Современное «русское язычество» («родноверие»).
Анализ социополитического явления
Что-то слишком много в последнее время в родном городе появилось людей (в первую очередь, молодежи), именующих себя «родноверами», заявляющих, что они исповедуют некий «культ древнеславянских богов», являются адептами каких-то «волхвов», которые, якобы, «обладают сакральными знаниями» — и прочее в том же духе. По началу было смешно, сейчас — не очень. О том, откуда и для каких целей возникло в современной России так называемое «русское язычество», ТЕ, КОМУ ПОЛОЖЕНО, знали всегда. А те, кто сегодня носится с разными перунами и прочими даждьбогами, в абсолютном большинстве своем, понятия не имеют не только об этих самых перунах, но и о том, кто и для каких целей извлек этих идолов из тьмы и пыли веков на свет Божий. Впрочем, обо всем по порядку...
Когда новоявленные «родноверы», хватая за лацкан, пытаясь втолковать, «неразумным», что их «вера» — это, все же, «вера наших общих предков, часть мировой культуры» и прочее, одним из главных вопросов, который они задают, заранее готовясь использовать ответ в свою защиту, звучит так: «— Ну неужели Вам, человеку образованному и культурному, не интересна наша древняя история — та история, которая была у нас до Крещения Руси, и та, которой нас лишило это (далее следует какой-нибудь ругательный эпитет) Христианство?!».
Конечно, интересно узнать о том, что было три, четыре, десять тысяч лет назад, но... Но не более, чем причина, по которой вымерли динозавры, или проблема существования внеземного разума. То есть, все это интересно, конечно, но не настолько, чтобы день и ночь думать только об этом, и подчинять этому интересу свою жизнь. И уж совсем не настолько, чтобы маниакально изучать статьи, брошюрки и книги разного рода бородатых шарлатанов в расшитых рубашках, объявляющих себя «волхвами» и «баянами всея Руси».
Не стоит изрекать банальную истину о том, что Россия переживает сложное и переломное время — и, тем не менее, это так. Россия — да и не только Россия — переживает это время не впервые, и не в последний раз. А для подобных эпох свойственно, среди прочего, переосмысление прошлого, попытка найти в глубинах веков ответы на те вопросы, которые ставит современность.
На рубеже XIX и ХХ столетий подобный процесс охватил сначала Европу, а потом и Россию. Тогда в Европе не было ни одного мало-мальски уважающего себя этноса, который не претендовал бы на звание самого-самого древнего — со времен все тех же динозавров обладающего сакральным знанием и несущего свет всему человечеству. Интеллигенция того времени начинает увлеченно записывать древние народные предания, зарисовывать традиционные орнаменты, разыскивать предметы и следы древних культов.
Именно тогда начинается ажиотаж вокруг Стоунхенджа и друидов, именно тогда были опубликованы легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, а в континентальной Европе вспыхивает интерес к викингам и нибелунгам.
Российская Империя не осталась в стороне — здесь были записаны финский эпос «Калевала» и бурятский «Гэсэр», а русская интеллигенция начинает усиленно интересоваться дохристианским периодом национальной истории. Правда, в отличии от собирателя народных сказок Афанасьева, исследователям удается найти сравнительно немного: несколько каменных фигурок, одна из которых получает условное название «Перун» (заметим, что Перуном это изваяние назвали именно обнаружившие его археологи — первоначальное же название и назначение данного идола неизвестны), да смутные отголоски в народных преданиях о каких-то древних божествах — Велесе, Мокоши, Хорсе... Причем, интересно обратить внимание на то, что ни в одной исторической области России, ни в одном из преданий не сохранилось упоминание всех этих богов вместе.
Если на месте древней Скифии в народных легендах упоминался Хорс, то о других древних славянских божествах здесь и не слыхивали, равно, как и в Рязанской губернии и на Муромщине, где исследователям удалось обнаружить упоминание о Мокоши, нет никаких упоминаний про Хорса или Велеса. У добросовестных исследователей хватало здравого смысла понять, что все эти ипостаси имеют чисто локальную, родовую природу, и никогда не почитались одновременно всеми славянскими племенами.
Поэтому, говоря о «славянском пантеоне», исследователи подразумевали всего лишь совокупность разных божков — покровителей различных восточно-славянских племен, но отнюдь не иерархический пантеон, наподобие древнегреческого или древнеримского, в котором каждому из богов предписывается покровительство той или иной отрасли человеческой деятельности, и все они подчинены некоему Верховному божеству (либо божественному дуумвирату или триумвирату).
Однако, помимо серьезных исследователей, всегда находятся и мечтатели-романтики, которым нужна красивая сказка. А также — любители сенсаций, которые в состоянии такую сказку создать. Пресловутая «Велесова книга», на которую сегодня так любят ссылаться адепты нео-язычества, почитающие эту вещь едва ли, не «славянской Библией», есть не что иное, как созданное в начале ХХ века для любителей древнеславянской экзотики литературное произведение — наподобие толкиеновского «Властелина колец».
Созданная на потребу неискушенной публики, якобы, списанная с каких-то «дощечек» и «переведенная» на современный язык, «Велесова книга» уже давно признана исторической наукой обыкновенной фальшивкой — что бы там ни утверждали ее защитники. Ведь вполне закономерно возникает вопрос — если такой памятник древней письменности действительно существует, то куда же делся оригинал? Как говорится, дощечки — в студию!
