Неформальную столицу Древнерусского государства в средние века именовали почтительно — «Господин Великий Новгород». Ведь здесь сходились все северные дороги великого европейского торгового пути «из варяг в греки».
Эта магистраль в IX — XIII вв. соединяла Балтийское море с Черным, пролегала через Киев и вела в Византийскую империю. В качестве общерусской коммуникации она оформилась в 882 г., когда у киевской пристани появились корабли новгородских князей-викингов Олега с малолетним Игорем, утвердивших на юге Руси власть воинственной варяжской династии Рюриковичей. Пока держава их преемников сохраняла единство, Новгород не раз служил «трамплином» младшим отпрыскам правящего в Киеве рода для завоевания этого великокняжеского стола. (Среди прочих были и Владимир Святославич — будущий Креститель Руси, и его сын Ярослав, прозванный впоследствии Мудрым).
Но с наступлением периода феодальной раздробленности новгородцы восстали и добились политической независимости от Киева. Так в 1136 г. на севере Руси возникло уникальное государство Новгородская земля — феодальная республика со своей политикой и развитой внешней торговлей, ориентированной на западноевропейский рынок; со своей денежной системой и финансово-кредитными отношениями, имевшими как общерусские корни, так и местные особенности. Археология же свидетельствует о том, что именно Новгород стал местом, где древнерусская гривна обрела имя рубля.
В раннюю пору истории империи Рюриковичей (Киевская Русь IX-Х вв.) на киевском и новгородском рынках массово ходили дирхемы — монетное серебро, импортированное с мусульманского Востока, которым рассчитывались на вес. На основании текста древнерусского законодательного кодекса «Русской Правды» ХI в. (где указаны денежные штрафы за всевозможные правонарушения той поры) и археологических данных, можно судить о соотношении древнеславянских денежных единиц между собой и с дирхемами. Первоначально наиболее крупная денежная единица — 1 гривна — равнялась 20 ногатам, или 25 кунам, или 50 резанам, или 150 веверицам. При этом 1 дирхем считался за 1 куну, а его обрезок-половинка — за 1 резану (подробнее см. «ВД» №1-2, 2006).
Исследователи полагают, что до середины Х в. гривна серебром весила порядка 68,2 г, 1 куна — 2,72 г, 1 резана — 1,36 г. Но во второй половине Х в. и в ХI в. (т.е. в эпоху «Русской Правды»), с разделением древнерусской денежно-весовой системы на южную (киевскую) и северную (новгородскую), первая стала базироваться на гривне, эквивалентной византийской литре (163-164 г), а вторая — на более тяжелой гривне, весом около 200 г. Однако на этом развитие древнерусской денежной системы не закончилось.
Начиная с 1137 г., письменные документы фиксируют появление некоей загадочной «гривны новых кун». По мнению одних историков, этими «новыми кунами» назывались уже не монеты, а натуральные «товаро-деньги», заменившие на русском рынке ХII в. вышедшие из употребления серебряные дирхемы. Предполагается, что товаро-деньгами могли служить или некоторые широко распространенные на Руси ремесленные изделия, или южноморские раковины — каури.
Согласно другой точке зрения, «новыми кунами», сменившими «старые» (т.е.дирхемы), тоже являлись серебряные монеты, но уже не восточные, а западноевропейские, именовавшиеся денариями. В этот же период номинал «гривна новых кун» уже не равнялся традиционному денежно-весовому понятию «гривна серебра», а составлял лишь четвертую часть последней.
Полная переориентация древнеславянского рынка на западные денарии произошла в середине XI в., после того, как на Востоке наступил серебряный кризис, связанный с истощением рудников драгметалла и спровоцировавший прекращение чеканки классического дирхема. В древнерусских письменных документах такие деньги называют также «шелягами» (от английского «шиллинг») или «пенязи» (от латинско-итальянского «пенязь-пенни»). Многие тысячи экземпляров этих монет оказались в составе древних кладов, обнаруженных на протяжении ХIХ-ХХ вв. Основная масса находок сосредоточена в былых пределах Новгородской земли (ныне — в административных границах Ленинградской, Новгородской и некоторых других смежных областей России).
