34-го президента США Дуайта Эйзенхауэра бесконечно волновала проблема ядерного Перл-Харбора [со стороны СССР], и ЦРУ не сумело ослабить эти волнения.
5 июня 1953 года на очередном заседании Совета национальной безопасности Аллен Даллес заявил ему, что агентство не может дать «через разведканалы какое-либо предварительное предупреждение о советском нападении». Несколько месяцев спустя ЦРУ высказало почти уверенное предположение, что создать межконтинентальную баллистическую ракету, способную достичь Соединенных Штатов, Советы смогут не раньше 1969 года. Как оказалось, эта оценка была взята с «запасом» на добрый десяток лет.
В августе 1953 года, когда Советский Союз испытал свое первое оружие массового поражения, агентство не получило никакой информации и, соответственно, само никого не предупредило. Шесть недель спустя, когда Аллен Даллес информировал президента о советском испытании, Эйзенхауэр задался вопросом: не нужно ли нанести всеобъемлющий упреждающий атомный удар по Москве, прежде чем будет слишком поздно? Ему казалось, что все выглядит так, «будто настал решительный час, и что теперь вопрос стоит ребром: должны ли мы бросить все силы против своего противника или нет?». Именно так и зафиксировано в рассекреченных архивах СНБ.
«Он задал этот ужасный вопрос, потому что не было никакого смысла в том, что мы просто сидим сложа руки и дрожим, опасаясь мощи своего противника», особенно в тот момент, когда Соединенные Штаты не могли знать, сколько у Москвы ядерных бомб: одна или тысяча.
«Мы были вовлечены в процесс защиты собственного образа жизни, и опасность заключалась в том, что при защите этого образа жизни мы должны были волей-неволей обратиться к методам, которые подвергали его опасности. Реальная задача, на взгляд президента, состояла в том, чтобы выработать такие методы противостояния и борьбы с советской угрозой, которые не превратят страну в гарнизонное государство. Все это, по словам президента, сущий парадокс».
Когда Даллес предупредил президента, что «русские могут хоть завтра предпринять атомную атаку на Соединенные Штаты», Эйзенхауэр ответил, что, по его мнению, «никто не задумывался о цене победы в глобальной войне против Советского Союза. Не слишком ли она высока?». Победа может достаться за счет разрушения американской демократии.
Объединенный комитет начальников штабов заявил президенту, что «нужно предпринять все необходимое, даже если придется изменить американский образ жизни. Мы могли бы одолеть весь мир… если бы захотели принять систему Адольфа Гитлера».
Эйзенхауэр считал, что сможет противопоставить упомянутому парадоксу секретные операции. Но бои в Восточном Берлине показали неспособность ЦРУ открыто противостоять коммунизму. 16 и 17 июня 1953 года на улицы вышли почти 370 тысяч восточных немцев. Тысячи студентов и рабочих яростно набрасывались на угнетателей, поджигали партийные здания, громили патрульные машины и пытались остановить советские танки, сломившие их моральный дух.
Восстание оказалось намного более крупным, чем поначалу думали в ЦРУ, но агентство не могло ничего сделать, чтобы помочь мятежникам. Хотя Фрэнк Виснер [руководитель секретными операциями ЦРУ] и раздумывал над тем, чтобы попытаться вооружить жителей Восточного Берлина, в конечном итоге он все-таки не решился что-либо предпринять. Его «освободительные армии» оказались никуда не годными. 18 июня он заявил, что ЦРУ «не следует предпринимать ничего, чтобы подстрекать восточных немцев к дальнейшим действиям». Восстание, естественно, было разгромлено.
В течение недели Эйзенхауэр издал приказ о том, чтобы ЦРУ занялось «обучением и снабжало всем необходимым подпольные организации, способные к крупномасштабным диверсиям или длительной войне» в Восточной Германии и на территории других союзников СССР. Приказ также обязывал ЦРУ «поощрять устранение ключевых марионеточных чиновников» в оккупированных Советами государствах. Устранение означало именно то, что и имелось в виду: физическое уничтожение. Но и этот приказ оказался пустым жестом. Для президента постепенно вырисовывались пределы возможностей ЦРУ.
Летом того же года на застекленной террасе Белого дома Эйзенхауэр созвал людей, которым в вопросах национальной безопасности доверял больше всего; среди них были Уолтер Беделл Смит, Джордж Кеннан, Фостер Даллес и отставной генерал-лейтенант ВВС Джеймс Р. Дулиттл, отважный летчик, лично руководивший первой бомбардировкой Токио в 1942 году. Эйзенхауэр попросил присутствующих, чтобы они пересмотрели общую американскую стратегию по отношению к Советам. Идея остановить Россию посредством проведения секретных операций была объявлена несостоятельной. Для этого понадобилось пять лет тщетных усилий…
Президент начал предпринимать попытки перенаправить деятельность агентства. ЦРУ начнет сражаться с противником в Азии, на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке – везде, где трещали по швам и рушились колониальные империи. При Эйзенхауэре агентство предприняло 170 крупных секретных операций в 48 государствах мира; это были психологические и военизированные миссии в странах, где американские шпионы имели весьма поверхностные понятия о культуре, истории и языке местных народов.
Эйзенхауэр часто принимал первоначальные решения по той или иной секретной операции в приватных беседах с братьями Даллес. Ален Даллес, как правило, обращался к Фостеру с предложением провести ту или иную операцию, а Фостер продолжал эту тему уже непосредственно с президентом за коктейлем в Овальном кабинете. Потом Фостер возвращался к Аллену с одобрением и замечаниями президента. Братья разрабатывали ход секретной операции в частных беседах в соответствующих штаб-квартирах, по телефону или по воскресеньям в плавательном бассейне вместе с их сестрой Элеонор, ответственным чиновником Госдепартамента.
Фостер твердо считал, что Соединенные Штаты должны предпринять все, что в их власти, чтобы изменить или упразднить любой режим, не являющийся явным союзником Америки. Аллен искренне соглашался с братом. С благословения Эйзенхауэра они вознамерились переделать карту мира…
Источник: Вейнер Тим. «ЦРУ. Правдивая история». 2013 г.