Федор Крашенинников, специально для «Кашина».
— Я слушаю, Ангела.
— Добрый день, Барак! Это закрытая линия? Нас никто не слушает?
— Нет, никто. Только ты и я (смеется)
— И еще какие-нибудь русские и китайцы (смеется)
— Надеюсь что нет… Ты говорила с ним?
— Да, только что.
— Это был прямой разговор? Без переводчика?
— Да, как мы договаривались. Мы говорили по-немецки.
— Он действительно так хорошо говорит по-немецки?
— Действительно хорошо, да. Это давно известно. Лучше чем я по-английски.
— Ангела, ты прекрасно говоришь по-английски.
— Все-таки о главном…
— Да, Ангела, конечно о главном! Итак, ты с ним говорила?
— Да, все как мы обсуждали. Я сказала, что мне нужен прямой и честный разговор, один на один.
— Он сразу согласился?
— Да, на удивление легко. Мне показалось, что он ждал чего-то такого.
— Так, хорошо. И что?
— Когда мы остались вдвоем, я сказала: давай прекратим эту игру, скажи что ты хочешь. Только прямо.
— Так и сказала?
— Да, я решила что уже хватит. В конце-концов, сколько можно нести эту напыщенную дипломатическую чушь? Я решила быть прямолинейной.
— Надеюсь, тебе это не понравилось и ты не будешь всегда такой прямолинейной! (смеется)
— Очень смешно, Барак.
— Прости, это нервное. Что дальше?
— Он сказал, что всегда за прямой и честный разговор. И снова начал говорить мне про Косово, Ирак, Ливию, украинских фашистов.
— Только не пересказывай мне все это, во имя Иисуса!
— Не буду. Мы все это уже выучили. Но я его дослушала и потом снова сказал: зачем мы ходим кругами? Пора договариваться и решать эту проблему. Он помолчал и сказал, что сказал тебе, с кем он готов разговаривать, чтоб решить все проблемы. И ждет ответа.
— Тот разговор…
— Да. Я попыталась уточнить. Я спросила: скажи, с кем конкретно ты бы хотел говорить. Возможно, что-то перевели неправильно и Барак тебя не совсем понял….
— Мой переводчик потом несколько раз давал письменные и устные показания…
— Черт с ним, с твоим переводчиком, Барак. Он занервничал и сказал, что мы сами виноваты в том, что ситуация зашла в тупик. Сказал, что и ты все правильно понял, и переводчик все правильно перевел, что его английского вполне достаточно, чтоб удостовериться, что тебе все правильно перевели.
— Джизас Крайст, я же тебе говорил — он именно это и сказал! А вы с Франсуа придумали какие-то нелепые оправдания! Мы все перепроверили!
— Франсуа и есть Франсуа, черт с ним. Так вот слушай. Тогда я сказала: хорошо, мы с тобой говорим без переводчика, на хорошем немецком. Скажи — с кем ты готов говорить чтоб все это прекратилось.
— И что он?
— Он сказал, что наверное надо было сразу говорить это мне, а не тебе. И сказал мне на очень чистом немецком ровно то, что перевел тебе твой переводчик…
— Буквально?
— Именно.
— «Я буду говорить только с главой тайного мирового правительства».
— Да, именно так.
— И что потом?
— Я сказала ему, что никакого мирового правительства нет. Что это какая-то ошибка.
— Это чушь, а не ошибка!
— Он рассмеялся. А потом сказал, что мы все его дурачим. Что он много лет за нами наблюдает и собирает информацию. Что мы все — марионетки, которые только изображают мировых лидеров.
— Джизас Крайст!
— Да, вот так вот. Что между тобой и английской королевой нет никакой разницы, кроме пола и цвета кожи. Что мы все — фасад, за которым прячутся истинные хозяева мира.
— Чертов расист! Он презирает меня за то, что я — черный! Про фасад надо рассказать это старухе Лиззи, она будет в ярости!
— Барак, прекрати!