Представляете, уважаемый читатель, какую сенсацию вызвало бы появление не просто письменного документа — целой книги — дохристианского периода русской истории! На какое бы почетное место этот археологический памятник водрузили бы в Государственном Историческом музее! С какой гордостью рассказывалось бы о нем школьникам на уроке истории — вот, смотрите дети, сколь древней является наша культура!... А сколько бы было написано на основании этой находки научных диссертаций и монографий... Однако — нет оригинала! И что самое интересное, как ни стараются исследователи — так и не могут до сих пор найти никаких других «книг» той далекой эпохи — ни «перуновой книги», ни «даждьбоговой». Находят, правда, какие-то отдельные дощечки и палочки с руническими значками, но — не более того...
Ажиотаж вокруг «Велесовой книги» и восточно-славянского язычества пришелся на период «серебряного века», и уже накануне Первой Мировой войны стал потихоньку спадать — всякая мода рано или поздно, проходит. Ну, а после Первой Мировой и последовавшей за ней революцией 1917 года в России наступила совершенно другая эпоха... Интересно отметить, что с темой славянского язычества таскался и кое-кто из видных большевиков — из числа тех из них, кто пришел «в революцию» не от станка и сохи, а из великосветских салонов и богемных кружков и тусовок. Так, например, будущий маршал Советского Союза и враг народа (действительно, враг — без кавычек) Михаил Тухачевский, несколько лет носился с полушутливой-полусерьезной идеей провозгласить это самое «славянское язычество» в качестве новой «государственной религии» в Совдепии. С той же идеей носилась и большевицкая «кронпринцесса» Лариса Рейснер. Однако их партийным товарищам была абсолютно безразлична любая религия, кроме коммунистической, и все эти благопожелания остались на уровне частной инициативы. К счастью.
Следует сказать, что после окончания гражданской войны в России, адепты славянского язычества оказались и «по ту сторону чертополоха» — среди эмигрантов. В основном, это были люди из той же среды, что Тухачевский, Рейснер и им подобные — молодые аристократы, представители творческих профессий, студенты — как правило, люди лишь номинально православные. Можно понять их метания — пережив революцию, гражданскую войну и вынужденную эмиграцию, они полагали, что виной всему случившемуся были государственная идеология и титульная религия, не сумевшие ни предотвратить революцию, ни сплотить большую часть общества на борьбу со смутой и хаосом. Однако, история доказала обратное: именно Православная Церковь стала для русской эмиграции не только единственным непререкаемым авторитетом, но и единственной же духовной силой, сумевшей не только объединить в себе всех русских в эмигрантском рассеянии, но и сохранить эмиграции свое национальное лицо на протяжении всех тех десятилетий, пока «Русь Зарубежная» существовала, как явление.
Следы адептов славянского язычества теряются где-то в 20-е-30-е годы прошлого столетия — наиболее «упертые» из них пытались найти подтверждение правоты своих взглядов в зарождавшемся германском национал-социализме. Действительно, мистики и различных языческих древнегерманских примочек там хватало с избытком — не зря же Гитлер заявлял: «тот, кто видит в национал-социализме только политическое движение, ничего в нем не смыслит».
Правда, этому же историческому деятелю принадлежит и другая фраза: «национал-социализм — это продукт, который не предназначен на экспорт». Но на нее тогдашние «читатели велесовых книг» не обратили внимания, и совершенно зря: те немногие русские эмигранты, кто, проникнувшись идеей «возврата к дохристианским корням», воодушевился идеей сотрудничества с нацистами, либо наткнулись на глухую стену непонимания и отчужденности, либо — хуже того — были попросту «использованы» с последующей утилизацией в духе нравов Третьего Рейха. Думаю, есть над чем задуматься современным «русским язычникам-националистам» из разных мелких неонацистских группировок...
Нельзя сказать, что в СССР после Тухачевского идею использовать «славянское язычество» больше никогда никто из государственных и политических деятелей не пытался. Скорее, наоборот: вынутые с полок спецхрана опусы дореволюционных и эмигрантских «теоретиков» легли в основу написания той самой пьесы, о которой шла речь в самом начале статьи. Пьеса эта задумывалась, как многоактовая драма для кукольного театра, но вот беда — сценаристы и кукловоды уже давно отправились в мир иной, а марионетки до сих пор — кто как — продолжают разыгрывать свой жутковато-комический, гротескный спектакль. И каким будет его финальный акт — одному лишь Богу известно.
Если Вам, уважаемый читатель, больше 30-и лет, и к тому же, Вы — православный христианин, то Вам не надо напоминать, юбилей какого события отмечался в СССР на государственном уровне в 1988 году. Для остальных же необходимо пояснить, что 1988 год — это год Тысячелетия Крещения Руси. Для того чтобы понять, в каком щекотливом положении находилось накануне этого светлого события тогдашнее руководство СССР, нужно не просто представлять себе позднюю советскую эпоху по фильмам и книгам — в этой эпохе нужно было прожить часть сознательной жизни.
