В конце января 2015 года Абу Талха аль-Кувейти, начальник шариатской полиции — «хисбы» — сирийской столицы «Исламского государства», города Ракка, с восемью своими телохранителями и миллионом долларов наличными в чемодане скрылся в направлении Турции. В городе был объявлен комендантский час, начались массовые аресты.
Распространилась информация о том, что аль-Кувейти вместе с бывшим губернатором Ракки Абу-Лукманом намеревался устроить переворот, отколоться от ИГ и создать собственный эмират. Новый начальник раккской «хисбы», Абу аль-Хузайфа Балиджики, ревностно взялся за очищение города. В ходе расследования обнаружилось, что дела у «Исламского государства» не так хороши, как твердила пропаганда.
Когда боевики в ходе стремительной кампании летом-осенью 2014 года захватили огромные территории, казалось, что халифат превратился в настоящее государство, способное выполнять все необходимые функции — поддерживать экономическую стабильность и внутреннюю безопасность, обеспечивать верховенство закона (в том виде, разумеется, в каком его понимали исламисты). На фоне развала государственной системы управления в Сирии и Ираке и отсутствия каких-либо потуг на госстроительство у других группировок «Исламское государство» действительно смотрелось достаточно выигрышно.
Сразу после захвата боевиками Ракки, Мосула и Дейр-эз-Зора местные жители отмечали, что исламистская администрация на удивление быстро отремонтировала водопровод и вышки электропередачи, причем бок о бок с коммунальщиками трудились шариатская полиция и боевики из линейных подразделений. ИГ заполнило вакуум власти, взяв под свой контроль поставки продовольствия, энергии, воды, работу заводов и пекарен, вывоз мусора, обеспечивая функционирование учреждений, больниц и школ. В Ракке даже открылись офис по защите прав потребителей, контролировавший качество продуктов в лавках, и центр по оплате парковочных мест. Однако по прошествии полугода выяснилось, что воевать у исламистов получается куда лучше, чем управлять.
Система местного управления в ИГ состоит из двух ветвей. Первая, административная, отвечает за безопасность, обеспечение верховенства закона, образование и отношения с племенами — один из важнейших факторов стабильности режима ИГ, а также на местном уровне контролирует обе существующие полиции: исламскую, которой доверены публичная безопасность и функции ДПС, и шариатскую, так называемую «хисбу», занимающуюся «поощрением достоинств и борьбою с пороком, предотвращением проявлений неповиновения и побуждением мусульман к правильному поведению». «Хисба» и ее женское крыло «ханса» следят за тем, чтобы магазины не работали во время молитвы, пресекают торговлю наркотиками и их употребление, уничтожают запрещенные предметы — в том числе музыкальные инструменты, сигареты и идолов. Уличенных в недозволенном передают суду — Дивану-аль-Хисба.
Беглецы с занятых исламистами территорий рассказывали о суровых наказаниях — ударах плетью за курение, карцер за то, что посмел сесть рядом с чужой женщиной, забивании камнями до смерти за гомосексуализм. Поскольку решение в каждом случае принимает местный шариатский суд, то наказания существенно разнятся — курильщик, к примеру, в одном округе может отделаться штрафом, а в другом — лишиться пальцев, которыми держал сигарету. Несмотря на всю жестокость исламистского правосудия, сам факт его наличия давал определенную гарантию хотя бы видимости порядка.
Однако все больше говорят о росте коррупции в рядах шариатской полиции — «хисба» почти полностью сосредоточилась на сборе денег, развернув настоящую охоту на население. Рука об руку с ней действует исламская полиция, которая также облагает поборами буквально все, включая лекарства в аптеках и парковку. Зачастую они работают вместе: исламская полиция останавливает машину на КПП, а шариатская добровольно-принудительно собирает «закят» — религиозный налог в пользу бедных.
При этом всего за 5-7 долларов стражи исламского порядка закроют глаза на то, что лавка не закрывается во время молитвы. Иногда торговцев буквально заставляют оставлять магазины открытыми, чтобы получить с них положенную мзду. Полиция, по сути, монополизировала черный рынок — к примеру, лишь небольшая часть конфискованных сигарет торжественно сжигается, а остальные продаются из-под полы. Официально запрещенные сигареты в Мосуле можно купить у посредника по 26 долларов за пачку. Короче говоря, люди с деньгами, будь то мусульмане, христиане или евреи, и в ИГ чувствуют себя достаточно неплохо.