— Хорошо, да. И на чем все закончилось?
— Я еше раз сказала, что его дезинформировали и никакого тайного мирового правительства не существует, во всяком случае ни мне, ни тебе, ни Франсуа, ни Джеймсу — никому ничего об этом не известно.
— Сомневаюсь, что он тебе поверил.
— Он мне не поверил. Он разозлился и сказал, что мы все жестоко поплатимся за свое вранье. Что он все про нас знает и выведет нас на чистую воду.
— Ты разозлила русского медведя, Ангела!
— Это еще мягко сказано, Барак. Я сама испугалась. Я сказала: хорошо, скажи, кто конкретно тебе нужен? Назови любую фамилию, любую должность, которая официально существует — этот человек немедленно наберет тебя, как только мы его найдем.
— Хороший ход! И какие фамилии он назвал?
— Никаких. Он снова повторил, что мы поплатимся за свое вранье. Сказал, что мы лучше его знаем фамилии своих хозяев и что не надо его дурачить.
— Даже никаких намеков?
— Нет, он сказал что дает нам еще время, попрощался и закончил разговорю.
— Джизас Крайст, и что нам делать? Что у него вообще в голове?
— Я не знаю, Барак.
— Ангела, я уже собирал несколько кризисных совещаний, наши люди проштудировали всю русскую конспирологию за много лет. Может быть, пусть ему позвонит какой-нибудь Ротшильд? Скажет, что это он глава правительства? Или там какой-нибудь масонский лидер? Или какой-то влиятельный раввин? Наши аналитики не пришли к единому выводу относительно того, кого сейчас в Москве могут считать главой мирового правительства. У меня на столе целый список, я, правда, не очень понимаю, кто все эти люди.
— Это только обозлит его. Если мы не угадаем, он будет в бешенстве. Надо тянуть время и что-то придумывать.
— Да, это правда. Но скажи, какое у тебя впечатление от него? Почему он это говорит? В чем смысл?
— Он потерял связь с реальностью.
— Я слушаю, Ангела.
— Добрый день, Барак! Это закрытая линия? Нас никто не слушает?
— Нет, никто. Только ты и я (смеется)
— И еще какие-нибудь русские и китайцы (смеется)
— Надеюсь что нет… Ты говорила с ним?
— Да, только что.
— Это был прямой разговор? Без переводчика?
— Да, как мы договаривались. Мы говорили по-немецки.
— Он действительно так хорошо говорит по-немецки?
— Действительно хорошо, да. Это давно известно. Лучше чем я по-английски.
— Ангела, ты прекрасно говоришь по-английски.
— Все-таки о главном…
— Да, Ангела, конечно о главном! Итак, ты с ним говорила?
— Да, все как мы обсуждали. Я сказала, что мне нужен прямой и честный разговор, один на один.
— Он сразу согласился?
— Да, на удивление легко. Мне показалось, что он ждал чего-то такого.
— Так, хорошо. И что?
— Когда мы остались вдвоем, я сказала: давай прекратим эту игру, скажи что ты хочешь. Только прямо.
— Так и сказала?
— Да, я решила что уже хватит. В конце-концов, сколько можно нести эту напыщенную дипломатическую чушь? Я решила быть прямолинейной.
— Надеюсь, тебе это не понравилось и ты не будешь всегда такой прямолинейной! (смеется)
— Очень смешно, Барак.
— Прости, это нервное. Что дальше?
— Он сказал, что всегда за прямой и честный разговор. И снова начал говорить мне про Косово, Ирак, Ливию, украинских фашистов.
— Только не пересказывай мне все это, во имя Иисуса!
— Не буду. Мы все это уже выучили. Но я его дослушала и потом снова сказал: зачем мы ходим кругами? Пора договариваться и решать эту проблему. Он помолчал и сказал, что сказал тебе, с кем он готов разговаривать, чтоб решить все проблемы. И ждет ответа.
