"ЗАВТРА". Уважаемый Михаил Геннадьевич, в начале нашей беседы мы выявили формирование качественно нового субъекта всемирно-исторического развития — глобального управляющего класса, связанные с его интересами системные причины агрессии США и их сателлитов против Ливии и последствия этого для народа России.
Но что же именно сейчас заставило глобальный управляющий класс проявиться практически в явном виде? Что вытащило его, хотя бы и краешком, на свет?
Михаил Делягин. Мировой экономический кризис. Глобальный рынок породил глобальные монополии: их некому регулировать, им не с кем конкурировать, — и они, как и положено, загнивают.
Вся мировая финансовая система под истошные крики о намечающемся выходе из кризиса качается на грани глобальной депрессии — и в её пропасть страшно заглядывать и профессиональным оптимистам, и "соловьям Апокалипсиса".
"Звоночком" во время паники по поводу Фукусимы стало предупреждение США в адрес Японии, чтобы та и не думала продавать американские гособлигации. Это уже не пугающий рост доли краткосрочных бумаг — это прямое ограничение ликвидности, балансирующее на грани технического дефолта. Недаром крупнейшим кредитором правительства США стала ФРС.
Стандартный, позитивный выход из загнивания монополий в отсутствие внешней конкуренции — технологический рывок, ослабляющий монополизм. Но именно поэтому монополии стремятся сдержать технологический прогресс — и глобальный управляющий класс выполняет эту функцию. Человечество, поколение назад обоснованно мечтавшее о космосе и даровой энергии, сегодня может рассчитывать лишь на 3D-телевизор, очередной айфончик и диет-колу без примесей коки.
А раз позитивный выход через технологический рывок в близком будущем невозможен — вероятной становится попытка негативного выхода через либеральную экономию на спичках, ограничение потребления "лишнего населения" и, в итоге, сваливание в депрессионную спираль.
Ведь глобальный монополизм проявляется через нехватку спроса. Генерировать спрос путем увеличения денежной массы становится из-за чрезмерного объёма денег уже невозможно, — и глобальные монополии, исходя из коммерческой логики, начинают инстинктивно сокращать издержки, сокращая тем самым потребление населения, которое потребляет больше, чем производит.
"ЗАВТРА". И кто же оказывается под ударом?
М.Д. Отнюдь не нищие: что с них возьмешь? Они потребляют мало: за их счет много не выгадаешь. Сокращение потребления ждет средний класс, становящийся ненужным из-за распространения сверхпроизводительных постиндустриальных (пока в основном информационных) технологий. Он уничтожался в Латинской Америке и Африке, а затем и на постсоциалистическом пространстве, — но эти резервы исчерпаны, и приходит очередь развитых стран, утративших свою ценность в глазах эмансипировавшегося от них глобального управляющего класса.
Социальная утилизация среднего класса развитых стран — пресловутого "золотого миллиарда" — не решит проблемы, но лишь переведет их в новые плоскости.
"ЗАВТРА". Которые пока и представить себе сложно.
М.Д. Разумеется: мы их еще не видели. Так устроены наше сознание, наше воображение, — но это именно та естественность, которую человеку должно преодолевать. Примерно как силу тяжести.
Проще всего с демократией: сегодня она существует от имени и во имя среднего класса. Во что она превратится после утилизации этого среднего класса, на его костях? — в информационную диктатуру, основанную на формировании сознания. И не верьте, что путь к этому далек.
Давайте проверим себя: за счет управления нашим сознанием при помощи информационных потоков большинство из нас твердо знает, что Каддафи злодей. Мы не помним про терракт над Локкерби — Каддафи откупился за него от Запада, и никто, даже среди "общечеловеков", не предъявляет ему погашенных счетов.
Мы знаем, что Каддафи — злодей, по иной причине: глобальные СМИ обвинили его в бомбежках ливийских городов и преступлениях против мирного населения. При этом мы знаем, что это ложь, что никаких бомбёжек не было, а нефтедолларами делились с населением более справедливо, чем, например, в России, — но "осадок остается": наряду с ясным осознанием лживости обвинений мы все равно неосознанно ощущаем, что Каддафи плох и защищать его стыдно.
Таково действие современных информационных технологий даже на критическое, осведомленное и не шокированное личными несчастьями сознание. В ходе же "зачистки" среднего класса Запада это сознание будет лишено критичности (современной системой образования), запутано информационными атаками и приведено в пластичное состояние личными несчастьями — разорением. Оно будет идеальным объектом для управления.
В глобальном плане массированное формирование сознания завершит начинающееся сейчас расчеловечивание: отказ от суверенитета и самосознания личности, этого главного достижения эпохи Просвещения, и возврат к слитно-роевому ее существованию, может быть, через меняющие психотип бедствия.
"ЗАВТРА". Вам не кажется, что вы рисуете чересчур ужасную картину? Перегибаете палку?
М.Д. Первый шаг к этому сделан давно: общество всеобщего потребления подменило декартовское "Я мыслю — следовательно, существую" более удобной формулой "Я покупаю — следовательно, существую".
А зомбирование, позволяющее создать ощущение полноценного потребления у человека, почти не имеющего возможности покупать (движение к этому видно, например, в современной Прибалтике и Восточной Европе в целом), делает ненужной рыночную экономику. Ведь если человеку без особого труда можно внушить, что наклеивание на вещь этикетки в разы повышает ее стоимость (а это положение уже достигнуто), — обмен в массовом порядке становится неэквивалентным.