Более того, трудности с централизованным контролем за органами власти на местах приводят к тому, что местные руководители «хисбы» ведут себя как мелкие феодалы, верша закон по своему разумению или в союзе с вали — руководителем провинции-вилайята. Иногда, как показал пример аль-Кувейти, они вынашивают планы о политической самостоятельности.
Вторая ветвь местного управления — Исламская администрация общественных услуг — отвечает за поставки воды и электричества, регулирование цен на продовольствие, управление сельским хозяйством, работу пекарен и других ключевых предприятий. Здесь боевикам волей-неволей приходится полагаться на бывшие кадры сирийской и иракской администрации. Но платить им как следует они не в состоянии. Чиновники жалуются на плохие условия и низкую зарплату: многие выживают за счет того, что ездят через линию фронта в ближайший контролируемый правительственными войсками город, где получают исправно перечисляемые им Багдадом и Дамаском деньги. Боевикам приходится закрывать на это глаза.
Притчей во языцех, как отмечает чешский эксперт Томаш Ковалек, стали местные медицинские учреждения. Многие врачи бежали от наступающих исламистов, женскому персоналу клиник запрещено появляться без чадры и работать по ночам. Боевики ИГ занимают для военных нужд лучшие больницы и забирают самое современное оборудование. В Мосуле они реквизировали городской банк крови, но ее не хватает. В итоге сложилась новая практика: каждый, приходящий со своим делом в исламский суд, обязан сперва сдать пол-литра крови на нужды раненых боевиков в ближайшей больнице и принести об этом справку. Хотя работает сеть общественных клиник, но уровень обслуживания там таков, что обращаются в них только те, у кого нет другого выбора.
На территориях «Исламского государства» наблюдаются перебои с товарами первой необходимости. Зернохранилища опустели, цены на муку растут — хлеб стоит в полтора раза больше, чем в сентябре 2014 года, рис — в семь раз. Регулярно сообщается об исчезновении зерна из хранилищ и кражах крупного рогатого скота — почти сразу эти товары возникают на черном рынке и продаются втридорога. В этом году, как ожидается, ситуация еще больше ухудшится — спасаясь от военных действий, многие крестьяне бежали с территорий, контролируемых ИГ, их поля стоят незасеянными. В крупнейших городах, находящихся под контролем боевиков, — Мосуле, Ракке, Дейр-эз-Зоре — наблюдаются перебои с питьевой водой и электроэнергией. Вода и свет подаются лишь на несколько часов в день. Людям приходится использовать генераторы, топливо для которых стоит дорого.
К такому печальному положению приводят несколько факторов. Прежде всего это нехватка квалифицированных кадров — инженеров, чиновников, экономистов, агрономов, врачей, просто гражданских управленцев, знающих местную специфику. Исламисты вынуждены брать на работу бывших правительственных чиновников, чья лояльность крайне сомнительна. Но и это не позволяет полностью восполнить дефицит, образовавшийся после бегства большей части управленческого аппарата. Нельзя сказать, что ИГ не пытается справиться с этой проблемой: халифат привлекает на службу молодых выпускников университетов — суннитов, недовольных тем, что их продвижение к карьерным высотам блокируют засевшие в Багдаде и Дамаске шииты. Халиф Аль-Багдади лично призвал зарубежных мусульман-ученых, врачей, инженеров приехать и помочь с госстроительством.
Кроме того, на занимаемой боевиками территории крайне затруднена экономическая деятельность: проблемы с поставками приводят к резкому росту цен на основные товары, и облагаемое бесконечными поборами население не может себе позволить их приобрести. Если раньше основной поток товаров шел в Сирию с территории Турции, то теперь из-за военных действий и высоких (по данным Ковалека, до 300 долларов за автомобиль) тарифов на проезд перевозка грузов стала делом сложным и крайне рискованным.
Отключение мобильной связи в районе Мосула существенно затруднило торговые операции. Закрылись многие страховые компании: боевики недовольны тем, что кто-то может застраховаться, когда все в руках Аллаха. Истощаются запасы лекарств в аптеках. Устаревшая инфраструктура — в частности водопроводы, электросети, очистные сооружения — нуждаются в постоянном квалифицированном обслуживании и поставках запчастей, которые просто неоткуда взять.