Пожалуй, крупнейшей на сегодня находкой западноевропейских монет ХI-начала ХII вв. является клад, случайно найденный в 1934 г. возле деревни Вихмязь Ладожского района Ленинградской области. Его обнаружила… охотничья собака, разрывшая малоприметную земляную кочку в лесу. Хозяин пса достал из «норы» объемистый медный котел, заполненный старинными серебряными монетами. На них были выбиты изображения людей и зданий, неясных предметов, а также кресты и латинские буквы. Драгоценную находку передали в Эрмитаж, где выяснилось, что около 800 лет назад кто-то спрятал в медную кубышку свыше 13 тыс. европейских (в основном немецких и англосаксонских) денариев.
Попробуем прикинуть размеры сокрытого капитала неведомого гражданина Новгородской республики по тогдашнему «курсу» гривны серебром. Как уже говорилось, в XII в. за гривну серебра давали 4 гривны «новых» кун (денариев). Это соотношение осталось неизменным и в XIII в. Поскольку «старые куны» (дирхемы) были тяжелее и дороже, то «новые» претерпели своего рода инфляцию. Теперь в «гривне кун» было уже не 25, а 50 кун, ведь европейская серебряная монета была легче восточной, и в новой куне содержалось лишь чуть больше грамма серебра. Так что если стоимость клада из Вихмязи оценивать более чем в 13 тыс. кун, то получится свыше 260 гривен кун. Поскольку же максимальный денежный номинал — «гривна серебра» весила в 4 раза больше «гривны новых кун» (около 200 г), то в нашем кладе и оказывается чуть больше 65 гривен серебра.
Период древнерусской экономической истории между ХII и ХIV вв. получил название «безмонетного». Историки долго спорили о том, почему приток европейской монеты на Русь ХII века неуклонно сокращался и в конце концов практически иссяк. По-видимому, это предопределили, во-первых, европейские экономико-политические проблемы, провоцировавшие денежный дефицит (борьба городов с феодальными сеньорами за право монетной чеканки и периодическое принудительное изъятие масс монетного серебра из обращения для переделки с целью «обновления», сворачивание монетного экспорта в связи с крестовыми походами на Восток). А во-вторых, местные русские проблемы, возникшие с вторжением немецких рыцарей-крестоносцев в Прибалтику, после чего мирные торговые связи Руси с западными соседями значительно затруднились.
В ХIII в. уже сам северо-запад Руси становится ареной жестокой борьбы со шведской и немецкой экспансией. Однако тот факт, что разрушительное татаро-монгольское нашествие 1237-1242 гг. почти не затронуло древнерусский север и Новгородская республика, в отличие от Рязани и Владимира, Киева, Галича и земель других княжеств, уцелела, способствовал сохранению северного рынка. После побед князя Александра Невского в битвах со шведами на Неве (15 июля 1240 г.) и немцами на льду Чудского озера (5 апреля 1242 г.) новгородский торг снова заработал в полную силу.
Но на этот раз… без монет. Для крупных торговых сделок и прочих серьезных расчетов использовались исключительно серебряные слитки весом около 200 г. Их масса точно соответствовала номиналу «гривны серебра», зафиксированной в письменных документах древнерусской эпохи. Новгородская гривна-слиток была поначалу длинным и прямым бруском, а со временем стала более короткой и чуть изогнутой. Этот «денежный знак» удержался в обращении вплоть до ХIV-ХV вв., несмотря на начало чеканки русскими княжествами, да и самим Новгородом, собственных монет.
Подобно Киеву и многим другим древнерусским городам, Новгород традиционно состоял из двух частей: хорошо укрепленного Кремля-Детинца с Софийским собором и прочими важнейшими зданиями общегосударственного значения, обнесенными крепостной стеной (аналога нашей Старокиевской горы), а также — Торговой стороны (аналога нашего Подола), где была сосредоточена деловая жизнь республиканской столицы.
Этот город очень рано был включен в систему североевропейской торговли средневековой поры. Он был членом знаменитого Ганзейского союза, в состав которого входили около 100 городов Северной и Центральной Европы. Основная торговая коммуникация Ганзы начиналась на берегу Северного моря (во Фландрии) и заканчивалась в Новгороде. Оттуда в обмен на серебро, сельдь и другие товары Европа получала меха, мед, воск и лес. На Новгородском Торгу функционировала постоянная контора ганзейских купцов Петерсхоф. Крупные торговые обороты и, по-видимому, высокая норма прибыли породили у ганзейцев крылатую фразу: «В Новгороде легче всего и при небольшом капитале стать человеком».