А неэквивалентный обмен, то есть грабеж, возведенный в основу экономических отношений, просто отменяет рынок.
Это логично: социальная утилизация среднего класса лишит экономику необходимого ей спроса, — а экономика без спроса нерыночна.
"ЗАВТРА". И чем же в нерыночной экономике могут заниматься крупнейшие капиталы?
М.Д. А давайте посмотрим: они ведь реагируют на изменения задолго до того, как мы с вами эти изменения можем осознать.
В их среде наблюдается отказ от собственно рыночной активности в пользу создания новых правил, стандартов и целых культур.
Перенос значительной частью богатейших людей (от Гейтса до Потанина) своей активности в сферу благотворительности совсем не является формой "ухода от дел", хотя благотворительная оболочка действительно защищает капитал от налоговых расследований.
Но главное в другом: благотворительность как форма организации деятельности является стратегическим инвестированием не в конкретные производства, а в создание новых стандартов, смыслов, идей и структурообразующих организационных конструкций.
Это самый рентабельный бизнес, качественно новая сфера глобальной конкуренции.
"ЗАВТРА". Но чем непосредственно вызван этот переход?
М.Д. Значение бизнеса по формированию стандартов и стратегий выросло из-за перехода от иерархических систем управления к сетевым. Этот переход не закончится, участвовать в конкуренции будут сочетания тех и других. На низшем уровне — непосредственно действующие сетевые организации, направляемые и отчасти конституируемые иерархическими структурами, находящимися на втором уровне глобального управления. Но сами они — лишь исполнители, приводные ремни сетевых структур, какими являются сгустки глобального управляющего класса.
Степень иерархизации мира снизилась — причем как внизу, так и наверху управленческой (и социальной) пирамиды: господа вполне диалектически оказались подобием рабов. Занимающие же промежуточное положение менеджеры "выпали из контекста", что сулит массу интересных социальных коллизий вроде братания миллиардера с бунтующим студентом через голову топ-менеджмента. Впрочем, популярные сюжеты с комиком, вмешивающимся в политику, могут быть эхом и этой коллизии тоже.
"ЗАВТРА". Что означает снижение степени иерархизации систем управления на практике?
М.Д. Снижение роли внешних для личности, административных рычагов и рамок управления. Поскольку в сетевой структуре субъект действия ограничивается и направляется не приказами, а своими представлениями и "духом комьюнити", в ней надо руководствоваться его мотивациями и общими правилами. Следует формировать стандарты поведения, принципы ("что такое хорошо и что такое плохо") и основные смыслы, определяющие состав и приоритеты повестки дня, по которой действует и субъект, и организация.
Этим занимаются некоммерческие (в значительной степени аналитические, так как среди "сетевых исполнителей" тоже достаточно НКО) организации, оплачиваемые через благотворительность, — и благотворительность стала стратегическим инвестированием.
Рыночные отношения заменяются отношениями по формированию глобальным управляющим классом стандартов и правил, — и это все сильнее чувствуется и в России.
"ЗАВТРА". России, надеюсь, мы посвятим отдельную часть нашей беседы, а пока давайте обсудим подробнее современное влияние кризиса американской экономики на другие регионы, прежде всего Европу и Китай.
М.Д. Стоит замолвить словечко и за экономику США: ее кризис, к сожалению, продолжается. Средняя цена дома в США продолжает снижение, и за январь-февраль 2011 года уменьшилась еще более чем на 9%, — несмотря на финансовую накачку экономики. Люди продолжают лишаться жилья, а бюджеты всех уровней — от местного до федерального — трещат по швам. И этот треск страшным гулом отдается по всему миру.
Укрепление евро подрывает еврозону. Хотя реально в ней работают Германия, а также Франция, северная Италия и Австрия, в целом экономика еврозоны не спекулятивна, как в США, а производительна. Крепкий евро для нее — камень на шею; при прошлом его укреплении европейцы раздували скандал вокруг долгов Южной Европы, прежде всего Греции, чтобы напугать глобальных спекулянтов и ослабить его.
Но сейчас избыток долларов таков, что ни приток беженцев из Ливии, из-за которого в Италии уже вспыхивают беспорядки, ни ядерная катастрофа в Японии не помешали укреплению евро и йены.
Спекулянты бегут в производительные экономики, укрепляя их валюты и топя их в волнах глобального шторма. Крах социальной и пенсионной систем развитых стран Европы, а с ним и всего европейского среднего класса неизбежен — правда, не в ближайшие годы.
"ЗАВТРА". То есть перспективы евро плохи? Зона евро разрушится?
М.Д. Только если из нее выйдут Франция или Германия. Но их корпорации получили от евро такие выгоды, что не дадут своим правительствам покуситься на него и тем ограничить свои рынки.
А у слабых стран еврозоны атрофировались госорганы, способные ввести свои валюты и регулировать их обращение, и даже прекратилась подготовка специалистов. Они уже отказались от финансового суверенитета: выйди они из зоны евро — им всё равно придется использовать единую европейскую валюту, как Черногории. Реальное их положение не изменится: они и сейчас не могут влиять на управление оборотом евро.