Кроме того, нужно очень хорошо представлять себе тогдашний внешнеполитический расклад, «двухполярность» тогдашнего мира. Дряхлеющие «кремлевские старцы» во главе с генсеком Л. И. Брежневым, уже с середины 1970-х годов утратили всякое представление о реальности и фактически, теряли власть над страной. Предшествовавшее этому времени десятилетие «вменяемого Брежнева» во внешней политике охарактеризовалось курсом на «детант», или «разрядку» — мирное сосуществование двух общественных систем в мире. Конечно, брежневской «разрядке» было далеко до горбачевской «перестройки», но, все же, по сравнению с эпохой, когда «лицом» советской внешней политики были «сталинские ястребы», танки на улицах Будапешта, кубинская авантюра Хрущева, и его же башмак на трибуне ООН — именно в эпоху раннего Брежнева СССР впервые отказался от конфронтации с Западом, и был взят курс на «мирное сосуществование». Не в последнюю очередь, этот курс был вызван внутриполитическими проблемами — в частности, хроническим кризисом сельского хозяйства и необходимостью в регулярных закупках продовольствия — прежде всего, зерна — на Западе.
В это же время внутри страны начинается так называемое «диссидентское движение», а в месте с ним — определенное «брожение в умах» у советской интеллигенции. Государство еще держит монополию не только на водку, но и на идеологию, но... Но в СССР уже появились хиппи (а в начале 1980-х — и панки), возникают первые рок-группы, бородатые туристы на полянах у костров поют под гитару отнюдь не «Взвейтесь кострами, синие ночи»; в каждой второй семье, принадлежащей к «прослойке интеллигенции» (которая год от года — все «толще») наличествует коротковолновый приемник, посредством которого глава семьи ночами «ловит вражьи радиоголоса»; в крупных городах уже появились и зарабатывают свои первые подпольные миллионы так называемые «фарцовщики», торгующие из-под полы импортными джинсами, сигаретами, презервативами и жевательной резинкой; по рукам гуляет там и самиздат — не обязательно политический, вроде франкфуртского журнала «Посев» и солженицынского «Архипелага ГУЛАГ», — это могут быть машинописные тексты как стихов Цветаевой, так и банальный гороскоп или сонник; городская интеллигенция повалила в деревню — скупает у древних старух и перманентно пьяных колхозников старые самовары, подсвечники, прялки, иконы...
Вот оно, первое ключевое слово — ИКОНЫ. В стране — бешеная мода на Православие! Власти борются с религией (хотя и достаточно вяло) — а мы им назло по-тихому сбегаем, и покрестимся! «Фига в кармане» такая своеобразная. Стало модным ходить на Пасхальную Всенощную службу, а уж старые, «бабкины еще» иконы — такой же непременный атрибут «продвинутого» интерьера, как финская «стенка», чешский хрусталь, кофейный сервиз «Мадонна» из ГДР и картина местного урюпинского сюрреалиста на стене в гостиной.
То, что советская идеология дала трещину, в конце 70-х-начале 80-х понимали все. Все. Это потом, на излете 1980-х, вся страна запоет вслед за Виктором Цоем: «Перемен! Мы ждем перемен!!!» — но ждали и желали этих перемен уже к концу 1970-х. А крушение советской идеологии неизбежно привело бы к крушению всей коммунистической системы государства. И совершенно стихийно на смену советской идеологии шла другая — этакий синтез из Православия, как объединяющего религиозного начала, требований уважать гражданские права каждого, и тезиса «за социализм без уравниловки!». Эту синтетическую идеологию, еще не оформившуюся ни в какое движение, можно назвать социальной христианской демократией (не зря же одна из молодежных диссидентских группировок того времени, разгромленная КГБ, взяла себе название «Всероссийский Социал-Христианский Союз Освобождения Народа»).
Нельзя сказать, что руководство СССР на рубеже 1970-х-80-х годов опасалось какого-либо противодействия своему курсу и своей власти со стороны высшей иерархии Русской Православной Церкви: на дворе были уже не 20-е годы, и на Патриаршем Престоле находился отнюдь не Тихон. С глубочайшим уважением отношусь к тогдашнему Святейшему Патриарху Московскому и Всея Руси Пимену, но он лучше всех остальных понимал, насколько высшая церковная иерархия нашпигована агентурой КГБ СССР, стремившегося превратить Церковь в инструмент своей внешней политики — и делал все возможное для того, чтобы сохранить Церковь тем, чем ей полагается быть — Церковью.
Центральный же Комитет КПСС мог быть спокоен: за 60 с лишним лет своей власти коммунистам удалось настолько запугать, обломать и подчинить себе церковную иерархию, что ждать от нее сопротивления уже не приходилось. Правда, понимали в Кремле и другое, а именно: народ, в массе своей — а особенно, выступившая «законодательницей моды» на Православие российская интеллигенция, видел в Русской Православной Церкви живой символ другой, не-коммунистической России. Собственно, с этого-то и началась полубессознательная, скорее, интуитивная, «мода» на Православие. Кроме того, этакое «православное фрондирование» в атеистическом государстве стало заходить уже слишком далеко, с точки зрения коммунистических вождей — вслед за «модой» на Православие, возникает «мода» на почитание Царственных Мучеников, «мода» на предков — дворян и белогвардейцев. Если кто помнит, кабацкий шлягер про поручика Голицына и корнета Оболенского в те годы слушала вся страна — от таксистов до профессоров. Да и к каждому приходскому батюшке соглядатая не приставишь — а возле батюшек уже начинают кучковаться не полуграмотные деревенские старухи, а городская интеллигенция и студенты...