Местные административные органы сосредотачиваются на вымогательстве денег у благодарного населения: фронт требует все больше и больше средств. Это приводит к кризису лояльности: даже те, кто поддержал боевиков, все чаще с тоской вспоминают славные времена Асада или Саддама.
Ну и, наконец, свою лепту вносят авиаудары коалиции: хотя гражданская инфраструктура не является основной целью, но ей тоже достается. Кроме того, в условиях постоянных бомбардировок военных объектов с воздуха ИГ вынуждено тратить на возмещение ущерба те средства, которые можно было бы направить в гражданский сектор — к примеру, на повышение зарплат чиновникам.
Система управления ИГ явно сбоит и вряд ли выдержит долгое напряжение. Образ ИГ, правящего твердой рукой в каждом селе, далек от истины: по большому счету, исламисты более-менее контролируют только крупные города. В сельскую местность боевики халифата обычно заглядывают лишь на несколько дней — чтобы прочитать лекцию о своей идеологии и раздать подарки и товары первой необходимости для привлечения симпатий населения. Власть ИГ над сельскими районами держится в основном на союзах с местными племенными ополченцами, многие из которых вовсе не исповедуют исламистскую идеологию, видя в халифате просто временного союзника.
«Исламское государство» при видимой стройности структуры и строгих законах все больше превращается в хорошо знакомую ближневосточную родоплеменную общность, где на все главные посты назначают по родственному признаку и степени лояльности шейху или клану. Свою лепту вносят и многочисленные бывшие члены иракской БААС, занимающие административные должности как на местах, так и в высшем руководстве.
БААС была типичной ближневосточной партией, основанной куда больше на родственно-клановом, нежели на идеологическом принципе, и неудивительно, что бывшие баасисты внедряют в ИГ привычную им модель управления. И это, наверное, единственный путь, который в перспективе может позволить халифату выжить, — если, конечно, он выстоит под ударами коалиции. Иначе в условиях слома традиционной системы сдержек и противовесов между кланами, племенами и родами на контролируемой ИГ территории после установления мира начнется новая война, на этот раз между бывшими полевыми командирами и шейхами — еще более жестокая и беспощадная, чем нынешняя.
Распространилась информация о том, что аль-Кувейти вместе с бывшим губернатором Ракки Абу-Лукманом намеревался устроить переворот, отколоться от ИГ и создать собственный эмират. Новый начальник раккской «хисбы», Абу аль-Хузайфа Балиджики, ревностно взялся за очищение города. В ходе расследования обнаружилось, что дела у «Исламского государства» не так хороши, как твердила пропаганда.
Встречают по одежке
Когда боевики в ходе стремительной кампании летом-осенью 2014 года захватили огромные территории, казалось, что халифат превратился в настоящее государство, способное выполнять все необходимые функции — поддерживать экономическую стабильность и внутреннюю безопасность, обеспечивать верховенство закона (в том виде, разумеется, в каком его понимали исламисты). На фоне развала государственной системы управления в Сирии и Ираке и отсутствия каких-либо потуг на госстроительство у других группировок «Исламское государство» действительно смотрелось достаточно выигрышно.
Сразу после захвата боевиками Ракки, Мосула и Дейр-эз-Зора местные жители отмечали, что исламистская администрация на удивление быстро отремонтировала водопровод и вышки электропередачи, причем бок о бок с коммунальщиками трудились шариатская полиция и боевики из линейных подразделений. ИГ заполнило вакуум власти, взяв под свой контроль поставки продовольствия, энергии, воды, работу заводов и пекарен, вывоз мусора, обеспечивая функционирование учреждений, больниц и школ. В Ракке даже открылись офис по защите прав потребителей, контролировавший качество продуктов в лавках, и центр по оплате парковочных мест. Однако по прошествии полугода выяснилось, что воевать у исламистов получается куда лучше, чем управлять.