Развитая торговля способствовала процветанию кредитных отношений в форме ростовщичества. Именно здесь в ХII в. впервые на Руси появляются письменно оформленные долговые обязательства, идея которых, вероятно, заимствована из опыта европейской торговли. Расписки того времени считаются зародышами будущих векселей. Записки же должников с указанием имен кредиторов — договорами о займах.
Новгородское ростовщичество было наследственным промыслом: долговые документы передавались от отца к сыну и от деда к внуку. Подобным бизнесом не брезговали и высшие должностные лица республики. Например, посадник Щил (выборный глава правительства) лично выдавал ссуды для торговых операций. Процент по кредитам был очень высок, нередко достигал 50%. Поэтому средний городской ростовщик за два года удваивал свой капитал. При этом европейские нормы процентов были в 2,5 раза ниже русских, и это поощряло новгородцев занимать деньги за границей, прежде всего в Риге, тесно связанной с Ганзейским союзом. В немецких городах ХIII-ХIV вв. существовал ряд торговых домов, предоставлявших кредиты русским торговцам, в том числе «Дом Брунова» из Кельна и «Дом Гельмиция».
О деятельности новгородских ростовщиков исследователям поведали и некоторые гривны из древних кладов. На этих серебряных слитках нередко встречаются поперечные зарубки. Это не что иное, как отметины о расчетах по взиманию процентов. На гривнах также фиксировались сроки погашения обязательств. Кстати, эта традиция дожила аж до ХVII в., когда на специальных деревянных палочках, именуемых «носами» (от слова «наносить») делались поперечные насечки — долговые отметины, как и на древнерусских новгородских гривнах. С тех пор и появилась знаменитая поговорка «Заруби себе на носу»…
К числу наиболее сенсационных археологических открытий Великого Новгорода относится уникальный письменный документ — берестяная грамота ХIII в. На первый взгляд это обычная деловая записка от некоего Матвия, адресованная «ко Есифу ко Давидову» (т.е. Иосифу Давидовичу) по поводу рядовой коммерческой сделки. И все бы ничего, если бы не финальная фраза: «…ажь водя по 3 рубля продай, али не водя не продай».
Это древнейшее сегодня упоминание рубля в качестве восточнославянских денег. Историки полагают, что в ХIII в. «рубль» стал синонимом «гривны» и начал постепенно вытеснять последнюю. На новгородском же рынке ничего не изменилось, поскольку вплоть до первой половины ХV в. здесь ходил все тот же серебряный брусок весом около 200 г. Только зачастую он уже не был делимым цельным металлическим слитком. В ХIV-ХV вв. гривны-рубли стали рубить пополам и называли половинки «полтинами». В качестве чисто счетного понятия тогда существовала и «четверть» (полполтины), но пока слитков-четвертушек не обнаружено.
Историки денег и лингвисты связывают происхождение слова «рубль» с обычаем разрубать серебряные слитки на определенные доли. Но единого мнения по этому поводу нет до сих пор. Ведь древние новгородцы «рублем» называли целый слиток, а не его части. Но это стало известно уже в ХХ в. Ранее же считалось, что «рубль» — это отрубленная часть от длинного прута-заготовки. Так же полагал знаменитый русский коллекционер Алексей Мусин-Пушкин, когда в 1770-х в руки ему попала половина слитка новгородской гривны. Прославленный первооткрыватель «Слова о полку Игореве» был уверен, что заполучил целый древний рубль. Лишь со временем, когда таких половинок обнаружилось немало, ученые установили, что мусин-пушкинский слиток — вовсе не рубль, а полтина, и что гривна равна рублю. Одно из прямых документальных подтверждений их идентичности обнаружилось в приписке на странице богослужебной книги «Минеи» 1494 г. из Новгорода.
Новгородский серебряный рубль расходился в качестве реальной платежно-весовой единицы по всей Руси, поступая и в восточные, и в южные княжества. Литье рублей осуществлялось организованно, при соблюдении определенных правил, с контролем над нормами веса и качества слитков. Поручалось дело ливцам — мастерам, которым городское управление всецело доверяло. Сырье новгородцы закупали в Европе, а для других городов и производителей рублей были посредниками в поставке западного серебра. Так Новгород стал источником полноценной валюты для Руси.