Формула еврозоны проста: "немецкое государство оплачивает слабые страны для сохранения рынка немецких компаний". Это не может продолжаться бесконечно, и слабые страны начнут банкротиться — с тяжкими социальными последствиями. Но на несколько лет накопленных резервов хватит, а Еврофонд станет за эти годы реальным правительством еврозоны, прямо диктующим правительствам их социально-экономическую политику.
"ЗАВТРА". А каковы перспективы Китая?
М.Д. Китай — атлант, на своих плечах удерживающий мировую экономику от падения в глобальную депрессию. Но проблемы накапливаются и у него.
Прежде всего — необходимое в глобальной нехватке спроса подкачивание экономики деньгами даже при китайской жесткости контроля порождает спекулятивные пузыри на самых разных рынках — от фондового до рынка чеснока.
Ограничение этих пузырей усилением госрегулирования тормозит экономику, что ограничивает возможности сглаживания растущих социальных и региональных противоречий.
Огромный средний класс и глобальная экспансия китайских капиталов (не говоря уже о давлении США) не дают подстегивать экономику девальвацией юаня. Его медленное укрепление подрывает развитие, что особенно чувствительно в ситуации, когда переориентировать китайскую экономику на внутренний рынок так и не удалось, и она сохранила зависимость от экспорта — прежде всего в США и Европу. Сокращение спроса их среднего класса — грозная опасность для Китая, которого в дополнение ко всему, как и Европу, душит удорожание нефти.
Его торговый баланс в феврале 2011 года вновь стал дефицитным — впервые после марта 2010, когда еще чувствовалось "эхо" кризиса 2008-2009 годов. При этом вместо ожидавшегося профицита в 4,95 млрд.долл. февральский дефицит — 7,3 млрд. — оказался максимальным за последние семь лет! Это неприятный симптом.
"ЗАВТРА". А как на этом фоне выглядит Россия?
М.Д. Как Нигерия. Все силы правящей тусовки брошены на обмен богатств народа на дешевеющие бумажки. Федеральный бюджет и корпорации захлебываются от нефтедолларов — и выводят их за рубеж, поддерживая финансовые системы своих конкурентов.
Глобальная деградация, архаизация приходят в каждую семью. Разрушением системы образования и дебилизацией молодежи, падением уровня жизни из-за подрыва среднего класса, вымиранием русских территорий (особенно в Нечерноземье), созданием невыносимых условий жизни в Сибири и на Дальнем Востоке, непосильным ростом тарифов в интересах, в конечном счете, глобальных корпораций, разжиганием межнациональных конфликтов для общей хаотизации ситуации. Формирование бандитской государственной власти, проявившееся в трагедиях в Кущевской (в которой, вероятно, покрывавшие бандитов судьи вернулись к работе) и подмосковном Пушкино, — тоже проявления общей тенденции.
Либеральные фундаменталисты, во многом формируя государственную политику, постоянно "подталкивают" разрушительные тенденции. Взять хоть вздымающуюся сейчас истерику "десталинизации".
В стране, где больше чем в половине семей есть репрессированные, популярность Сталина вызвана исключительно его разительным контрастом с гнусностью, ничтожностью и порочностью правящей тусовки.
Но визг о "десталинизации" вызван не только растущим страхом коррупционеров перед неминуемым возмездием за четверть века национального предательства, не только желанием оправдать свое безделье и воровство, не только жаждой безнаказанности (уже сейчас требование сажать за взятки, то есть за преступление против государства, вызывает либеральный вой о "возобновлении сталинского террора").
Визг о "десталинизации" — способ самооправдания либеральных фундаменталистов, вновь за волосы тащащих Россию в кромешную пропасть 90-х: мы, мол, ни при чем, Гайдар и Чубайс не имеют никакого отношения к русской катастрофе — во всем виноват Сталин! Латынина озвучила эту идеологему еще лет пять назад.
"Десталинизация" — реальная подготовка массовых репрессий. Требование запрета на профессии — лишь начало, дальше, как в теологических государствах (включая Израиль), пойдут запреты на слово и на саму мысль. Неплохая планируется "модернизация" — в стиле инквизиции.
В стратегическом плане "десталинизация", требуя от нас отказа от своей истории, растаптывания своих предков, превращения своих родителей и дедов в преступников и лишь в лучшем случае — в бессловесных беспомощных жертв, является инструментом стирания идентичности нашего народа, превращения русских даже не в Иванов, а в Адольфов, "не помнящих родства".
Это уничтожение самосознания народа — инструмент современной глобальной конкуренции.
Естественно, оно вызовет сопротивление и вновь расколет общество, что позволит либеральным фундаменталистам избежать возмездия по принципу "разделяй и властвуй". Связанный с углублением внутреннего раскола психологический шок, как после терактов, сделает общественное сознание более пластичным и управляемым.
Но, знаете, не будем пока о совсем грустном. Сами говорили, что нашим проблемам будет посвящена третья беседа.
"ЗАВТРА". Но всё же: что можно предложить в качестве выхода для мировой экономики?
М.Д. Ответы на системные вопросы надо искать в истории: так или иначе все уже было.
Реальная история победителей обычно не рассказана: ее некому изучать, и нам остаются наукообразные версии их пропаганды.
Так и подлинная история "холодной войны", скорее всего, уже не будет написана: побежденным стыдно, победители самодовольны, — и все они в основном умерли.
