В приведенном ниже воображаемом сценарии показано, как на основе радикальной религиозной идентичности может возникнуть всемирное движение.
Согласно этому сценарию, провозглашен новый Халифат, который успешно продвигает влиятельную контридеологию, апеллирующую к широким массам. Сценарий представлен в форме гипотетического письма, написанного воображаемым внуком Бен Ладена своему родственнику в 2020 году.
Он рассказывает о том, как халиф борется, чтобы одержать верх над традиционными режимами, и о конфликте и беспорядках, сопровождающих эту борьбу как внутри мусульманского мира, так и за его пределами – между мусульманами и США, Европой, Россией, Китаем. В то время как халифу с переменным успехом удается мобилизовать поддержку, регионы, удаленные от главного очага ислама на Ближнем Востоке – в Африке и Азии, – лихорадит от его призывов. В результате развития новых технологий и информатики в мире господствует транснациональное теократическое сообщество. Сценарий заканчивается прежде, чем халифу удается установить духовную и мирскую власть над территорией – как исторически это случилось и с предыдущими халифатами. В конце сценария мы определяем, какие уроки из этого следует извлечь.
Личное письмо родственнику от Сайда Мухаммеда Бен Ладена
«САЙД МУХАММЕД БЕН ЛАДЕН
Во имя Господа милостивого и милосердного!
3 июня 2020 года
Дедушка был бы расстроен. Провозглашение Халифата не стало еще нашим Освобождением. Как ты знаешь, дорогой брат, дедушка верил в возврат эпохи Праведных Халифов, когда исламские лидеры правили империей как истинные Защитники Веры. Он предвидел, что Халифат вновь будет править всем исламским миром, отвоюет утерянные земли в Палестине и Азии, изгнав с них неправедные влияния Запада, или «глобализацию», если пользоваться эвфемизмом Крестоносцев. Наступит день, когда духовный и светский миры вновь объединятся, подчиняясь воле Аллаха, отринув западное разделение Церкви и Государства. В итоге, как мы видим, провозглашение Халифата еще не преодолело этого разделения, несмотря на то что оно внушило Крестоносцам страх перед Аллахом (и дедушка был бы рад этому). Безусловно, вестернизация для многих мусульман потеряла свою привлекательность, а Халифат разнес в пух и прах множество придуманных государств-наций, которые были игрой воображения колонизаторов.
Мысленно возвращаясь к этому, я не могу понять, как мы проглядели появление молодого халифа, как поразил он всех нас – и правоверных, и неверных. Молодой проповедник внезапно обрел последователей во всем мире. Даже до того, как он провозгласил себя халифом, преемником Пророка, да пребудет с Ним мир, повсюду правоверные признавали его. Возможно, из-за того, что он был не из «Аль-Каиды» и не возглавлял никакого политического движения в отличие от дедушки. Он был невероятно одухотворенным. Он не был запятнан убийствами невинных, которые, признавал это дедушка или нет, отвращали многих людей от поддержки «Аль-Каиды». Из мусульманских земель всего Восточного полушария – из Филиппин, Индонезии, Малайзии, Узбекистана, Афганистана и Пакистана – потекли деньги и заверения в лояльности. Отдельные фигуры из правящих элит также приняли его, надеясь поддержать свои пошатнувшиеся позиции у власти. В Европе и в Америке мусульмане, ведущие светский образ жизни и не посещающие мечети, пробудились, осознав свою принадлежность к исламу, а некоторые из них бросили своих изумленных родителей-«западников» и вернулись в родные земли. Его одухотворенность произвела впечатление даже на некоторых неверных: Римский Папа, например, попытался начать с ним межконфессиональный диалог. Он превратился в идола западных антиглобалистов. Вскоре стало ясно, что провозглашению нового Халифата, к которому столь многие давно стремились, нет альтернативы.