Эта магистраль в IX — XIII вв. соединяла Балтийское море с Черным, пролегала через Киев и вела в Византийскую империю. В качестве общерусской коммуникации она оформилась в 882 г., когда у киевской пристани появились корабли новгородских князей-викингов Олега с малолетним Игорем, утвердивших на юге Руси власть воинственной варяжской династии Рюриковичей. Пока держава их преемников сохраняла единство, Новгород не раз служил «трамплином» младшим отпрыскам правящего в Киеве рода для завоевания этого великокняжеского стола. (Среди прочих были и Владимир Святославич — будущий Креститель Руси, и его сын Ярослав, прозванный впоследствии Мудрым).
Но с наступлением периода феодальной раздробленности новгородцы восстали и добились политической независимости от Киева. Так в 1136 г. на севере Руси возникло уникальное государство Новгородская земля — феодальная республика со своей политикой и развитой внешней торговлей, ориентированной на западноевропейский рынок; со своей денежной системой и финансово-кредитными отношениями, имевшими как общерусские корни, так и местные особенности. Археология же свидетельствует о том, что именно Новгород стал местом, где древнерусская гривна обрела имя рубля.
Деньги старые и новые
В раннюю пору истории империи Рюриковичей (Киевская Русь IX-Х вв.) на киевском и новгородском рынках массово ходили дирхемы — монетное серебро, импортированное с мусульманского Востока, которым рассчитывались на вес. На основании текста древнерусского законодательного кодекса «Русской Правды» ХI в. (где указаны денежные штрафы за всевозможные правонарушения той поры) и археологических данных, можно судить о соотношении древнеславянских денежных единиц между собой и с дирхемами. Первоначально наиболее крупная денежная единица — 1 гривна — равнялась 20 ногатам, или 25 кунам, или 50 резанам, или 150 веверицам. При этом 1 дирхем считался за 1 куну, а его обрезок-половинка — за 1 резану (подробнее см. «ВД» №1-2, 2006).
Исследователи полагают, что до середины Х в. гривна серебром весила порядка 68,2 г, 1 куна — 2,72 г, 1 резана — 1,36 г. Но во второй половине Х в. и в ХI в. (т.е. в эпоху «Русской Правды»), с разделением древнерусской денежно-весовой системы на южную (киевскую) и северную (новгородскую), первая стала базироваться на гривне, эквивалентной византийской литре (163-164 г), а вторая — на более тяжелой гривне, весом около 200 г. Однако на этом развитие древнерусской денежной системы не закончилось.
Начиная с 1137 г., письменные документы фиксируют появление некоей загадочной «гривны новых кун». По мнению одних историков, этими «новыми кунами» назывались уже не монеты, а натуральные «товаро-деньги», заменившие на русском рынке ХII в. вышедшие из употребления серебряные дирхемы. Предполагается, что товаро-деньгами могли служить или некоторые широко распространенные на Руси ремесленные изделия, или южноморские раковины — каури.
Согласно другой точке зрения, «новыми кунами», сменившими «старые» (т.е.дирхемы), тоже являлись серебряные монеты, но уже не восточные, а западноевропейские, именовавшиеся денариями. В этот же период номинал «гривна новых кун» уже не равнялся традиционному денежно-весовому понятию «гривна серебра», а составлял лишь четвертую часть последней.
Серебряный клад
Полная переориентация древнеславянского рынка на западные денарии произошла в середине XI в., после того, как на Востоке наступил серебряный кризис, связанный с истощением рудников драгметалла и спровоцировавший прекращение чеканки классического дирхема. В древнерусских письменных документах такие деньги называют также «шелягами» (от английского «шиллинг») или «пенязи» (от латинско-итальянского «пенязь-пенни»). Многие тысячи экземпляров этих монет оказались в составе древних кладов, обнаруженных на протяжении ХIХ-ХХ вв. Основная масса находок сосредоточена в былых пределах Новгородской земли (ныне — в административных границах Ленинградской, Новгородской и некоторых других смежных областей России).