Но некоторые эпизоды всё же поддаются реконструкции. США не только вышли из стагфляции (стагнации при сильном росте цен) 1979-1982 годов, но и победили нашу страну экономически, прежде всего за счет оживившего их экономику резкого расширения кредита. Кредит был расширен изменением "правил игры": если до того заемщик должен был вернуть долг с процентами, то после этого, как справедливо отмечает М.Хазин, было достаточно лишь выплачивать проценты. В отношении основной суммы — "тела" долга — стало возможным перекредитование: переоформление кредита на новый срок.
Кардинальное смягчение кредитной политики подстегнуло экономику США, корчившуюся в агонии глубокого структурного кризиса, и придало ей колоссальное ускорение, о котором косное руководство СССР, как раз вступившее в "гонки на лафетах", не могло и мечтать.
В итоге США уничтожили своих стратегических противников, Советский Союз и социализм — и обеспечили себе два десятилетия безоговорочного глобального доминирования.
"ЗАВТРА". Но его экономическая основа порочна: это надувание "финансового пузыря"!
М.Д. Так точно, и возможности этой модели исчерпаны еще в середине 2006 года, когда прозвенели первые "звоночки" ипотечного кризиса.
А в августе 2008 года глобальный экономический кризис перешел в открытую фазу: США накопили столько долгов, что продолжать их наращивание стало невозможным.
Механизм, функционировавший почти 30 лет и приведший США к мировому господству, выработал ресурс. Приходит время расплаты — но долги делались без учёта даже теоретической возможности этого! — и вернуть их нельзя. Это зияющая неопределенность, в которую глядит сейчас весь мир: долги нельзя ни вернуть, ни наращивать.
Кредитная пирамида начинает осыпаться, рискуя через несколько лет похоронить под собой не отдельных недобросовестных банкиров или регуляторов, но всю мировую финансовую систему — с непредсказуемыми социальными бедствиями и политическими катаклизмами. Лучшие стратегические аналитики мира брошены на то, чтобы направить это осыпание на своих стратегических конкурентов, но принцип "умри ты сегодня, а я завтра" не очень эффективен даже в лагерной, не говоря о современной рыночной, экономике.
"ЗАВТРА". Ну и что здесь можно сделать? Капиталистический мир в тупике!
М.Д. Эта неизвестность или, как её вполне официально называют, "глобальная турбулентность" и "беспрецедентная неопределенность" имеет лишь один рациональный и сознательный выход — антикапиталистический: полное прощение сделанных долгов. Раз долги нельзя выплатить, их можно лишь простить.
Забавно, что российские либералы, прощая под давлением Запада долги всем и вся (что уже к 2001 году сделало Россию крупнейшим донором неразвитых стран), в этой парадигме бегут впереди паровоза, показывая пример развитому миру.
Да, в ближайшие годы нашим путём не последуют: ведь долги, даже безнадежные, — эффективный инструмент политического давления, позволяющий получать пусть и не деньги, но важные уступки.
Но когда безнадежность основной части долгов станет очевидна, получение уступок станет столь же невозможным, что и возврат долгов. Шутка "если я должен вам доллар, это моя проблема, а если миллиард — эта проблема ваша" станет нормой поведения, и основную часть долгов придется зачислить в "токсичные" и так или иначе списать. Беда в том, что стихийное списание не исправит систему, выработавшую ресурс: долги будут списывать, лишь чтобы тут же наделать новых, — таких же безвозвратных. Это тупик, из которого помогут выйти только качественно новые принципы организации экономики. Сегодня они еще не ясны, но первый шаг — признание реальности: списание всех долгов как заведомо безнадежных.
"ЗАВТРА". Это может быть лозунгом России, с которым она если и не шагнет к глобальному лидерству, то хотя бы резко повысит свое влияние в мире.
М.Д. Верно. Когда большевики в разгар Первой мировой заговорили о мире без аннексий и контрибуций, это казалось бредом. Правящие элиты смеялись до колик, до истерик — пока этот лозунг не стал главным для народов всех воюющих стран. Он так и не реализовался, но изменил развитие мира.
Россия простила почти всех своих должников: мы едва ли единственная что-то значащая страна, которая ничего не потеряет от прощения виртуальных долгов.
В реформе глобальной финансовой архитектуры нашим лозунгом должен стать не актуальный 10 лет назад налог на спекуляции, а списание кредитов как безнадежных и созидание мира без долгов.
Пора признать: большинство долгов сейчас — спекулятивные, а не инвестиционные. Их нельзя вернуть и потому их можно только списать, освободив должников от бремени, которое разрушает уже не их, но весь мир. Да, банковские убытки будут велики. Но из спекулятивных банки станут расчётными, а государства и международные финансовые организации смогут не допустить коллапса. Списание долгов даст возможность ввести золотой стандарт, о котором грезят, нуждаясь в подведении объективной основы под финансовые воздушные замки.
"ЗАВТРА". Но к нему нельзя перейти: он же ограничит кредит!
М.Д. Пока конкурентоспособность зависит от расширения кредита, его подрыв действительно есть экономическое самоубийство. Но возможности расширения кредита исчерпаны, — и ситуация изменилась. Миру предстоит возврат от спекулятивной к производительной экономике. Списание спекулятивных долгов в сочетании с введением золотого стандарта для новой международной резервной валюты — наименее болезненный путь. А затягивание сознательного осуществления объективной закономерности ведет лишь к ее стихийной реализации — с большей разрушительностью, чем можно представить сегодня.
