Один из ключевых аспектов национальной истории заключается в забвении того факта, что насилие, муки и стыд – неизбежная часть исторического прошлого любой страны. Это отречение от прошлого – активный процесс: например, восстание Мау-мау и его жестокое подавление британцами забывали осознанно, закрывая архивы. Восстановить прошлое удалось только благодаря тщательной работе и решимости свидетелей событий и историков.
Забывать роль Британии в работорговле начали сразу же после того, как в 1807 году на этот промысел был наложен запрет. Знаменитая история кампании против рабства, написанная аболиционистом Томасом Кларксоном (Thomas Clarkson), фокусировалась на благотворительной деятельности белых мужчин и на их участии в движении. Кларксон пренебрег не только чернокожими активистами и женщинами-аболиционистками, но и ужасами рабства как таковыми, хотя был с ними прекрасно знаком.
Примерно то же самое произошло после эмансипации 1833 года. Как только рабский труд был запрещен в Британской Вест-Индии, на Маврикии и на Капском полуострове, британцы принялись восхвалять собственное благородство. Аболиционизм превратился в символ приверженности Британии идеалам свободы и основание для ее претензий на статус самой прогрессивной и цивилизованной страны в мире.
Говоря языком того времени, аболиционизм смывал грехи нации. При этом парламент предоставил рабам только относительную свободу. На срок от четырех до шести лет они оказались в положении «учеников» – были вынуждены «учиться труду», бесплатно работая на плантациях своих бывших хозяев. «Полную свободу» они обрели только в 1838 году. Для этого потребовалось еще пять лет сопротивления в Карибском бассейне кампаний в метрополии.
Более того, британское правительство заплатило рабовладельцам 20 миллионов фунтов (что было аналогом примерно 40% государственных расходов за 1834 год) в виде компенсации за утрату «собственности», хотя моральной основой кампании против рабства было как раз то, что владеть людьми нельзя. «Стоимость» рабов оценивалась в зависимости от их навыков и от производительности той колонии, в которой они жили. Раб в Британской Гвиане стоил дороже, чем на Ямайке, на которой производительность упала. Мужчины стоили дороже женщин. Люди, фактически, продолжали оставаться товаром, только теперь вместо торговца на рабском рынке их цену определяли колониальные чиновники и утверждали правительственные учреждения.
Все случаи обращения за компенсациями тщательно учитывались. Эти архивы, до сих пор никогда не изучавшиеся, проливают свет на то, как рабство помогло Британии стать первой промышленной нацией. Сегодня открывается бесплатный онлайн-доступ к базе данных, которую создали на основе этих архивов. Было учтено 46 000 заявок на компенсации, а также собрано информацию примерно о 3 000 человек, которые жили в Британии и владели при этом рабами. Эти мужчины и женщины (среди них было немало женщин) постарались, чтобы никто не помнил о том, что они были рабовладельцами. И до последнего времени им в этом сопутствовал успех.
Многие прямые потомки рабовладельцев хорошо известны: Джордж Оруэлл (George Orwell), Грэм Грин (Graham Greene), Квентин Хогг (Quintin Hogg). На доходы от рабовладения создавались банки и юридические фирмы. Хочется подчеркнуть, что в задачи не входит предавать кого-либо общественному осуждению. Но пытаться покончить с забвением, «вновь запомнить», по выражению Тони Моррисон (Toni Morrison). Нужно лишь осознать, насколько плоды рабства стали частью британской общей историей. Они присутствуют в британской стране, в их домах, в филантропических структурах, в художественных собраниях, в торговых банках, в адвокатских конторах, в железных дорогах – и в том, как они продолжаем думать о других расах.
Рабовладельцы активно участвовали в создании расовых теорий после отмены рабства, популяризируя новые основания для неравенства, которое составляет неотъемлемую часть наследия британского колониального прошлого. Капитан Марриет, сын крупного рабовладельца и известный автор морской и детской прозы, систематически обыгрывал образ «другого», создавая расовые иерархии, в которых белые англосаксы всегда были на самом верху.
Сейчас по всему Карибскому бассейну нарастает движение, нацеленное на компенсацию чудовищного неравенства и отставания в развитии, порожденных временами рабства. Оно фокусируется на ответственности государств и правительств. Демонстрируя, чем Британия обязана рабству (стоит заметить, что это − лишь один из множества аспектов, в которых современная Британия пользуется плодами колониального прошлого – и страдает от его уродующих последствий), мы надеемся помочь сделать восприятие сложной истории империи честнее и богаче той одномерной и лукавой версии роли нашего острова в истории, которую предлагает министерство Майкла Гоува (Michael Gove).