О, какой беспорядок мы посеяли среди Крестоносцев! Почти забытое слово вновь вошло в западный лексикон, и истории о халифах прошлого вдруг стали бестселлерами на Amazon.com. Они наивно полагали, что мы обязаны тащиться за ними по изрядно протоптанной дорожке к секуляризму, а то и сразу уверовать в так называемую иудео-христианскую систему ценностей. Представьте себе выражение их лиц, когда атлеты из исламских стран на Олимпийских играх пренебрегли лояльностью своим государствам и объявили о своей верности Халифату. Все пошло прахом, в том числе и сами структуры, которые породил Запад, чтобы заточить нас в плен своего мировоззрения, – демократия, государства-нации и международная система, управляемая ими, – все это оказалось в руинах.
Еще их интересовала нефть, и нам удалось подчинить их баррелю так, как никогда прежде. Когда на рынке господствовала неопределенность, ходили слухи, что США или НАТО захватят нефтяные районы, для того чтобы обезопасить их от захвата Халифатом. Позднее мы слышали, что США не смогли получить поддержку союзников для военного вторжения и в самом Вашингтоне испугались ответного удара со стороны мусульман всего мира.
Тогда начались беспорядки с шиитами – что довольно подозрительно, так как это еще более преумножило хаос. Халиф подозревал, что конфликт подогревает Иран. Дело в том, что Иран был недоволен возникновением Халифата с самого момента его провозглашения. Особенно уязвима была богатая нефтяными месторождениями восточная провинция Саудовской Аравии, населенная в основном шиитами. Свою роль здесь тоже сыграли главы государств Персидского залива.
Тогда мы заподозрили, что конфликт разжигает Ирак, в котором преобладают шииты, а также США и ЦРУ. Но если за этим стояли американские неверные – а я уверен, что так и было, – они сами пострадали от последствий. Хрупкий мир в Ираке, который Америка скроила столь искусно, рассыпался после внезапно вспыхнувшего с новой силой мятежа суннитов; повстанцы провозгласили сами себя подлинным Халифатом и снова вступили в схватку как с шиитами, так и с американскими гарнизонами.
Это был серьезный вызов халифу. Халифат представляет собой единое целое, но мы рискуем утратить это единство, если не сможем преодолеть многолетнее противостояние суннитов и шиитов. Мне, суннитскому арабу, не следует выказывать какое-либо сочувствие приверженцам Али, внесшим раскол в Дар аль-Ислам (мусульманский мир. – прим. переводчика) много веков назад, но, как и тогда, нежелание преодолевать разногласия оказалось большой ошибкой. Некоторые их новые мыслители присоединяются к единомышленникам-реформаторам среди суннитов и зарабатывают тем самым похвалу и поддержку неверных. Восстановление пусть даже не дружеских, но партнерских отношений между персами и американцами может представлять для нас опасность.
Еще одно искушение и соблазн для нашего народа – западный материализм. К примеру, Интернет – и благо, и в то же время сети, расставленные дьяволом. Именно он вплотную приближает халифа к абсолютной власти, распространяя его призыв по всему миру. Но в то же время это и оружие в руках наших врагов. Все больше и больше правоверных, видя, как живут на Западе другие, хотят жить так же, не понимая пороков, которые с этим сопряжены.
Все это в сочетании с жесткими столкновениями суннитов и шиитов беспокоит представителей среднего класса. Они стали пытаться покинуть наши священные земли. По иронии судьбы это расстроило лидеров Крестоносцев в Европе и в Америке. Они не прочь видеть Халифат в беде, но принять миллион или более беженцев – большинство из которых привыкли к высокому уровню жизни – это другое дело. Перед ними дилемма: увеличение числа мусульман в их среде может вызвать волнение, но не принимать их – значит еще раз расписаться в своем лицемерии.