Но что же именно сейчас заставило глобальный управляющий класс проявиться практически в явном виде? Что вытащило его, хотя бы и краешком, на свет?
Михаил Делягин. Мировой экономический кризис. Глобальный рынок породил глобальные монополии: их некому регулировать, им не с кем конкурировать, — и они, как и положено, загнивают.
Вся мировая финансовая система под истошные крики о намечающемся выходе из кризиса качается на грани глобальной депрессии — и в её пропасть страшно заглядывать и профессиональным оптимистам, и "соловьям Апокалипсиса".
"Звоночком" во время паники по поводу Фукусимы стало предупреждение США в адрес Японии, чтобы та и не думала продавать американские гособлигации. Это уже не пугающий рост доли краткосрочных бумаг — это прямое ограничение ликвидности, балансирующее на грани технического дефолта. Недаром крупнейшим кредитором правительства США стала ФРС.
Стандартный, позитивный выход из загнивания монополий в отсутствие внешней конкуренции — технологический рывок, ослабляющий монополизм. Но именно поэтому монополии стремятся сдержать технологический прогресс — и глобальный управляющий класс выполняет эту функцию. Человечество, поколение назад обоснованно мечтавшее о космосе и даровой энергии, сегодня может рассчитывать лишь на 3D-телевизор, очередной айфончик и диет-колу без примесей коки.
А раз позитивный выход через технологический рывок в близком будущем невозможен — вероятной становится попытка негативного выхода через либеральную экономию на спичках, ограничение потребления "лишнего населения" и, в итоге, сваливание в депрессионную спираль.
Ведь глобальный монополизм проявляется через нехватку спроса. Генерировать спрос путем увеличения денежной массы становится из-за чрезмерного объёма денег уже невозможно, — и глобальные монополии, исходя из коммерческой логики, начинают инстинктивно сокращать издержки, сокращая тем самым потребление населения, которое потребляет больше, чем производит.
"ЗАВТРА". И кто же оказывается под ударом?
М.Д. Отнюдь не нищие: что с них возьмешь? Они потребляют мало: за их счет много не выгадаешь. Сокращение потребления ждет средний класс, становящийся ненужным из-за распространения сверхпроизводительных постиндустриальных (пока в основном информационных) технологий. Он уничтожался в Латинской Америке и Африке, а затем и на постсоциалистическом пространстве, — но эти резервы исчерпаны, и приходит очередь развитых стран, утративших свою ценность в глазах эмансипировавшегося от них глобального управляющего класса.
Социальная утилизация среднего класса развитых стран — пресловутого "золотого миллиарда" — не решит проблемы, но лишь переведет их в новые плоскости.
"ЗАВТРА". Которые пока и представить себе сложно.
М.Д. Разумеется: мы их еще не видели. Так устроены наше сознание, наше воображение, — но это именно та естественность, которую человеку должно преодолевать. Примерно как силу тяжести.
Проще всего с демократией: сегодня она существует от имени и во имя среднего класса. Во что она превратится после утилизации этого среднего класса, на его костях? — в информационную диктатуру, основанную на формировании сознания. И не верьте, что путь к этому далек.
Давайте проверим себя: за счет управления нашим сознанием при помощи информационных потоков большинство из нас твердо знает, что Каддафи злодей. Мы не помним про терракт над Локкерби — Каддафи откупился за него от Запада, и никто, даже среди "общечеловеков", не предъявляет ему погашенных счетов.
Мы знаем, что Каддафи — злодей, по иной причине: глобальные СМИ обвинили его в бомбежках ливийских городов и преступлениях против мирного населения. При этом мы знаем, что это ложь, что никаких бомбёжек не было, а нефтедолларами делились с населением более справедливо, чем, например, в России, — но "осадок остается": наряду с ясным осознанием лживости обвинений мы все равно неосознанно ощущаем, что Каддафи плох и защищать его стыдно.
Таково действие современных информационных технологий даже на критическое, осведомленное и не шокированное личными несчастьями сознание. В ходе же "зачистки" среднего класса Запада это сознание будет лишено критичности (современной системой образования), запутано информационными атаками и приведено в пластичное состояние личными несчастьями — разорением. Оно будет идеальным объектом для управления.
В глобальном плане массированное формирование сознания завершит начинающееся сейчас расчеловечивание: отказ от суверенитета и самосознания личности, этого главного достижения эпохи Просвещения, и возврат к слитно-роевому ее существованию, может быть, через меняющие психотип бедствия.
"ЗАВТРА". Вам не кажется, что вы рисуете чересчур ужасную картину? Перегибаете палку?
М.Д. Первый шаг к этому сделан давно: общество всеобщего потребления подменило декартовское "Я мыслю — следовательно, существую" более удобной формулой "Я покупаю — следовательно, существую".
А зомбирование, позволяющее создать ощущение полноценного потребления у человека, почти не имеющего возможности покупать (движение к этому видно, например, в современной Прибалтике и Восточной Европе в целом), делает ненужной рыночную экономику. Ведь если человеку без особого труда можно внушить, что наклеивание на вещь этикетки в разы повышает ее стоимость (а это положение уже достигнуто), — обмен в массовом порядке становится неэквивалентным.