Поощрение достоинств и борьба с пороком
Система местного управления в ИГ состоит из двух ветвей. Первая, административная, отвечает за безопасность, обеспечение верховенства закона, образование и отношения с племенами — один из важнейших факторов стабильности режима ИГ, а также на местном уровне контролирует обе существующие полиции: исламскую, которой доверены публичная безопасность и функции ДПС, и шариатскую, так называемую «хисбу», занимающуюся «поощрением достоинств и борьбою с пороком, предотвращением проявлений неповиновения и побуждением мусульман к правильному поведению». «Хисба» и ее женское крыло «ханса» следят за тем, чтобы магазины не работали во время молитвы, пресекают торговлю наркотиками и их употребление, уничтожают запрещенные предметы — в том числе музыкальные инструменты, сигареты и идолов. Уличенных в недозволенном передают суду — Дивану-аль-Хисба.
Беглецы с занятых исламистами территорий рассказывали о суровых наказаниях — ударах плетью за курение, карцер за то, что посмел сесть рядом с чужой женщиной, забивании камнями до смерти за гомосексуализм. Поскольку решение в каждом случае принимает местный шариатский суд, то наказания существенно разнятся — курильщик, к примеру, в одном округе может отделаться штрафом, а в другом — лишиться пальцев, которыми держал сигарету. Несмотря на всю жестокость исламистского правосудия, сам факт его наличия давал определенную гарантию хотя бы видимости порядка.
Однако все больше говорят о росте коррупции в рядах шариатской полиции — «хисба» почти полностью сосредоточилась на сборе денег, развернув настоящую охоту на население. Рука об руку с ней действует исламская полиция, которая также облагает поборами буквально все, включая лекарства в аптеках и парковку. Зачастую они работают вместе: исламская полиция останавливает машину на КПП, а шариатская добровольно-принудительно собирает «закят» — религиозный налог в пользу бедных.
При этом всего за 5-7 долларов стражи исламского порядка закроют глаза на то, что лавка не закрывается во время молитвы. Иногда торговцев буквально заставляют оставлять магазины открытыми, чтобы получить с них положенную мзду. Полиция, по сути, монополизировала черный рынок — к примеру, лишь небольшая часть конфискованных сигарет торжественно сжигается, а остальные продаются из-под полы. Официально запрещенные сигареты в Мосуле можно купить у посредника по 26 долларов за пачку. Короче говоря, люди с деньгами, будь то мусульмане, христиане или евреи, и в ИГ чувствуют себя достаточно неплохо.
Более того, трудности с централизованным контролем за органами власти на местах приводят к тому, что местные руководители «хисбы» ведут себя как мелкие феодалы, верша закон по своему разумению или в союзе с вали — руководителем провинции-вилайята. Иногда, как показал пример аль-Кувейти, они вынашивают планы о политической самостоятельности.
Сплошные перебои
Вторая ветвь местного управления — Исламская администрация общественных услуг — отвечает за поставки воды и электричества, регулирование цен на продовольствие, управление сельским хозяйством, работу пекарен и других ключевых предприятий. Здесь боевикам волей-неволей приходится полагаться на бывшие кадры сирийской и иракской администрации. Но платить им как следует они не в состоянии. Чиновники жалуются на плохие условия и низкую зарплату: многие выживают за счет того, что ездят через линию фронта в ближайший контролируемый правительственными войсками город, где получают исправно перечисляемые им Багдадом и Дамаском деньги. Боевикам приходится закрывать на это глаза.
Притчей во языцех, как отмечает чешский эксперт Томаш Ковалек, стали местные медицинские учреждения. Многие врачи бежали от наступающих исламистов, женскому персоналу клиник запрещено появляться без чадры и работать по ночам. Боевики ИГ занимают для военных нужд лучшие больницы и забирают самое современное оборудование. В Мосуле они реквизировали городской банк крови, но ее не хватает. В итоге сложилась новая практика: каждый, приходящий со своим делом в исламский суд, обязан сперва сдать пол-литра крови на нужды раненых боевиков в ближайшей больнице и принести об этом справку. Хотя работает сеть общественных клиник, но уровень обслуживания там таков, что обращаются в них только те, у кого нет другого выбора.
На территориях «Исламского государства» наблюдаются перебои с товарами первой необходимости. Зернохранилища опустели, цены на муку растут — хлеб стоит в полтора раза больше, чем в сентябре 2014 года, рис — в семь раз. Регулярно сообщается об исчезновении зерна из хранилищ и кражах крупного рогатого скота — почти сразу эти товары возникают на черном рынке и продаются втридорога. В этом году, как ожидается, ситуация еще больше ухудшится — спасаясь от военных действий, многие крестьяне бежали с территорий, контролируемых ИГ, их поля стоят незасеянными. В крупнейших городах, находящихся под контролем боевиков, — Мосуле, Ракке, Дейр-эз-Зоре — наблюдаются перебои с питьевой водой и электроэнергией. Вода и свет подаются лишь на несколько часов в день. Людям приходится использовать генераторы, топливо для которых стоит дорого.