Забывать роль Британии в работорговле начали сразу же после того, как в 1807 году на этот промысел был наложен запрет. Знаменитая история кампании против рабства, написанная аболиционистом Томасом Кларксоном (Thomas Clarkson), фокусировалась на благотворительной деятельности белых мужчин и на их участии в движении. Кларксон пренебрег не только чернокожими активистами и женщинами-аболиционистками, но и ужасами рабства как таковыми, хотя был с ними прекрасно знаком.
Примерно то же самое произошло после эмансипации 1833 года. Как только рабский труд был запрещен в Британской Вест-Индии, на Маврикии и на Капском полуострове, британцы принялись восхвалять собственное благородство. Аболиционизм превратился в символ приверженности Британии идеалам свободы и основание для ее претензий на статус самой прогрессивной и цивилизованной страны в мире.
Говоря языком того времени, аболиционизм смывал грехи нации. При этом парламент предоставил рабам только относительную свободу. На срок от четырех до шести лет они оказались в положении «учеников» – были вынуждены «учиться труду», бесплатно работая на плантациях своих бывших хозяев. «Полную свободу» они обрели только в 1838 году. Для этого потребовалось еще пять лет сопротивления в Карибском бассейне кампаний в метрополии.
Более того, британское правительство заплатило рабовладельцам 20 миллионов фунтов (что было аналогом примерно 40% государственных расходов за 1834 год) в виде компенсации за утрату «собственности», хотя моральной основой кампании против рабства было как раз то, что владеть людьми нельзя. «Стоимость» рабов оценивалась в зависимости от их навыков и от производительности той колонии, в которой они жили. Раб в Британской Гвиане стоил дороже, чем на Ямайке, на которой производительность упала. Мужчины стоили дороже женщин. Люди, фактически, продолжали оставаться товаром, только теперь вместо торговца на рабском рынке их цену определяли колониальные чиновники и утверждали правительственные учреждения.
Все случаи обращения за компенсациями тщательно учитывались. Эти архивы, до сих пор никогда не изучавшиеся, проливают свет на то, как рабство помогло Британии стать первой промышленной нацией. Сегодня открывается бесплатный онлайн-доступ к базе данных, которую создали на основе этих архивов. Было учтено 46 000 заявок на компенсации, а также собрано информацию примерно о 3 000 человек, которые жили в Британии и владели при этом рабами. Эти мужчины и женщины (среди них было немало женщин) постарались, чтобы никто не помнил о том, что они были рабовладельцами. И до последнего времени им в этом сопутствовал успех.
Многие прямые потомки рабовладельцев хорошо известны: Джордж Оруэлл (George Orwell), Грэм Грин (Graham Greene), Квентин Хогг (Quintin Hogg). На доходы от рабовладения создавались банки и юридические фирмы. Хочется подчеркнуть, что в задачи не входит предавать кого-либо общественному осуждению. Но пытаться покончить с забвением, «вновь запомнить», по выражению Тони Моррисон (Toni Morrison). Нужно лишь осознать, насколько плоды рабства стали частью британской общей историей. Они присутствуют в британской стране, в их домах, в филантропических структурах, в художественных собраниях, в торговых банках, в адвокатских конторах, в железных дорогах – и в том, как они продолжаем думать о других расах.
Рабовладельцы активно участвовали в создании расовых теорий после отмены рабства, популяризируя новые основания для неравенства, которое составляет неотъемлемую часть наследия британского колониального прошлого. Капитан Марриет, сын крупного рабовладельца и известный автор морской и детской прозы, систематически обыгрывал образ «другого», создавая расовые иерархии, в которых белые англосаксы всегда были на самом верху.
Сейчас по всему Карибскому бассейну нарастает движение, нацеленное на компенсацию чудовищного неравенства и отставания в развитии, порожденных временами рабства. Оно фокусируется на ответственности государств и правительств. Демонстрируя, чем Британия обязана рабству (стоит заметить, что это − лишь один из множества аспектов, в которых современная Британия пользуется плодами колониального прошлого – и страдает от его уродующих последствий), мы надеемся помочь сделать восприятие сложной истории империи честнее и богаче той одномерной и лукавой версии роли нашего острова в истории, которую предлагает министерство Майкла Гоува (Michael Gove).