Беспорядок господствует повсюду. Когда Халифат был провозглашен, ждали, что эти режимы немедленно развалятся. Но этого пока не произошло. Существуют лишь отдельные очаги последователей, ведущие подрывную деятельность во многих государствах, но пока не преуспевшие в развале режимов. Мы очень близки к этому в Средней Азии, частично в Афганистане и в Пакистане, где бушует гражданская война. Россия увязла в межнациональных конфликтах и в поддержке авторитарных режимов в Средней Азии. Парадокс в том, что на этот раз США выступают союзником России: но теперь вместо снабжения деньгами и оружием моджахедов для борьбы с советским режимом они помогают русским сражаться с моджахедами. В некоторых странах у власти две группировки, ни одна из которых не имеет полного контроля. Паштунистан провозглашен, но еще не полностью установил свою власть. Все это отпугивает Крестоносцев от эксплуатации наших ресурсов. Новых трубопроводов сейчас не строится, а некоторые из старых уже не эксплуатируются. Из-за приостановки строительства новых трубопроводов подъем Азии был остановлен. Китай, избегавший любой помощи от США, начал проявлять все большую обеспокоенность растущим в своей среде мусульманским «ирредентизмом» – стремлением разорванного этноса воссоединиться.
Юго-Восточная Азия и части Восточной и Западной Африки идут практически по тому же пути. Провозглашение Халифата ободрило повстанцев, но пока его влияние сильнее всего проявилось в том, что они сеют рознь внутри государств, создавая очаги, где правят Халифат и Шариат. С азиатами сложнее. Они полагают, что открыли особый азиатский путь.
Борьба продолжается и в Палестине, несмотря на создание Палестинского государства. Сионисты по-прежнему оккупируют мусульманские земли и совместно с мусульманами контролируют Иерусалим. Европейцы думали, что смогут уклониться от столкновения цивилизаций, но теперь они видят, что растущее число мусульман в их среде поворачивается в сторону халифа. В США также есть последователи халифа из неверных, среди них дочь одного из сенаторов. США оказались меж двух огней – они пытаются подкупить сторонников Халифата, чтобы с их помощью усмирить иракских суннитов, но в то же время не хотят отдаляться от Израиля. Европа впервые оказывает давление на сионистов, говоря о санкциях против Израиля.
Весь этот шум и неразбериха очень нам на руку. Поначалу с появлением нового Халифата наши ряды сильно поредели и ядро «Аль-Каиды» оказалось не у дел, но затем началось великое множество новых сражений. Мы можем бороться, чтобы вновь завладеть мусульманскими землями, даже если халиф отступит в некоторых сражениях и проявит опасную слабость. Мы налаживаем связи с местными полевыми командирами, пользуясь их гостеприимством или выплачивая им дань, и, как правило, взамен получаем возможность делать то, что считаем нужным. Я полон надежд…».
Халифату вовсе не обязательно добиться полного успеха для того, чтобы стать серьезной угрозой мировому порядку. Этот сценарий акцентирует внимание на серьезном идеологическом споре между разными культурами, который будет обостряться по мере роста религиозного самосознания.
Революция в информационных технологиях скорее всего усилит конфликт между западным и мусульманским миром. Влияние Халифата на мусульман будет неодинаковым в разных регионах, что должно побудить западные страны выработать дифференцированный подход для борьбы с ним.
Там, где мусульмане получили выгоду от глобализации, например в некоторых странах Азии и Европы, они будут поставлены перед сложным выбором между идеей духовного Халифата и материальными преимуществами глобализованного мира.
Провозглашение Халифата не приведет к снижению террористической угрозы. Наоборот, еще больше разжигая конфликт, оно может породить новое поколение террористов, готовых вести войну против врагов Халифата как внутри исламского мира, так и за его пределами.
+ + +
В эфире радио "Эхо Москвы" этот сценарий обсудили Александр Дугин, руководитель Центра геополитических экспертиз, лидер Международного евразийского движения, Александр Шаравин, директор Института политического и военного анализа, и Станислав Белковский, политолог, президент Института национальной стратегии.
Эфир вели Виталий Дымарский и Наргиз Асадова.
Возможность мировой исламизации
Асадова: Вам кажется вероятным создание такого транснационального надгосударственного исламского движения?