Кадры решают все
К такому печальному положению приводят несколько факторов. Прежде всего это нехватка квалифицированных кадров — инженеров, чиновников, экономистов, агрономов, врачей, просто гражданских управленцев, знающих местную специфику. Исламисты вынуждены брать на работу бывших правительственных чиновников, чья лояльность крайне сомнительна. Но и это не позволяет полностью восполнить дефицит, образовавшийся после бегства большей части управленческого аппарата. Нельзя сказать, что ИГ не пытается справиться с этой проблемой: халифат привлекает на службу молодых выпускников университетов — суннитов, недовольных тем, что их продвижение к карьерным высотам блокируют засевшие в Багдаде и Дамаске шииты. Халиф Аль-Багдади лично призвал зарубежных мусульман-ученых, врачей, инженеров приехать и помочь с госстроительством.
Кроме того, на занимаемой боевиками территории крайне затруднена экономическая деятельность: проблемы с поставками приводят к резкому росту цен на основные товары, и облагаемое бесконечными поборами население не может себе позволить их приобрести. Если раньше основной поток товаров шел в Сирию с территории Турции, то теперь из-за военных действий и высоких (по данным Ковалека, до 300 долларов за автомобиль) тарифов на проезд перевозка грузов стала делом сложным и крайне рискованным.
Отключение мобильной связи в районе Мосула существенно затруднило торговые операции. Закрылись многие страховые компании: боевики недовольны тем, что кто-то может застраховаться, когда все в руках Аллаха. Истощаются запасы лекарств в аптеках. Устаревшая инфраструктура — в частности водопроводы, электросети, очистные сооружения — нуждаются в постоянном квалифицированном обслуживании и поставках запчастей, которые просто неоткуда взять.
Местные административные органы сосредотачиваются на вымогательстве денег у благодарного населения: фронт требует все больше и больше средств. Это приводит к кризису лояльности: даже те, кто поддержал боевиков, все чаще с тоской вспоминают славные времена Асада или Саддама.
Ну и, наконец, свою лепту вносят авиаудары коалиции: хотя гражданская инфраструктура не является основной целью, но ей тоже достается. Кроме того, в условиях постоянных бомбардировок военных объектов с воздуха ИГ вынуждено тратить на возмещение ущерба те средства, которые можно было бы направить в гражданский сектор — к примеру, на повышение зарплат чиновникам.
Мир тяжелее войны
Система управления ИГ явно сбоит и вряд ли выдержит долгое напряжение. Образ ИГ, правящего твердой рукой в каждом селе, далек от истины: по большому счету, исламисты более-менее контролируют только крупные города. В сельскую местность боевики халифата обычно заглядывают лишь на несколько дней — чтобы прочитать лекцию о своей идеологии и раздать подарки и товары первой необходимости для привлечения симпатий населения. Власть ИГ над сельскими районами держится в основном на союзах с местными племенными ополченцами, многие из которых вовсе не исповедуют исламистскую идеологию, видя в халифате просто временного союзника.
«Исламское государство» при видимой стройности структуры и строгих законах все больше превращается в хорошо знакомую ближневосточную родоплеменную общность, где на все главные посты назначают по родственному признаку и степени лояльности шейху или клану. Свою лепту вносят и многочисленные бывшие члены иракской БААС, занимающие административные должности как на местах, так и в высшем руководстве.
БААС была типичной ближневосточной партией, основанной куда больше на родственно-клановом, нежели на идеологическом принципе, и неудивительно, что бывшие баасисты внедряют в ИГ привычную им модель управления. И это, наверное, единственный путь, который в перспективе может позволить халифату выжить, — если, конечно, он выстоит под ударами коалиции. Иначе в условиях слома традиционной системы сдержек и противовесов между кланами, племенами и родами на контролируемой ИГ территории после установления мира начнется новая война, на этот раз между бывшими полевыми командирами и шейхами — еще более жестокая и беспощадная, чем нынешняя.