Пожалуй, крупнейшей на сегодня находкой западноевропейских монет ХI-начала ХII вв. является клад, случайно найденный в 1934 г. возле деревни Вихмязь Ладожского района Ленинградской области. Его обнаружила… охотничья собака, разрывшая малоприметную земляную кочку в лесу. Хозяин пса достал из «норы» объемистый медный котел, заполненный старинными серебряными монетами. На них были выбиты изображения людей и зданий, неясных предметов, а также кресты и латинские буквы. Драгоценную находку передали в Эрмитаж, где выяснилось, что около 800 лет назад кто-то спрятал в медную кубышку свыше 13 тыс. европейских (в основном немецких и англосаксонских) денариев.
Попробуем прикинуть размеры сокрытого капитала неведомого гражданина Новгородской республики по тогдашнему «курсу» гривны серебром. Как уже говорилось, в XII в. за гривну серебра давали 4 гривны «новых» кун (денариев). Это соотношение осталось неизменным и в XIII в. Поскольку «старые куны» (дирхемы) были тяжелее и дороже, то «новые» претерпели своего рода инфляцию. Теперь в «гривне кун» было уже не 25, а 50 кун, ведь европейская серебряная монета была легче восточной, и в новой куне содержалось лишь чуть больше грамма серебра. Так что если стоимость клада из Вихмязи оценивать более чем в 13 тыс. кун, то получится свыше 260 гривен кун. Поскольку же максимальный денежный номинал — «гривна серебра» весила в 4 раза больше «гривны новых кун» (около 200 г), то в нашем кладе и оказывается чуть больше 65 гривен серебра.
Валюта «безмонетной» поры
Период древнерусской экономической истории между ХII и ХIV вв. получил название «безмонетного». Историки долго спорили о том, почему приток европейской монеты на Русь ХII века неуклонно сокращался и в конце концов практически иссяк. По-видимому, это предопределили, во-первых, европейские экономико-политические проблемы, провоцировавшие денежный дефицит (борьба городов с феодальными сеньорами за право монетной чеканки и периодическое принудительное изъятие масс монетного серебра из обращения для переделки с целью «обновления», сворачивание монетного экспорта в связи с крестовыми походами на Восток). А во-вторых, местные русские проблемы, возникшие с вторжением немецких рыцарей-крестоносцев в Прибалтику, после чего мирные торговые связи Руси с западными соседями значительно затруднились.
В ХIII в. уже сам северо-запад Руси становится ареной жестокой борьбы со шведской и немецкой экспансией. Однако тот факт, что разрушительное татаро-монгольское нашествие 1237-1242 гг. почти не затронуло древнерусский север и Новгородская республика, в отличие от Рязани и Владимира, Киева, Галича и земель других княжеств, уцелела, способствовал сохранению северного рынка. После побед князя Александра Невского в битвах со шведами на Неве (15 июля 1240 г.) и немцами на льду Чудского озера (5 апреля 1242 г.) новгородский торг снова заработал в полную силу.
Но на этот раз… без монет. Для крупных торговых сделок и прочих серьезных расчетов использовались исключительно серебряные слитки весом около 200 г. Их масса точно соответствовала номиналу «гривны серебра», зафиксированной в письменных документах древнерусской эпохи. Новгородская гривна-слиток была поначалу длинным и прямым бруском, а со временем стала более короткой и чуть изогнутой. Этот «денежный знак» удержался в обращении вплоть до ХIV-ХV вв., несмотря на начало чеканки русскими княжествами, да и самим Новгородом, собственных монет.
На Новгородском Торгу
Подобно Киеву и многим другим древнерусским городам, Новгород традиционно состоял из двух частей: хорошо укрепленного Кремля-Детинца с Софийским собором и прочими важнейшими зданиями общегосударственного значения, обнесенными крепостной стеной (аналога нашей Старокиевской горы), а также — Торговой стороны (аналога нашего Подола), где была сосредоточена деловая жизнь республиканской столицы.
Этот город очень рано был включен в систему североевропейской торговли средневековой поры. Он был членом знаменитого Ганзейского союза, в состав которого входили около 100 городов Северной и Центральной Европы. Основная торговая коммуникация Ганзы начиналась на берегу Северного моря (во Фландрии) и заканчивалась в Новгороде. Оттуда в обмен на серебро, сельдь и другие товары Европа получала меха, мед, воск и лес. На Новгородском Торгу функционировала постоянная контора ганзейских купцов Петерсхоф. Крупные торговые обороты и, по-видимому, высокая норма прибыли породили у ганзейцев крылатую фразу: «В Новгороде легче всего и при небольшом капитале стать человеком».