Дугин: Призыв к халифату — это не возврат к прошлому. Это, по сути дела, стремление создать нечто принципиально новое. Таким образом, идея халифата вполне конкурентоспособна в эпоху постмодерна, смысл которой заключается в отказе от принудительной модернизации человечества. Собственно говоря, в политике постмодерн воплощен в том, что модернизируются только какие-то отдельные фрагменты, например технологический сектор. А идеология, общество, образование вполне могут остаться в том состоянии, в котором они находятся сейчас, или, наоборот, деградировать. И для исламского общества такой проект является путем своеобразной модернизации или постмодернизацией. Это совершенно не возврат к архаике. Идея халифата для исламского мира — это одна из версий и путей модернизации.
Шаравин: Я думаю, что такая наднациональная теократическая организация уже сегодня существует. И в принципе этот сценарий уже в реальности действует. Есть такая организация "Международный фронт джихада", она создана в апреле 1998 года.
Дымарский: Это радикальная организация?
Шаравин: Нет, как раз она состоит не из боевиков. Эта организация, конечно, гораздо более весомая, чем какая-то "Аль-Каида". И в принципе вот эта организация достаточно авторитетна, она действует в десятках стран уже сегодня. Так что сценарий вполне реален.
Белковский: Я бы не согласился с Александром Дугиным в том, что халифат — это проект постмодерна. Мы сейчас находимся на выходе из эпохи политического постмодерна в эпоху, которую я бы назвал эпохой новейшего Средневековья. Ответом на глобализацию становится поиск человеком пути преодоления собственного одиночества в этом глобальном мире. И в первую очередь, естественно, человек находит преодоление этого одиночества в религии, в поиске себе подобных. Поэтому я считаю, что такого рода проект вполне реален.
Асадова: А возможно ли мирное сосуществование исламской и иудео-христианской цивилизаций?
Белковский: На мой взгляд, никаких фундаментальных противоречий между исламской цивилизацией и иудео-христианской нет. Мы принадлежим к аврамическому монотеизму. И в этом смысле есть гораздо больше предпосылок для сближения сейчас ислама, христианства, иудаизма в противостоянии религиям качественно другого типа, например Китаю с его имперсоналистскими религиями и Соединенным Штатам с их технократической религией, которую я бы назвал религией "Матрица". Это будет скорее совместное сближение христианства и ислама в борьбе с другими.
Дугин: Христианской цивилизации вообще не существует. Она была когда-то, причем уже с IX века было две христианские цивилизации — православная и католическая,— которые находились в постоянном конфликте. Так вот, православная цивилизация с исламом никогда не входила в формальное противоречие. Мы входили в формальное противоречие с католиками и не входили с мусульманами. И я прогнозирую, что такого конфликта не будет. То есть, иными словами, подъем исламской цивилизации и даже подъем халифата российской цивилизации не грозит.
Асадова: Но сам исламский мир очень неоднородный. Например, между шиитами и суннитами очень много противоречий. Не помешают ли эти противоречия созданию единой уммы?
Шаравин: Скорее всего, внук бен Ладена будет не шиитом, тем более не суннитом. Он может быть ваххабитом. Все остальные, в его понимании, не мусульмане.
Дугин: У крайних суннитов есть смычка концептуальная с ваххабитами и салафитами. Салафизм — это движение промежуточное, оно предлагает очистить ислам от предания, от тех исторических концептуальных, интеллектуальных напластований, которые были, с точки зрения салафитов, привнесены позже. То есть это некий концептуальный модуль "чистого ислама", который объединяет различные направления радикалов в исламском мире. Это своего рода реформация, протестантизм в исламе, который, будучи модернистским, авангардным направлением, имеет определенный шанс.
«Новый халифат» и Россия
Дымарский: Как вы думаете, "Новый халифат", возможность которого вы все не отрицаете, охватит Россию?
