в геополитике, не позволив войскам Оси выйти на Гибралтар, чтобы контролировать ситуацию в Средиземном море. Только по этой причине разгром Третьего Пути в Европе в 1945 году миновал Испанию Франко, справедливо отнесенную союзниками к крайне-правому (но не консервативно-революционному) режиму, не подлежащему по этой причине “денацификации”.
Среди культурных представителей Третьего Пути в Испании можно назвать также Мигеля де Унамуно, Пио Бароха, Рамиро Ледесма, Григорио Мораньона и т.д.
Гвардисты Румынии
Румыния дала Третьему Пути очень много, даже не пропорционально гео-политической значимости этой небольшой страны. Мы имеем в виду знаменитую Железную Гвардию, которую возглавлял быть может самый яркий и почитаемый сторонниками Консервативной Революции легендарный капитан Корнелиу Зеля Кодряну. Железная Гвардия Кодряну была ближе всего к чистейшему архетипу Третьего Пути. Сам капитан Кордряну говорил, что он видит в европейском национал-революционном движении три аспекта — итальянский фашизм и его этатизм, государственность, соответствует телу, германский национал-социализм, с его апелляцией к нации, — душе, и румынский гвардизм с его мистическим православием — духу, качественному, высшему уровню всей идеологии.
Действительно, в Железной Гвардии как ни в одном другом подобном европейском движении, гармонично сочеталась архаическая народность, искренняя вера в то, что Гвардия Архангела Михаила (другое название Железной Гвардии) является провиденциальным эсхатологическим явлением, почти теофанией, высочайший интеллектуализм Нае Ионеску и Мирчи Элиаде, харизматическое почитание кристально чистого вождя, благородная социальная доктрина, требующая предельной экономической справедливости и т.д. Кроме того, движение Кодряну было подчеркнуто православным, христианским и гвардистский фольклор изобилует религиозными сюжетами и мистико-политическими гимнами.
Румынский гвардизм подобно испанскому фалангизму был также отодвинут на периферию политико-социальной жизни после гибели самого Кодряну. И даже более того, правое, хотя и про-Гитлеровское, правительство Антонеску не только не сделало гвардизм центральной политической и идеологической силой, но и в этот период гвардисты подвергались таким же преследованиям (в том числе и уголовным) как и при левом, демократическом предшествующем режиме. Это еще раз подчеркивает совершенную особость идеологии Третьего Пути и ее глубочайшее отличие не только от всего левого, но и от всего правого.
Русские евразийцы
Законными продолжателями славянофилов XIX-го века были в XX-ом веке русские мыслители евразийской ориентации. Если для их предшественников основными историческими кризисными моментами были петровские реформы и Французская Революция, то для евразийцев главной темой стала Октябрьская революция в России. Точно так же как и все представители Третьего Пути в самые разные эпохи евразийцы противостояли левым, то есть тем, кто совершили большевицкую революцию и продолжали это дело в советской России (все евразийцы были “белыми”), но одновременно, и правым, поскольку в отличие от правых они не считали большевизм чисто внешним фактором, а дореволюционный режим отнюдь не рассматривали как нечто совершенное.
Иными словами, причины Октября евразийцы видели в самой дореволюционной России, в ее структуре, в специфике ее социально-политического и религиозного устройства. Самой главной причиной кризиса они считали западничество и сопровождавшие его феномены — абсолютизацию царской власти, возникновение не-аристократического нового дворянства, некоей псевдо-аристократии, формирование интеллигенции как химерического и беспочвенного слоя, секуляризацию государства и утрату тотального Православия и т.д. Предельная деградация петровской России в сторону грубого и неорганичного капитализма в XIX-ом веке и привела, согласно евразийцам, к большевизму, в котором выразился стихийный протест народа. Однако эта тенденция была узурпирована левыми, и поэтому правое неорганичное общество превратилось в левое еще менее органичное и несравнимо более страшное.
Евразийцев называли иногда “славянофильскими футуристами”, поскольку они сочетали традиционализм и даже архаизм со стремлением к удовлетворению народной потребности в социальной справедливости, к не-капиталистическому и даже возможно социалистическому пути развития. Находясь в иммиграции евразийцы были лишены возможности активно участвовать в политической жизни России, и поэтому русский Третий Путь фактически раскололся на национал-большевиков, увидевших в сталинизме определенный поворот к народно-имперской стихии, и на национал-социалистов, солидиризовавшихся с немцами в надежде осуществить на русских землях после предполагаемого поражения советской России в войне вариант русского национал-социализма. Некоторые евразийцы, такие как Трубецкой и Флоровский, оставили в конце концов политику и геополитику и углубились в исследование Третьего Пути исключительно в богословской сфере.
Консервативная Революция в Германии
В Германии начала века Третий Путь дал необычайно широкий спектр различных теорий и концепций. Именно там особую популярность получило само это выражение “Консервативная Революция”, введенное впервые Томасом Манном и ставшее особенно популярным после знаменитой речи Гуго фон Гоффманшталя “Литература, как духовное пространство нации”, в которой он сформулировал принципы Третьего Пути для Германии
В соответствии с логикой этой идеологии немецкие консервативные революционеры ставили своей задачей преодоление “вельгельмизма”, т.е. чисто правого номинально монархического режима с одной стороны, и надвигающейся хаотической демократии с другой. Сильна была также реакция и против большевистских путчей и баварской республики Курта Айзнера.
Среди германских вариантов этой идеологии можно выделить особо младоконсерваторов, Jungkonservativen. Наиболее известными из них были Артур Мюллер ван ден Брук, Освальд Шпенглер, Карл Шмитт, Отмар Шпанн, Вильгельм Штаппель и отчасти Вернер Зомбарт.