Скажем короче: не высшая церковная иерархия, а именно начавшееся «снизу» стихийное возрождение православного самосознания очень сильно испугало власть предержащих.
Здесь следует отметить, что под «власть предержащими» мы подразумеваем не Брежнева и его геронтократов — те, уже утратив чувство реальности, практически не контролировали ситуацию, и выступали лишь в роли «фасада» советской империи, за которым развернулась острая борьба за власть абсолютную между теми, кто реально в эти годы определял политику страны.
Внимание! Сейчас мы назовем имя человека, который извлек на свет Божий «славянское язычество» и начал активную «раскрутку» этого проекта; мы назовем имя человека, портрет которого каждый современный «родновер» просто обязан поместить в своем домашнем капище — над всеми своими идолами и артефактами. Итак — прошу тишины! Господа язычники, имею честь представить вам Председателя Комитета Государственной Безопасности ЮРИЯ ВЛАДИМИРОВИЧА АНДРОПОВА. Прошу любить, как говорится, и жаловать...
Зачем прагматику и атеисту Андропову понадобилось славянское язычество? Ответ, на самом деле, гораздо проще, чем может показаться кому-то. Шеф советской политической полиции был, едва ли, не единственным в СССР человеком, который ясно и отчетливо представлял себе весь масштаб и глубину стихийного процесса православного возрождения. Кроме того, у Андропова была перед глазами ненавистная ему Польша — социалистическое государство, в котором католицизм уже в его время de-facto одержал победу над марксистской идеологией, и дело было — за малым… А еще сверх того, Андропов понимал, каким прекрасным поводом для обвинения коммунистического режима в СССР в ущемлении религиозных прав граждан со стороны Запада станет грядущее празднование Тысячелетия Крещения Руси.
Знал Андропов и о том, что в столь же ненавистном ему, как и Польша, Ватикане, идет подготовка к этой дате, что для советских верующих печатаются огромными тиражами подарочные Библии, Новые Заветы, православные иконы и религиозная литература; знал он и о том, что такую же активную подготовку к юбилею ведет и Русская Православная Церковь Заграницей, где буквально, при каждом приходе создаются миссионерские группы и идет активный сбор религиозной (и не только!) литературы для отправки в СССР.
И — самое главное — Андропов осознавал, что противостоять всему этому процессу накануне Тысячелетия Крещения Руси не сможет даже всесильный Комитет Государственной Безопасности! «Спустить на тормозах» юбилейные мероприятия, применить жесткие методы для борьбы с «православной фрондой» и перекрыть лавину религиозной литературы для советских верующих, которая хлынет из-за рубежа, означало бы вызвать огромный международный скандал и товарный бойкот «подсевшего» на нефтяную и газовую «иглы» и зависимого от канадской пшеницы Советского Союза. А это уже попахивало голодными бунтами, массовыми забастовками, и грозило народной антикоммунистической революцией.
А с другой стороны, Андропов, который вел многолетнюю борьбу за абсолютную власть и пост диктатора СССР после кончины Брежнева, предвидел, что стихийный процесс Православного Возрождения достигнет своего апогея в год Тысячелетия Крещения Руси (а к этому времени Юрий Владимирович рассчитывал находиться у власти), и сметет к чертям собачьим и коммунистическую идеологию, и сам режим.
Будучи человеком неглупым (а иные на этот пост не попадают), шеф КГБ понимал, что из двух этих вариантов для партийно-чекистской диктатуры и для него лично — «оба хуже». Значит, необходимо искать третий вариант — такой вариант, который помог бы склонить на его сторону если не внешних, то внутренних противников коммунистического режима — или, хотя бы, часть из них.
Детальный анализ идеологии «православной фронды» Комитетом Госбезопасности показал, что большинство из тех интеллигентов, которые украшают свои жилища старинными иконами, не являются глубоко религиозными людьми, а свою «православность» воспринимают, в основном, как часть своей «русскости». На этом-то аналитиками КГБ и был сделан главный упор: было решено развести понятия «православности» и «русскости», положить их, образно говоря, на разные чаши весов — а «клиентам» предоставить возможность выбирать, в какую сторону склонить эти искусственно созданные «весы».
Иными словами, что же ты выберешь, дорогой друг, что для тебя важнее — Христос-Спаситель, или твоя национальность, твоя кровь? Понятно, что по настоящему воцерковленный человек делает этот выбор без минутных колебаний. Но весь фокус и заключался в том, что среди тех, кому этот выбор был предложен, по настоящему воцерковленных были единицы. Стихийный и неосознанный порыв к Вере и Церкви сыграл со многими и многими злую шутку...
А что же до тех, кто в дилемме «Христос или Россия?» выбрал «Россию», отвергнув Христа и Вечное Спасение? Именно для них и был заготовлен вариант пресловутого «славянского язычества» — причем, с очень хорошей, добротной марксистской «подкладкой».