А неэквивалентный обмен, то есть грабеж, возведенный в основу экономических отношений, просто отменяет рынок.
Это логично: социальная утилизация среднего класса лишит экономику необходимого ей спроса, — а экономика без спроса нерыночна.
"ЗАВТРА". И чем же в нерыночной экономике могут заниматься крупнейшие капиталы?
М.Д. А давайте посмотрим: они ведь реагируют на изменения задолго до того, как мы с вами эти изменения можем осознать.
В их среде наблюдается отказ от собственно рыночной активности в пользу создания новых правил, стандартов и целых культур.
Перенос значительной частью богатейших людей (от Гейтса до Потанина) своей активности в сферу благотворительности совсем не является формой "ухода от дел", хотя благотворительная оболочка действительно защищает капитал от налоговых расследований.
Но главное в другом: благотворительность как форма организации деятельности является стратегическим инвестированием не в конкретные производства, а в создание новых стандартов, смыслов, идей и структурообразующих организационных конструкций.
Это самый рентабельный бизнес, качественно новая сфера глобальной конкуренции.
"ЗАВТРА". Но чем непосредственно вызван этот переход?
М.Д. Значение бизнеса по формированию стандартов и стратегий выросло из-за перехода от иерархических систем управления к сетевым. Этот переход не закончится, участвовать в конкуренции будут сочетания тех и других. На низшем уровне — непосредственно действующие сетевые организации, направляемые и отчасти конституируемые иерархическими структурами, находящимися на втором уровне глобального управления. Но сами они — лишь исполнители, приводные ремни сетевых структур, какими являются сгустки глобального управляющего класса.
Степень иерархизации мира снизилась — причем как внизу, так и наверху управленческой (и социальной) пирамиды: господа вполне диалектически оказались подобием рабов. Занимающие же промежуточное положение менеджеры "выпали из контекста", что сулит массу интересных социальных коллизий вроде братания миллиардера с бунтующим студентом через голову топ-менеджмента. Впрочем, популярные сюжеты с комиком, вмешивающимся в политику, могут быть эхом и этой коллизии тоже.
"ЗАВТРА". Что означает снижение степени иерархизации систем управления на практике?
М.Д. Снижение роли внешних для личности, административных рычагов и рамок управления. Поскольку в сетевой структуре субъект действия ограничивается и направляется не приказами, а своими представлениями и "духом комьюнити", в ней надо руководствоваться его мотивациями и общими правилами. Следует формировать стандарты поведения, принципы ("что такое хорошо и что такое плохо") и основные смыслы, определяющие состав и приоритеты повестки дня, по которой действует и субъект, и организация.
Этим занимаются некоммерческие (в значительной степени аналитические, так как среди "сетевых исполнителей" тоже достаточно НКО) организации, оплачиваемые через благотворительность, — и благотворительность стала стратегическим инвестированием.
Рыночные отношения заменяются отношениями по формированию глобальным управляющим классом стандартов и правил, — и это все сильнее чувствуется и в России.
"ЗАВТРА". России, надеюсь, мы посвятим отдельную часть нашей беседы, а пока давайте обсудим подробнее современное влияние кризиса американской экономики на другие регионы, прежде всего Европу и Китай.
М.Д. Стоит замолвить словечко и за экономику США: ее кризис, к сожалению, продолжается. Средняя цена дома в США продолжает снижение, и за январь-февраль 2011 года уменьшилась еще более чем на 9%, — несмотря на финансовую накачку экономики. Люди продолжают лишаться жилья, а бюджеты всех уровней — от местного до федерального — трещат по швам. И этот треск страшным гулом отдается по всему миру.
Укрепление евро подрывает еврозону. Хотя реально в ней работают Германия, а также Франция, северная Италия и Австрия, в целом экономика еврозоны не спекулятивна, как в США, а производительна. Крепкий евро для нее — камень на шею; при прошлом его укреплении европейцы раздували скандал вокруг долгов Южной Европы, прежде всего Греции, чтобы напугать глобальных спекулянтов и ослабить его.
Но сейчас избыток долларов таков, что ни приток беженцев из Ливии, из-за которого в Италии уже вспыхивают беспорядки, ни ядерная катастрофа в Японии не помешали укреплению евро и йены.
Спекулянты бегут в производительные экономики, укрепляя их валюты и топя их в волнах глобального шторма. Крах социальной и пенсионной систем развитых стран Европы, а с ним и всего европейского среднего класса неизбежен — правда, не в ближайшие годы.
"ЗАВТРА". То есть перспективы евро плохи? Зона евро разрушится?
М.Д. Только если из нее выйдут Франция или Германия. Но их корпорации получили от евро такие выгоды, что не дадут своим правительствам покуситься на него и тем ограничить свои рынки.
А у слабых стран еврозоны атрофировались госорганы, способные ввести свои валюты и регулировать их обращение, и даже прекратилась подготовка специалистов. Они уже отказались от финансового суверенитета: выйди они из зоны евро — им всё равно придется использовать единую европейскую валюту, как Черногории. Реальное их положение не изменится: они и сейчас не могут влиять на управление оборотом евро.
Формула еврозоны проста: "немецкое государство оплачивает слабые страны для сохранения рынка немецких компаний". Это не может продолжаться бесконечно, и слабые страны начнут банкротиться — с тяжкими социальными последствиями. Но на несколько лет накопленных резервов хватит, а Еврофонд станет за эти годы реальным правительством еврозоны, прямо диктующим правительствам их социально-экономическую политику.