Развитая торговля способствовала процветанию кредитных отношений в форме ростовщичества. Именно здесь в ХII в. впервые на Руси появляются письменно оформленные долговые обязательства, идея которых, вероятно, заимствована из опыта европейской торговли. Расписки того времени считаются зародышами будущих векселей. Записки же должников с указанием имен кредиторов — договорами о займах.
Новгородское ростовщичество было наследственным промыслом: долговые документы передавались от отца к сыну и от деда к внуку. Подобным бизнесом не брезговали и высшие должностные лица республики. Например, посадник Щил (выборный глава правительства) лично выдавал ссуды для торговых операций. Процент по кредитам был очень высок, нередко достигал 50%. Поэтому средний городской ростовщик за два года удваивал свой капитал. При этом европейские нормы процентов были в 2,5 раза ниже русских, и это поощряло новгородцев занимать деньги за границей, прежде всего в Риге, тесно связанной с Ганзейским союзом. В немецких городах ХIII-ХIV вв. существовал ряд торговых домов, предоставлявших кредиты русским торговцам, в том числе «Дом Брунова» из Кельна и «Дом Гельмиция».
О деятельности новгородских ростовщиков исследователям поведали и некоторые гривны из древних кладов. На этих серебряных слитках нередко встречаются поперечные зарубки. Это не что иное, как отметины о расчетах по взиманию процентов. На гривнах также фиксировались сроки погашения обязательств. Кстати, эта традиция дожила аж до ХVII в., когда на специальных деревянных палочках, именуемых «носами» (от слова «наносить») делались поперечные насечки — долговые отметины, как и на древнерусских новгородских гривнах. С тех пор и появилась знаменитая поговорка «Заруби себе на носу»…
Древнейшие рубли
К числу наиболее сенсационных археологических открытий Великого Новгорода относится уникальный письменный документ — берестяная грамота ХIII в. На первый взгляд это обычная деловая записка от некоего Матвия, адресованная «ко Есифу ко Давидову» (т.е. Иосифу Давидовичу) по поводу рядовой коммерческой сделки. И все бы ничего, если бы не финальная фраза: «…ажь водя по 3 рубля продай, али не водя не продай».
Это древнейшее сегодня упоминание рубля в качестве восточнославянских денег. Историки полагают, что в ХIII в. «рубль» стал синонимом «гривны» и начал постепенно вытеснять последнюю. На новгородском же рынке ничего не изменилось, поскольку вплоть до первой половины ХV в. здесь ходил все тот же серебряный брусок весом около 200 г. Только зачастую он уже не был делимым цельным металлическим слитком. В ХIV-ХV вв. гривны-рубли стали рубить пополам и называли половинки «полтинами». В качестве чисто счетного понятия тогда существовала и «четверть» (полполтины), но пока слитков-четвертушек не обнаружено.
Историки денег и лингвисты связывают происхождение слова «рубль» с обычаем разрубать серебряные слитки на определенные доли. Но единого мнения по этому поводу нет до сих пор. Ведь древние новгородцы «рублем» называли целый слиток, а не его части. Но это стало известно уже в ХХ в. Ранее же считалось, что «рубль» — это отрубленная часть от длинного прута-заготовки. Так же полагал знаменитый русский коллекционер Алексей Мусин-Пушкин, когда в 1770-х в руки ему попала половина слитка новгородской гривны. Прославленный первооткрыватель «Слова о полку Игореве» был уверен, что заполучил целый древний рубль. Лишь со временем, когда таких половинок обнаружилось немало, ученые установили, что мусин-пушкинский слиток — вовсе не рубль, а полтина, и что гривна равна рублю. Одно из прямых документальных подтверждений их идентичности обнаружилось в приписке на странице богослужебной книги «Минеи» 1494 г. из Новгорода.
Новгородский серебряный рубль расходился в качестве реальной платежно-весовой единицы по всей Руси, поступая и в восточные, и в южные княжества. Литье рублей осуществлялось организованно, при соблюдении определенных правил, с контролем над нормами веса и качества слитков. Поручалось дело ливцам — мастерам, которым городское управление всецело доверяло. Сырье новгородцы закупали в Европе, а для других городов и производителей рублей были посредниками в поставке западного серебра. Так Новгород стал источником полноценной валюты для Руси.