Однако, «не обманывайтесь — Бог поругаем не бывает». Нам остается лишь гадать, какие бы гадости начались в стране, не сыграй Андропов в ящик в марте 1983 года. Однако, темный дух, выпущенный им из бутылки, до сих пор бродит по стране — и сколько еще принесет ей бед, никому не известно.
Век двадцатый, первая половина:
декаданс, Перун и красное знамя
Когда новоявленные «родноверы», хватая за лацкан, пытаясь втолковать, «неразумным», что их «вера» — это, все же, «вера наших общих предков, часть мировой культуры» и прочее, одним из главных вопросов, который они задают, заранее готовясь использовать ответ в свою защиту, звучит так: «— Ну неужели Вам, человеку образованному и культурному, не интересна наша древняя история — та история, которая была у нас до Крещения Руси, и та, которой нас лишило это (далее следует какой-нибудь ругательный эпитет) Христианство?!».
Конечно, интересно узнать о том, что было три, четыре, десять тысяч лет назад, но... Но не более, чем причина, по которой вымерли динозавры, или проблема существования внеземного разума. То есть, все это интересно, конечно, но не настолько, чтобы день и ночь думать только об этом, и подчинять этому интересу свою жизнь. И уж совсем не настолько, чтобы маниакально изучать статьи, брошюрки и книги разного рода бородатых шарлатанов в расшитых рубашках, объявляющих себя «волхвами» и «баянами всея Руси».
Не стоит изрекать банальную истину о том, что Россия переживает сложное и переломное время — и, тем не менее, это так. Россия — да и не только Россия — переживает это время не впервые, и не в последний раз. А для подобных эпох свойственно, среди прочего, переосмысление прошлого, попытка найти в глубинах веков ответы на те вопросы, которые ставит современность.
На рубеже XIX и ХХ столетий подобный процесс охватил сначала Европу, а потом и Россию. Тогда в Европе не было ни одного мало-мальски уважающего себя этноса, который не претендовал бы на звание самого-самого древнего — со времен все тех же динозавров обладающего сакральным знанием и несущего свет всему человечеству. Интеллигенция того времени начинает увлеченно записывать древние народные предания, зарисовывать традиционные орнаменты, разыскивать предметы и следы древних культов.
Именно тогда начинается ажиотаж вокруг Стоунхенджа и друидов, именно тогда были опубликованы легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, а в континентальной Европе вспыхивает интерес к викингам и нибелунгам.
Российская Империя не осталась в стороне — здесь были записаны финский эпос «Калевала» и бурятский «Гэсэр», а русская интеллигенция начинает усиленно интересоваться дохристианским периодом национальной истории. Правда, в отличии от собирателя народных сказок Афанасьева, исследователям удается найти сравнительно немного: несколько каменных фигурок, одна из которых получает условное название «Перун» (заметим, что Перуном это изваяние назвали именно обнаружившие его археологи — первоначальное же название и назначение данного идола неизвестны), да смутные отголоски в народных преданиях о каких-то древних божествах — Велесе, Мокоши, Хорсе... Причем, интересно обратить внимание на то, что ни в одной исторической области России, ни в одном из преданий не сохранилось упоминание всех этих богов вместе.
Если на месте древней Скифии в народных легендах упоминался Хорс, то о других древних славянских божествах здесь и не слыхивали, равно, как и в Рязанской губернии и на Муромщине, где исследователям удалось обнаружить упоминание о Мокоши, нет никаких упоминаний про Хорса или Велеса. У добросовестных исследователей хватало здравого смысла понять, что все эти ипостаси имеют чисто локальную, родовую природу, и никогда не почитались одновременно всеми славянскими племенами.
Поэтому, говоря о «славянском пантеоне», исследователи подразумевали всего лишь совокупность разных божков — покровителей различных восточно-славянских племен, но отнюдь не иерархический пантеон, наподобие древнегреческого или древнеримского, в котором каждому из богов предписывается покровительство той или иной отрасли человеческой деятельности, и все они подчинены некоему Верховному божеству (либо божественному дуумвирату или триумвирату).
«Велесова книга»
Однако, помимо серьезных исследователей, всегда находятся и мечтатели-романтики, которым нужна красивая сказка. А также — любители сенсаций, которые в состоянии такую сказку создать. Пресловутая «Велесова книга», на которую сегодня так любят ссылаться адепты нео-язычества, почитающие эту вещь едва ли, не «славянской Библией», есть не что иное, как созданное в начале ХХ века для любителей древнеславянской экзотики литературное произведение — наподобие толкиеновского «Властелина колец».
Созданная на потребу неискушенной публики, якобы, списанная с каких-то «дощечек» и «переведенная» на современный язык, «Велесова книга» уже давно признана исторической наукой обыкновенной фальшивкой — что бы там ни утверждали ее защитники. Ведь вполне закономерно возникает вопрос — если такой памятник древней письменности действительно существует, то куда же делся оригинал? Как говорится, дощечки — в студию!