"ЗАВТРА". А каковы перспективы Китая?
М.Д. Китай — атлант, на своих плечах удерживающий мировую экономику от падения в глобальную депрессию. Но проблемы накапливаются и у него.
Прежде всего — необходимое в глобальной нехватке спроса подкачивание экономики деньгами даже при китайской жесткости контроля порождает спекулятивные пузыри на самых разных рынках — от фондового до рынка чеснока.
Ограничение этих пузырей усилением госрегулирования тормозит экономику, что ограничивает возможности сглаживания растущих социальных и региональных противоречий.
Огромный средний класс и глобальная экспансия китайских капиталов (не говоря уже о давлении США) не дают подстегивать экономику девальвацией юаня. Его медленное укрепление подрывает развитие, что особенно чувствительно в ситуации, когда переориентировать китайскую экономику на внутренний рынок так и не удалось, и она сохранила зависимость от экспорта — прежде всего в США и Европу. Сокращение спроса их среднего класса — грозная опасность для Китая, которого в дополнение ко всему, как и Европу, душит удорожание нефти.
Его торговый баланс в феврале 2011 года вновь стал дефицитным — впервые после марта 2010, когда еще чувствовалось "эхо" кризиса 2008-2009 годов. При этом вместо ожидавшегося профицита в 4,95 млрд.долл. февральский дефицит — 7,3 млрд. — оказался максимальным за последние семь лет! Это неприятный симптом.
"ЗАВТРА". А как на этом фоне выглядит Россия?
М.Д. Как Нигерия. Все силы правящей тусовки брошены на обмен богатств народа на дешевеющие бумажки. Федеральный бюджет и корпорации захлебываются от нефтедолларов — и выводят их за рубеж, поддерживая финансовые системы своих конкурентов.
Глобальная деградация, архаизация приходят в каждую семью. Разрушением системы образования и дебилизацией молодежи, падением уровня жизни из-за подрыва среднего класса, вымиранием русских территорий (особенно в Нечерноземье), созданием невыносимых условий жизни в Сибири и на Дальнем Востоке, непосильным ростом тарифов в интересах, в конечном счете, глобальных корпораций, разжиганием межнациональных конфликтов для общей хаотизации ситуации. Формирование бандитской государственной власти, проявившееся в трагедиях в Кущевской (в которой, вероятно, покрывавшие бандитов судьи вернулись к работе) и подмосковном Пушкино, — тоже проявления общей тенденции.
Либеральные фундаменталисты, во многом формируя государственную политику, постоянно "подталкивают" разрушительные тенденции. Взять хоть вздымающуюся сейчас истерику "десталинизации".
В стране, где больше чем в половине семей есть репрессированные, популярность Сталина вызвана исключительно его разительным контрастом с гнусностью, ничтожностью и порочностью правящей тусовки.
Но визг о "десталинизации" вызван не только растущим страхом коррупционеров перед неминуемым возмездием за четверть века национального предательства, не только желанием оправдать свое безделье и воровство, не только жаждой безнаказанности (уже сейчас требование сажать за взятки, то есть за преступление против государства, вызывает либеральный вой о "возобновлении сталинского террора").
Визг о "десталинизации" — способ самооправдания либеральных фундаменталистов, вновь за волосы тащащих Россию в кромешную пропасть 90-х: мы, мол, ни при чем, Гайдар и Чубайс не имеют никакого отношения к русской катастрофе — во всем виноват Сталин! Латынина озвучила эту идеологему еще лет пять назад.
"Десталинизация" — реальная подготовка массовых репрессий. Требование запрета на профессии — лишь начало, дальше, как в теологических государствах (включая Израиль), пойдут запреты на слово и на саму мысль. Неплохая планируется "модернизация" — в стиле инквизиции.
В стратегическом плане "десталинизация", требуя от нас отказа от своей истории, растаптывания своих предков, превращения своих родителей и дедов в преступников и лишь в лучшем случае — в бессловесных беспомощных жертв, является инструментом стирания идентичности нашего народа, превращения русских даже не в Иванов, а в Адольфов, "не помнящих родства".
Это уничтожение самосознания народа — инструмент современной глобальной конкуренции.
Естественно, оно вызовет сопротивление и вновь расколет общество, что позволит либеральным фундаменталистам избежать возмездия по принципу "разделяй и властвуй". Связанный с углублением внутреннего раскола психологический шок, как после терактов, сделает общественное сознание более пластичным и управляемым.
Но, знаете, не будем пока о совсем грустном. Сами говорили, что нашим проблемам будет посвящена третья беседа.
"ЗАВТРА". Но всё же: что можно предложить в качестве выхода для мировой экономики?
М.Д. Ответы на системные вопросы надо искать в истории: так или иначе все уже было.
Реальная история победителей обычно не рассказана: ее некому изучать, и нам остаются наукообразные версии их пропаганды.
Так и подлинная история "холодной войны", скорее всего, уже не будет написана: побежденным стыдно, победители самодовольны, — и все они в основном умерли.