Белковский: Россия должна выбрать. Либо она будет интеллектуальным и духовным лидером движения неприсоединения, которое возникнет уже после кристаллизации новых центров силы в мире (США, Китай и значительная часть исламского мира, может быть и пресловутый халифат). А Россия может между ними играть сильную, самостоятельную игру. Либо выбрать путь энергетической империи. В этом случае евразийский хартленд будут контролировать геополитические игроки, а Россия останется чисто условным понятием. И в этом случае Россия частично может войти в "Новый халифат".
Дугин: Если Россия не будет активно осуществлять геополитическую экспансию, она будет сжиматься. Если мы не будем проводить авангардную политику, направленную на будущее, нас будут сбрасывать все дальше и дальше в прошлое, в регресс. Поэтому, с моей точки зрения, если Россия будет сильным государством, она будет на самом деле великолепно использовать возникновение халифата. Халифат нам будет на руку, потому что конфликт между "Новым халифатом" и западноевропейской, особенно американской, цивилизацией будет ослаблять и тех, и тех.
Асадова: А мы разве не входим в эту цивилизацию западноевропейскую?
Дугин: Нет, абсолютно не входим. Мы сами цивилизация. Мы сами евразийская цивилизация. От нашего наличия будет зависеть и судьба США. Это будет очень серьезный аргумент. Противодействующие цивилизации или постцивилизации будут с нами разговаривать уважительно. Я полагаю, что энергетическая империя, то есть статус-кво развития России при правильном стечении обстоятельств, может привести нас к могуществу и величию, если мы будем правильно распоряжаться своим потенциалом.
Шаравин: Безусловно, Россия будет частью халифата. И сегодня мы знаем, что уже сейчас в мире живет порядка миллиарда мусульман. Сегодня уже около 35 стран, где основной религией является ислам, весьма тесно сотрудничают. Поэтому халифат — реальная угроза для России. Потому что не надо забывать, что для нас сегодня опасен не столько Северный Кавказ, сколько Поволжье, Татарстан, Башкортостан. Порядка 600 подготовленных священников, причем с определенным уклоном, как раз действовали в Поволжье. У них хорошая финансовая поддержка, хороший организационный багаж. И самое главное, у них совершенно наступательная позиция. Они выдавливают традиционный ислам, занимают их место и радикализируют своих сторонников.
Дымарский: А "Новый халифат" не грозит России распадом?
Дугин: России грозит распадом слабость. Россия — многонациональное, полиэтническое государство, много народов, много культур, огромная территория, огромные природные ископаемые. Если мы будем слабы, от нас начнут отхватывать куски все кому не лень: и европейские соседи, и китайские коллеги, и "Новый халифат", и американцы, и румыны. Но естественных предпосылок стать особенно уязвимой жертвой "Нового халифата" для России нет. Мы не враги ислама, наши мусульмане — традиционные, тихие, их меньше, чем в Европе, они наши друзья, они замечательные люди, в отличие от салафитов.
Асадова: Мусульман в России относительно мало, но это до поры до времени. По оценкам экспертов, к 2050 году в России останется 33 млн русских. У мусульман же рождаемость всегда была и остается высокой.
Дугин: Потому что они молодцы, а русские нет.
Шаравин: А вы представляете, сколько раз по 250 тыс. рублей надо будет заплатить мусульманскому населению?
Белковский: Если Россия не определит стратегический проект своего развития, если не будет восстановлена субъектность российского государства, если не будет обозначена функция государства как защитника цивилизации, а не как поставщика энергоносителей, то все остальные параметры не имеют никакого значения. А на мой взгляд, объективно самой большой опасностью сегодня для России является поглощение ее Китаем. Поэтому, во-первых, надо создать новое государство. Пока это государство не создано, говорить о рождении детей или о чем-то другом абсолютно бессмысленно.
Шаравин: Есть проект, который определен всеобщим голосованием,— Конституция 1993 года. Вот этот проект не реализован даже на 30 процентов. Потому что практически новые институты нового российского государства не выстроены. Мы имеем наследие Советской армии, советскую милицию и так далее. Как мы можем от нашего советского милиционера — который должен был не пущать, ловить спекулянта — требовать, чтобы он защищал достоинство гражданина и его частную собственность?