Представляете, уважаемый читатель, какую сенсацию вызвало бы появление не просто письменного документа — целой книги — дохристианского периода русской истории! На какое бы почетное место этот археологический памятник водрузили бы в Государственном Историческом музее! С какой гордостью рассказывалось бы о нем школьникам на уроке истории — вот, смотрите дети, сколь древней является наша культура!... А сколько бы было написано на основании этой находки научных диссертаций и монографий... Однако — нет оригинала! И что самое интересное, как ни стараются исследователи — так и не могут до сих пор найти никаких других «книг» той далекой эпохи — ни «перуновой книги», ни «даждьбоговой». Находят, правда, какие-то отдельные дощечки и палочки с руническими значками, но — не более того...
Ажиотаж вокруг «Велесовой книги» и восточно-славянского язычества пришелся на период «серебряного века», и уже накануне Первой Мировой войны стал потихоньку спадать — всякая мода рано или поздно, проходит. Ну, а после Первой Мировой и последовавшей за ней революцией 1917 года в России наступила совершенно другая эпоха... Интересно отметить, что с темой славянского язычества таскался и кое-кто из видных большевиков — из числа тех из них, кто пришел «в революцию» не от станка и сохи, а из великосветских салонов и богемных кружков и тусовок. Так, например, будущий маршал Советского Союза и враг народа (действительно, враг — без кавычек) Михаил Тухачевский, несколько лет носился с полушутливой-полусерьезной идеей провозгласить это самое «славянское язычество» в качестве новой «государственной религии» в Совдепии. С той же идеей носилась и большевицкая «кронпринцесса» Лариса Рейснер. Однако их партийным товарищам была абсолютно безразлична любая религия, кроме коммунистической, и все эти благопожелания остались на уровне частной инициативы. К счастью.
Следует сказать, что после окончания гражданской войны в России, адепты славянского язычества оказались и «по ту сторону чертополоха» — среди эмигрантов. В основном, это были люди из той же среды, что Тухачевский, Рейснер и им подобные — молодые аристократы, представители творческих профессий, студенты — как правило, люди лишь номинально православные. Можно понять их метания — пережив революцию, гражданскую войну и вынужденную эмиграцию, они полагали, что виной всему случившемуся были государственная идеология и титульная религия, не сумевшие ни предотвратить революцию, ни сплотить большую часть общества на борьбу со смутой и хаосом. Однако, история доказала обратное: именно Православная Церковь стала для русской эмиграции не только единственным непререкаемым авторитетом, но и единственной же духовной силой, сумевшей не только объединить в себе всех русских в эмигрантском рассеянии, но и сохранить эмиграции свое национальное лицо на протяжении всех тех десятилетий, пока «Русь Зарубежная» существовала, как явление.
Следы адептов славянского язычества теряются где-то в 20-е-30-е годы прошлого столетия — наиболее «упертые» из них пытались найти подтверждение правоты своих взглядов в зарождавшемся германском национал-социализме. Действительно, мистики и различных языческих древнегерманских примочек там хватало с избытком — не зря же Гитлер заявлял: «тот, кто видит в национал-социализме только политическое движение, ничего в нем не смыслит».
Правда, этому же историческому деятелю принадлежит и другая фраза: «национал-социализм — это продукт, который не предназначен на экспорт». Но на нее тогдашние «читатели велесовых книг» не обратили внимания, и совершенно зря: те немногие русские эмигранты, кто, проникнувшись идеей «возврата к дохристианским корням», воодушевился идеей сотрудничества с нацистами, либо наткнулись на глухую стену непонимания и отчужденности, либо — хуже того — были попросту «использованы» с последующей утилизацией в духе нравов Третьего Рейха. Думаю, есть над чем задуматься современным «русским язычникам-националистам» из разных мелких неонацистских группировок...
Век двадцатый, семидесятые годы:
зарождение Гомункулуса
Нельзя сказать, что в СССР после Тухачевского идею использовать «славянское язычество» больше никогда никто из государственных и политических деятелей не пытался. Скорее, наоборот: вынутые с полок спецхрана опусы дореволюционных и эмигрантских «теоретиков» легли в основу написания той самой пьесы, о которой шла речь в самом начале статьи. Пьеса эта задумывалась, как многоактовая драма для кукольного театра, но вот беда — сценаристы и кукловоды уже давно отправились в мир иной, а марионетки до сих пор — кто как — продолжают разыгрывать свой жутковато-комический, гротескный спектакль. И каким будет его финальный акт — одному лишь Богу известно.
Если Вам, уважаемый читатель, больше 30-и лет, и к тому же, Вы — православный христианин, то Вам не надо напоминать, юбилей какого события отмечался в СССР на государственном уровне в 1988 году. Для остальных же необходимо пояснить, что 1988 год — это год Тысячелетия Крещения Руси. Для того чтобы понять, в каком щекотливом положении находилось накануне этого светлого события тогдашнее руководство СССР, нужно не просто представлять себе позднюю советскую эпоху по фильмам и книгам — в этой эпохе нужно было прожить часть сознательной жизни.