Но некоторые эпизоды всё же поддаются реконструкции. США не только вышли из стагфляции (стагнации при сильном росте цен) 1979-1982 годов, но и победили нашу страну экономически, прежде всего за счет оживившего их экономику резкого расширения кредита. Кредит был расширен изменением "правил игры": если до того заемщик должен был вернуть долг с процентами, то после этого, как справедливо отмечает М.Хазин, было достаточно лишь выплачивать проценты. В отношении основной суммы — "тела" долга — стало возможным перекредитование: переоформление кредита на новый срок.
Кардинальное смягчение кредитной политики подстегнуло экономику США, корчившуюся в агонии глубокого структурного кризиса, и придало ей колоссальное ускорение, о котором косное руководство СССР, как раз вступившее в "гонки на лафетах", не могло и мечтать.
В итоге США уничтожили своих стратегических противников, Советский Союз и социализм — и обеспечили себе два десятилетия безоговорочного глобального доминирования.
"ЗАВТРА". Но его экономическая основа порочна: это надувание "финансового пузыря"!
М.Д. Так точно, и возможности этой модели исчерпаны еще в середине 2006 года, когда прозвенели первые "звоночки" ипотечного кризиса.
А в августе 2008 года глобальный экономический кризис перешел в открытую фазу: США накопили столько долгов, что продолжать их наращивание стало невозможным.
Механизм, функционировавший почти 30 лет и приведший США к мировому господству, выработал ресурс. Приходит время расплаты — но долги делались без учёта даже теоретической возможности этого! — и вернуть их нельзя. Это зияющая неопределенность, в которую глядит сейчас весь мир: долги нельзя ни вернуть, ни наращивать.
Кредитная пирамида начинает осыпаться, рискуя через несколько лет похоронить под собой не отдельных недобросовестных банкиров или регуляторов, но всю мировую финансовую систему — с непредсказуемыми социальными бедствиями и политическими катаклизмами. Лучшие стратегические аналитики мира брошены на то, чтобы направить это осыпание на своих стратегических конкурентов, но принцип "умри ты сегодня, а я завтра" не очень эффективен даже в лагерной, не говоря о современной рыночной, экономике.
"ЗАВТРА". Ну и что здесь можно сделать? Капиталистический мир в тупике!
М.Д. Эта неизвестность или, как её вполне официально называют, "глобальная турбулентность" и "беспрецедентная неопределенность" имеет лишь один рациональный и сознательный выход — антикапиталистический: полное прощение сделанных долгов. Раз долги нельзя выплатить, их можно лишь простить.
Забавно, что российские либералы, прощая под давлением Запада долги всем и вся (что уже к 2001 году сделало Россию крупнейшим донором неразвитых стран), в этой парадигме бегут впереди паровоза, показывая пример развитому миру.
Да, в ближайшие годы нашим путём не последуют: ведь долги, даже безнадежные, — эффективный инструмент политического давления, позволяющий получать пусть и не деньги, но важные уступки.
Но когда безнадежность основной части долгов станет очевидна, получение уступок станет столь же невозможным, что и возврат долгов. Шутка "если я должен вам доллар, это моя проблема, а если миллиард — эта проблема ваша" станет нормой поведения, и основную часть долгов придется зачислить в "токсичные" и так или иначе списать. Беда в том, что стихийное списание не исправит систему, выработавшую ресурс: долги будут списывать, лишь чтобы тут же наделать новых, — таких же безвозвратных. Это тупик, из которого помогут выйти только качественно новые принципы организации экономики. Сегодня они еще не ясны, но первый шаг — признание реальности: списание всех долгов как заведомо безнадежных.
"ЗАВТРА". Это может быть лозунгом России, с которым она если и не шагнет к глобальному лидерству, то хотя бы резко повысит свое влияние в мире.
М.Д. Верно. Когда большевики в разгар Первой мировой заговорили о мире без аннексий и контрибуций, это казалось бредом. Правящие элиты смеялись до колик, до истерик — пока этот лозунг не стал главным для народов всех воюющих стран. Он так и не реализовался, но изменил развитие мира.
Россия простила почти всех своих должников: мы едва ли единственная что-то значащая страна, которая ничего не потеряет от прощения виртуальных долгов.
В реформе глобальной финансовой архитектуры нашим лозунгом должен стать не актуальный 10 лет назад налог на спекуляции, а списание кредитов как безнадежных и созидание мира без долгов.
Пора признать: большинство долгов сейчас — спекулятивные, а не инвестиционные. Их нельзя вернуть и потому их можно только списать, освободив должников от бремени, которое разрушает уже не их, но весь мир. Да, банковские убытки будут велики. Но из спекулятивных банки станут расчётными, а государства и международные финансовые организации смогут не допустить коллапса. Списание долгов даст возможность ввести золотой стандарт, о котором грезят, нуждаясь в подведении объективной основы под финансовые воздушные замки.
"ЗАВТРА". Но к нему нельзя перейти: он же ограничит кредит!
М.Д. Пока конкурентоспособность зависит от расширения кредита, его подрыв действительно есть экономическое самоубийство. Но возможности расширения кредита исчерпаны, — и ситуация изменилась. Миру предстоит возврат от спекулятивной к производительной экономике. Списание спекулятивных долгов в сочетании с введением золотого стандарта для новой международной резервной валюты — наименее болезненный путь. А затягивание сознательного осуществления объективной закономерности ведет лишь к ее стихийной реализации — с большей разрушительностью, чем можно представить сегодня.
Читаем также:
«Новые кочевники» воюют против России – I