Дугин: Я с вами категорически не согласен. В начале 90-х мы запланировали такую мерзость, и слава богу, что она развалилась со всеми ее институтами. У нас была великая, прекрасная империя — Советский Союз, которая, к сожалению, закончилась. А то, что было в 90-е годы, просто забыть, это тяжелый сон.
Опасность радикализации ислама
Дымарский: Некая террористическая составляющая будет в этом "Новом халифате"?
Дугин: Террористические исламистские организации типа "Аль-Каиды" легитимизируются. Израиль был создан террористами, потом он был легитимизирован. "Хамас" — террористы, которых сейчас легитимизировали. После победы халифата мусульмане из "Аль-Каиды" станут членами правительства, как "Хамас" в Палестине, как израильские террористы в Израиле, как большевики в Советском Союзе. Победителей не судят.
Асадова: "Хамас" легитимизировался, но не стал менее радикальным.
Дугин: Легитимизация не означает жизнь в мире. Это значит, что тебя принимают как некую политическую силу. И некоторые вполне легитимные структуры, как США, постоянно в одностороннем порядке на кого-то нападают, чем вызывают возмущение мировой общественности. Их ненавидят, но они легитимны. Возможно, халифат будут недолюбливать. Вот "Хамас" могут ненавидеть, но с ними считаются, их приглашают. И "Аль-Каиду" будут приглашать везде.
Шаравин: Я очень надеюсь, что прогноз Александра Дугина, что "Аль-Каида" будет легитимизирована, не сбудется.
Дымарский: Кстати, один из плохих вариантов этого сценария — это то, что радикалы могут прийти к власти в одной из ближневосточных стран и стать центром будущего роста.
Белковский: Только так и может быть. Для Саудовской Аравии.
Дугин: Я бы не стал говорить о халифате как о духовном явлении. Это религиозная политика. И в этом отношении радикальность никоим образом не исключает политику. Любой серьезный и осмысленный политический проект вполне может воплощаться в террористической форме. Причем там, где есть яркая идеология, она подталкивает человека биться за нее радикальными средствами.
Белковский: Я бы сказал, что любой радикализм возникает там, где нет возможности вести диалог другими средствами, где отсутствует легальная политическая система. Исламский радикализм — это ответ на вызовы глобализации в первую очередь. Поскольку именно глобализация ведет к разделению фактически людей на человечество и нечеловечество. Вот гамбургеры — общечеловеческая ценность. Если ты не ешь гамбургер, значит, ты подозрительный элемент. И вот на этой грани, когда нельзя противостоять глобализаторской унификации, насаждаемой сегодня, неизбежно возникает радикализм, далеко не только исламский.
Дымарский: А почему нет христианского терроризма?
Белковский: Будет. Он может возникнуть. Другое дело, что исламская религия устроена таким образом, что это сделать идеологически проще. В исламе другое отношение к самоубийству.
Дугин: Проще. Но если в нашем христианском сознании, особенно в православном сознании, образ глобализации все больше и больше будет отождествляться с Антихристом, то борьба с Антихристом в лице США постепенно приобретет религиозный, духовный, нравственный, общий обязательный характер. А война есть война. Это не просто метафора.
Дымарский: "Новый халифат" опасен для мира в обоих смыслах этого слова?
Шаравин: Все зависит от того, как будет развиваться "Новый халифат". Я же говорил, что сегодня уже есть вот эта организация. И, кстати, она очень часто использует "Аль-Каиду" как инструмент. Но если действительно произойдет радикализация ислама, то тогда есть опасность для мира. И не дай бог, это произойдет, допустим, в Пакистане, где есть ядерное оружие, где есть баллистические ракеты.
Дымарский: Это уже следующий сценарий под названием «Спираль страха». Там уже где оружие массового поражения начинает распространяться по всему миру…