Кроме того, нужно очень хорошо представлять себе тогдашний внешнеполитический расклад, «двухполярность» тогдашнего мира. Дряхлеющие «кремлевские старцы» во главе с генсеком Л. И. Брежневым, уже с середины 1970-х годов утратили всякое представление о реальности и фактически, теряли власть над страной. Предшествовавшее этому времени десятилетие «вменяемого Брежнева» во внешней политике охарактеризовалось курсом на «детант», или «разрядку» — мирное сосуществование двух общественных систем в мире. Конечно, брежневской «разрядке» было далеко до горбачевской «перестройки», но, все же, по сравнению с эпохой, когда «лицом» советской внешней политики были «сталинские ястребы», танки на улицах Будапешта, кубинская авантюра Хрущева, и его же башмак на трибуне ООН — именно в эпоху раннего Брежнева СССР впервые отказался от конфронтации с Западом, и был взят курс на «мирное сосуществование». Не в последнюю очередь, этот курс был вызван внутриполитическими проблемами — в частности, хроническим кризисом сельского хозяйства и необходимостью в регулярных закупках продовольствия — прежде всего, зерна — на Западе.
В это же время внутри страны начинается так называемое «диссидентское движение», а в месте с ним — определенное «брожение в умах» у советской интеллигенции. Государство еще держит монополию не только на водку, но и на идеологию, но... Но в СССР уже появились хиппи (а в начале 1980-х — и панки), возникают первые рок-группы, бородатые туристы на полянах у костров поют под гитару отнюдь не «Взвейтесь кострами, синие ночи»; в каждой второй семье, принадлежащей к «прослойке интеллигенции» (которая год от года — все «толще») наличествует коротковолновый приемник, посредством которого глава семьи ночами «ловит вражьи радиоголоса»; в крупных городах уже появились и зарабатывают свои первые подпольные миллионы так называемые «фарцовщики», торгующие из-под полы импортными джинсами, сигаретами, презервативами и жевательной резинкой; по рукам гуляет там и самиздат — не обязательно политический, вроде франкфуртского журнала «Посев» и солженицынского «Архипелага ГУЛАГ», — это могут быть машинописные тексты как стихов Цветаевой, так и банальный гороскоп или сонник; городская интеллигенция повалила в деревню — скупает у древних старух и перманентно пьяных колхозников старые самовары, подсвечники, прялки, иконы...
Вот оно, первое ключевое слово — ИКОНЫ. В стране — бешеная мода на Православие! Власти борются с религией (хотя и достаточно вяло) — а мы им назло по-тихому сбегаем, и покрестимся! «Фига в кармане» такая своеобразная. Стало модным ходить на Пасхальную Всенощную службу, а уж старые, «бабкины еще» иконы — такой же непременный атрибут «продвинутого» интерьера, как финская «стенка», чешский хрусталь, кофейный сервиз «Мадонна» из ГДР и картина местного урюпинского сюрреалиста на стене в гостиной.
То, что советская идеология дала трещину, в конце 70-х-начале 80-х понимали все. Все. Это потом, на излете 1980-х, вся страна запоет вслед за Виктором Цоем: «Перемен! Мы ждем перемен!!!» — но ждали и желали этих перемен уже к концу 1970-х. А крушение советской идеологии неизбежно привело бы к крушению всей коммунистической системы государства. И совершенно стихийно на смену советской идеологии шла другая — этакий синтез из Православия, как объединяющего религиозного начала, требований уважать гражданские права каждого, и тезиса «за социализм без уравниловки!». Эту синтетическую идеологию, еще не оформившуюся ни в какое движение, можно назвать социальной христианской демократией (не зря же одна из молодежных диссидентских группировок того времени, разгромленная КГБ, взяла себе название «Всероссийский Социал-Христианский Союз Освобождения Народа»).
Нельзя сказать, что руководство СССР на рубеже 1970-х-80-х годов опасалось какого-либо противодействия своему курсу и своей власти со стороны высшей иерархии Русской Православной Церкви: на дворе были уже не 20-е годы, и на Патриаршем Престоле находился отнюдь не Тихон. С глубочайшим уважением отношусь к тогдашнему Святейшему Патриарху Московскому и Всея Руси Пимену, но он лучше всех остальных понимал, насколько высшая церковная иерархия нашпигована агентурой КГБ СССР, стремившегося превратить Церковь в инструмент своей внешней политики — и делал все возможное для того, чтобы сохранить Церковь тем, чем ей полагается быть — Церковью.
Центральный же Комитет КПСС мог быть спокоен: за 60 с лишним лет своей власти коммунистам удалось настолько запугать, обломать и подчинить себе церковную иерархию, что ждать от нее сопротивления уже не приходилось. Правда, понимали в Кремле и другое, а именно: народ, в массе своей — а особенно, выступившая «законодательницей моды» на Православие российская интеллигенция, видел в Русской Православной Церкви живой символ другой, не-коммунистической России. Собственно, с этого-то и началась полубессознательная, скорее, интуитивная, «мода» на Православие. Кроме того, этакое «православное фрондирование» в атеистическом государстве стало заходить уже слишком далеко, с точки зрения коммунистических вождей — вслед за «модой» на Православие, возникает «мода» на почитание Царственных Мучеников, «мода» на предков — дворян и белогвардейцев. Если кто помнит, кабацкий шлягер про поручика Голицына и корнета Оболенского в те годы слушала вся страна — от таксистов до профессоров. Да и к каждому приходскому батюшке соглядатая не приставишь — а возле батюшек уже начинают кучковаться не полуграмотные деревенские старухи, а городская интеллигенция и студенты...