Именно Мюллер ван ден Брук впервые сформулировал концепцию “Третьего Рейха” в книге с точно таким названием. Он имел в виду целый комплекс консервативно-революционных концепций, связанных с основополагающей логикой Третьего Пути как такового, но одновременно применяющих эту логику к конкретной немецкой ситуации. В частности, он настаивал на создании “Третьей партии”, которая положила бы конец национальному политическому разделению немцев, призывал к преодолению династического противопоставления Габсбургов и Гогенцоллернов, настаивал на недостаточности и правой и левой идеи применительно к Германии.
Любопытно, что он дает также теологическую интерпретацию концепции “Третьего Рейха”, связывая ее с учением ранне-христианской секты монтанитов и средневековыми идеями Иахима де Флоры, в которых вся история делится на три части — на эпоху Отца, Сына и Святого Духа. “Третий Райх” , т.е. “Третье Царство” по мысли Мюллера ван ден Брука должно стать Царством Святого Духа. Здесь интересно было бы указать на связь этой концепцией с православной доктриной старца Филофея о Москве как о Третьем (и последнем) Риме, которая, кстати, была особенно близка Леонтьеву, а позднее русским евразийцам.
Вообще говоря, Мюллер ван ден Брук как и большинство ортодоксальных консервативных революционеров был ярым руссофилом и одним из лучших переводчиков книг Ф.Достоевского на немецкий язык. Даже в сталинской России он видел определенные позитивные черты, а европейский Запад внушал ему подлинный ужас. В целом же младоконсерваторы были элитарными интеллектуалами и прямого воздействия на политическую ситуацию не оказывали. Надо подчеркнуть, что как и многие другие представители ортодоксального Третьего Пути они были одновременно и предтечами и жертвами национал-социализма, который далеко не во всем принял и реализовал их идеи. И однако прямой преемственности здесь отрицать невозможно, хотя и их прямое отождествление неприемлемо.
Более радикальными и революционными были так называемые национал-революционеры — Эрнст Юнгер, Франц Шаубеккер, фон Заломон и т.д. Заметим по ходу дела, что у Эрнста Юнгера в его знаменитой книге “Der Arbeiter” (“Труженик”) проведена классическая для Третьей Позиции грань между “Пролетарием” и “Тружеником”. Коммунистический традиционно марксистский “Пролетарий” — это низший количественный элемент системы капиталистического производства, чудовище, порожденное ядовитым, анти-экологическим городом, лишенное нации, традиции, религии, укорененности, расовой принадлежности. Именно такое “количественное” чудовище и предельную форму вырожденца и хотели бы поставить (и ставили где могли) у власти ортодоксальные коммунисты. Юнгер этой символической фигуре противопоставлял национал-революционного “Труженика”, “качественного” созидателя ценностей, сознающего свою национальную и расовую принадлежность, укорененного в традиции, неразрывно связанного с религией и культом. Этот “Труженик” также подвергается эксплуатации в капиталистическом обществе как и “Пролетарий”, но разница между ними состоит в том, что “Пролетарий” порожден капитализмом и вне капитализма он просто не имеет смысла, тогда как “Труженик” лишь порабощен капитализмом, и освободившись от него, он как носитель качества, почвенности и традиции легко воссоздаст органичный, созидательный и справедливый строй. Показательно, что национал-социализм не очень благоволивший к самому Юнгеру, полностью воспринял и реализовал на практике его теорию анти-пролетарских “Тружеников”, причем с полным успехом на социально-экономическом уровне.
Особым течением этого же направления были различные вариации “фелькиш”, которых можно назвать “немецкими народниками”. Они могли быть как подчеркнуто аристократическими (Макс Либерманн фон Зоннненберг), так и анархически простонародными. Среди “фелькиш” широкое распространение получили темы “мистического расизма”, особенно четко проявившиеся среди ариософского движения австрийских немцев Гвидо фон Листа и Йорга Ланца фон Либенфельса.
В отличие от предыдущих групп, движение “фелькиш” было свободно от культурных предрассудков, свойственных городской образованной немецкой интеллигенции, и отражало наиболее архаические пласты немецкой души с одной стороны, и наиболее экстравагантные и радикальные поиски древней германской традиции, вплоть до попыток реставрации древних языческих ритуалов, с другой стороны.
Несмотря на то, что Гитлер достаточно критически относился и к самому термину “фелькиш” и к совокупности идей, называемых этим словом, тенденции “фелькиш” во многом определили атмосферу в Третьем Рейхе, не только психологически (воспевание всего германского, прославление крестьянства, знаменитая доктрина Вальтера Дарре “Кровь и Почва” и т.д.), но и интеллектуально (что особенно проявилось в мистических исследованиях, которыми занимались многие национал-социалистические институты и в расистских доктринах). Именно к “фелькиш” восходит свойственный Германии Гитлера вкус и любовь к архаизму.
Отдельно стоят так называемые “бюндиш”, различные молодежные союзы консервативно-революционного направления. Среди них более всего известны “Вандерфогель”, “Перелетные Птицы”, моложеное анархическое, в тоже время почвенное и националистическое движение, возникшее в самом начале века. Это быть может первый пример экологической тенденции, так как юноши и девушки из “Вандерфогель” стремились уйти на природу, к простой, деревенской, народной и национальной жизни, прочь от противоестественных, космополитических отравленных городов, с их фальшью, смешением, капитализмом, ростовщичеством и т.д.
Остатки “Вандерфогель” уже при Гитлере были реформированы в “Гитлерюгенд” с определенным смещением акцентов и с резким сокращением анархических элементов. На тех, кто не захотел реформироваться было оказано определенное давление. В конце концов национал-социалисты совсем запретили “Вандерфогель”.
Окончание