— Тот разговор…
— Да. Я попыталась уточнить. Я спросила: скажи, с кем конкретно ты бы хотел говорить. Возможно, что-то перевели неправильно и Барак тебя не совсем понял….
— Мой переводчик потом несколько раз давал письменные и устные показания…
— Черт с ним, с твоим переводчиком, Барак. Он занервничал и сказал, что мы сами виноваты в том, что ситуация зашла в тупик. Сказал, что и ты все правильно понял, и переводчик все правильно перевел, что его английского вполне достаточно, чтоб удостовериться, что тебе все правильно перевели.
— Джизас Крайст, я же тебе говорил — он именно это и сказал! А вы с Франсуа придумали какие-то нелепые оправдания! Мы все перепроверили!
— Франсуа и есть Франсуа, черт с ним. Так вот слушай. Тогда я сказала: хорошо, мы с тобой говорим без переводчика, на хорошем немецком. Скажи — с кем ты готов говорить чтоб все это прекратилось.
— И что он?
— Он сказал, что наверное надо было сразу говорить это мне, а не тебе. И сказал мне на очень чистом немецком ровно то, что перевел тебе твой переводчик…
— Буквально?
— Именно.
— «Я буду говорить только с главой тайного мирового правительства».
— Да, именно так.
— И что потом?
— Я сказала ему, что никакого мирового правительства нет. Что это какая-то ошибка.
— Это чушь, а не ошибка!
— Он рассмеялся. А потом сказал, что мы все его дурачим. Что он много лет за нами наблюдает и собирает информацию. Что мы все — марионетки, которые только изображают мировых лидеров.
— Джизас Крайст!
— Да, вот так вот. Что между тобой и английской королевой нет никакой разницы, кроме пола и цвета кожи. Что мы все — фасад, за которым прячутся истинные хозяева мира.
— Чертов расист! Он презирает меня за то, что я — черный! Про фасад надо рассказать это старухе Лиззи, она будет в ярости!
— Барак, прекрати!
— Хорошо, да. И на чем все закончилось?
— Я еше раз сказала, что его дезинформировали и никакого тайного мирового правительства не существует, во всяком случае ни мне, ни тебе, ни Франсуа, ни Джеймсу — никому ничего об этом не известно.
— Сомневаюсь, что он тебе поверил.
— Он мне не поверил. Он разозлился и сказал, что мы все жестоко поплатимся за свое вранье. Что он все про нас знает и выведет нас на чистую воду.
— Ты разозлила русского медведя, Ангела!
— Это еще мягко сказано, Барак. Я сама испугалась. Я сказала: хорошо, скажи, кто конкретно тебе нужен? Назови любую фамилию, любую должность, которая официально существует — этот человек немедленно наберет тебя, как только мы его найдем.
— Хороший ход! И какие фамилии он назвал?
— Никаких. Он снова повторил, что мы поплатимся за свое вранье. Сказал, что мы лучше его знаем фамилии своих хозяев и что не надо его дурачить.
— Даже никаких намеков?
— Нет, он сказал что дает нам еще время, попрощался и закончил разговорю.
— Джизас Крайст, и что нам делать? Что у него вообще в голове?
— Я не знаю, Барак.
— Ангела, я уже собирал несколько кризисных совещаний, наши люди проштудировали всю русскую конспирологию за много лет. Может быть, пусть ему позвонит какой-нибудь Ротшильд? Скажет, что это он глава правительства? Или там какой-нибудь масонский лидер? Или какой-то влиятельный раввин? Наши аналитики не пришли к единому выводу относительно того, кого сейчас в Москве могут считать главой мирового правительства. У меня на столе целый список, я, правда, не очень понимаю, кто все эти люди.
— Это только обозлит его. Если мы не угадаем, он будет в бешенстве. Надо тянуть время и что-то придумывать.
— Да, это правда. Но скажи, какое у тебя впечатление от него? Почему он это говорит? В чем смысл?
— Он потерял связь с реальностью.