Скажем короче: не высшая церковная иерархия, а именно начавшееся «снизу» стихийное возрождение православного самосознания очень сильно испугало власть предержащих.
Здесь следует отметить, что под «власть предержащими» мы подразумеваем не Брежнева и его геронтократов — те, уже утратив чувство реальности, практически не контролировали ситуацию, и выступали лишь в роли «фасада» советской империи, за которым развернулась острая борьба за власть абсолютную между теми, кто реально в эти годы определял политику страны.
Внимание! Сейчас мы назовем имя человека, который извлек на свет Божий «славянское язычество» и начал активную «раскрутку» этого проекта; мы назовем имя человека, портрет которого каждый современный «родновер» просто обязан поместить в своем домашнем капище — над всеми своими идолами и артефактами. Итак — прошу тишины! Господа язычники, имею честь представить вам Председателя Комитета Государственной Безопасности ЮРИЯ ВЛАДИМИРОВИЧА АНДРОПОВА. Прошу любить, как говорится, и жаловать...
марксист-еврей, контактировавший с мировой закулисой
Зачем прагматику и атеисту Андропову понадобилось славянское язычество? Ответ, на самом деле, гораздо проще, чем может показаться кому-то. Шеф советской политической полиции был, едва ли, не единственным в СССР человеком, который ясно и отчетливо представлял себе весь масштаб и глубину стихийного процесса православного возрождения. Кроме того, у Андропова была перед глазами ненавистная ему Польша — социалистическое государство, в котором католицизм уже в его время de-facto одержал победу над марксистской идеологией, и дело было — за малым… А еще сверх того, Андропов понимал, каким прекрасным поводом для обвинения коммунистического режима в СССР в ущемлении религиозных прав граждан со стороны Запада станет грядущее празднование Тысячелетия Крещения Руси.
Знал Андропов и о том, что в столь же ненавистном ему, как и Польша, Ватикане, идет подготовка к этой дате, что для советских верующих печатаются огромными тиражами подарочные Библии, Новые Заветы, православные иконы и религиозная литература; знал он и о том, что такую же активную подготовку к юбилею ведет и Русская Православная Церковь Заграницей, где буквально, при каждом приходе создаются миссионерские группы и идет активный сбор религиозной (и не только!) литературы для отправки в СССР.
И — самое главное — Андропов осознавал, что противостоять всему этому процессу накануне Тысячелетия Крещения Руси не сможет даже всесильный Комитет Государственной Безопасности! «Спустить на тормозах» юбилейные мероприятия, применить жесткие методы для борьбы с «православной фрондой» и перекрыть лавину религиозной литературы для советских верующих, которая хлынет из-за рубежа, означало бы вызвать огромный международный скандал и товарный бойкот «подсевшего» на нефтяную и газовую «иглы» и зависимого от канадской пшеницы Советского Союза. А это уже попахивало голодными бунтами, массовыми забастовками, и грозило народной антикоммунистической революцией.
А с другой стороны, Андропов, который вел многолетнюю борьбу за абсолютную власть и пост диктатора СССР после кончины Брежнева, предвидел, что стихийный процесс Православного Возрождения достигнет своего апогея в год Тысячелетия Крещения Руси (а к этому времени Юрий Владимирович рассчитывал находиться у власти), и сметет к чертям собачьим и коммунистическую идеологию, и сам режим.
Будучи человеком неглупым (а иные на этот пост не попадают), шеф КГБ понимал, что из двух этих вариантов для партийно-чекистской диктатуры и для него лично — «оба хуже». Значит, необходимо искать третий вариант — такой вариант, который помог бы склонить на его сторону если не внешних, то внутренних противников коммунистического режима — или, хотя бы, часть из них.
Детальный анализ идеологии «православной фронды» Комитетом Госбезопасности показал, что большинство из тех интеллигентов, которые украшают свои жилища старинными иконами, не являются глубоко религиозными людьми, а свою «православность» воспринимают, в основном, как часть своей «русскости». На этом-то аналитиками КГБ и был сделан главный упор: было решено развести понятия «православности» и «русскости», положить их, образно говоря, на разные чаши весов — а «клиентам» предоставить возможность выбирать, в какую сторону склонить эти искусственно созданные «весы».
Иными словами, что же ты выберешь, дорогой друг, что для тебя важнее — Христос-Спаситель, или твоя национальность, твоя кровь? Понятно, что по настоящему воцерковленный человек делает этот выбор без минутных колебаний. Но весь фокус и заключался в том, что среди тех, кому этот выбор был предложен, по настоящему воцерковленных были единицы. Стихийный и неосознанный порыв к Вере и Церкви сыграл со многими и многими злую шутку...
А что же до тех, кто в дилемме «Христос или Россия?» выбрал «Россию», отвергнув Христа и Вечное Спасение? Именно для них и был заготовлен вариант пресловутого «славянского язычества» — причем, с очень хорошей, добротной марксистской «подкладкой».
Однако, «не обманывайтесь — Бог поругаем не бывает». Нам остается лишь гадать, какие бы гадости начались в стране, не сыграй Андропов в ящик в марте 1983 года. Однако, темный дух, выпущенный им из бутылки, до сих пор бродит по стране — и сколько еще принесет ей бед, никому не известно.
