В одном рассказе Аверченко сидит на заграничном курорте разношерстная публика. Есть французы, немцы, англичане, венгры, китаец даже один. Все друг другу комплименты отвешивают. Англичан хвалят за степенность и порядок, немцев — за трудолюбие, французов — за изящество. Китайцев и японцев хвалят за то, что те быстрыми темпами европейские новинки усваивают. И вдруг замечают в сторонке бородача с тяжелыми кулаками. Оказалось — русский.
Дамы зашумели: «Детки! Альфред, Мадлена! Вы хотели видеть настоящего русского — смотрите скорее! Вот он, видите, сидит». — «Где, где?! Слушайте, а он бомбу в нас не бросит?». Потом ажиотаж стихает и начинаются расспросы: «Объясните, почему русский народ свергнул Николая и выбрал Ленина и Троцкого? Разве они были лучше?». — «А что такое взятка? Напиток такой или танец?». — «А правда, что если русскому рабочему запеть «Интернационал», он сейчас же начинает вешать на фонаре прохожего человека в крахмальной рубашке и очках?». Ну и прочее — сами знаете, как «много» о нас с вами за рубежом знают. Мы для них дикие. У нас — то ли пельмени, то ли галушки; то ли гопак, то ли балалайка. Женщины, правда, красивые, и можно задешево прилетать за удовольствиями. Нас не знают, нас жалеют, на нас смотрят сверху вниз. «Правда ли, что разбойнику Разину поставили на главной площади памятник?».
И тут угрюмый бородач в рассказе стучит кулаком по столу и велит всем за его счет наполнить бокалы. И на все вопросы отвечает так: «Мне чихать на ваше сочувствие! Ты, немецкая морда, кого из Циммервальда прислал? (Речь о Ленине, отделившем свое крыло партии от Циммервальдского объединения.) А ты, лягушатник! Взял да большевикам Крым и Одессу отдал. (Это о французах в Гражданскую.) А ты, венгр, в социалистические революции полез, Бела Кунов на престолы сажать. (Бела Кун — деятель международного коммунистического движения, организатор казней русских офицеров в Крыму)». И далее по списку.
Смысл? Во всех наших трагедиях Запад участвовал: то лицемерным молчанием, то тайным финансированием. Так было и в начале ХХ века. Сто лет прошло — ничего не изменилось.
Дамы зашумели: «Детки! Альфред, Мадлена! Вы хотели видеть настоящего русского — смотрите скорее! Вот он, видите, сидит». — «Где, где?! Слушайте, а он бомбу в нас не бросит?». Потом ажиотаж стихает и начинаются расспросы: «Объясните, почему русский народ свергнул Николая и выбрал Ленина и Троцкого? Разве они были лучше?». — «А что такое взятка? Напиток такой или танец?». — «А правда, что если русскому рабочему запеть «Интернационал», он сейчас же начинает вешать на фонаре прохожего человека в крахмальной рубашке и очках?». Ну и прочее — сами знаете, как «много» о нас с вами за рубежом знают. Мы для них дикие. У нас — то ли пельмени, то ли галушки; то ли гопак, то ли балалайка. Женщины, правда, красивые, и можно задешево прилетать за удовольствиями. Нас не знают, нас жалеют, на нас смотрят сверху вниз. «Правда ли, что разбойнику Разину поставили на главной площади памятник?».
И тут угрюмый бородач в рассказе стучит кулаком по столу и велит всем за его счет наполнить бокалы. И на все вопросы отвечает так: «Мне чихать на ваше сочувствие! Ты, немецкая морда, кого из Циммервальда прислал? (Речь о Ленине, отделившем свое крыло партии от Циммервальдского объединения.) А ты, лягушатник! Взял да большевикам Крым и Одессу отдал. (Это о французах в Гражданскую.) А ты, венгр, в социалистические революции полез, Бела Кунов на престолы сажать. (Бела Кун — деятель международного коммунистического движения, организатор казней русских офицеров в Крыму)». И далее по списку.
Смысл? Во всех наших трагедиях Запад участвовал: то лицемерным молчанием, то тайным финансированием. Так было и в начале ХХ века. Сто лет прошло — ничего не изменилось.
Протоиерей Андрей Ткачев