Христианская церковь началась в Иерусалиме, превращая его в центр религиозного обновления всего мира. Иудаизм постиг жесточайший кризис, и его консолидацию начали осуществлять раввины в интересах своей касты. Пути иудеев и христиан разошлись, однако иудаизм продолжал вести войну против христианства другими методами — в форме ересей.
Христианская церковь началась в Иерусалиме, что имело глубокий смысл, поскольку этот мистический центр Израиля превращался теперь в центр религиозного обновления всего мира. Однако первоначально христианская община представляла собой «маленькую секту внутри иудейства», которая не отказывалась от соблюдения Моисеева закона и иудейских обычаев, которые продолжали ею восприниматься не как пережиток, а как свидетельство истинности христианской веры, при которой старые обряды освящались новым светом. Иерусалимский храм оставался для них местом молитвы и проповеди, которые и определили в своей первооснове христианское богослужение. Так что на данном этапе жизни христианской общины можно говорить об иудеохристианстве, воплощением которого был первый иерусалимский епископ Иаков.
Однако уже с самого начала жизни христианской общины назревал её конфликт с иудейскими властями – Синедрионом, который делал всё, чтобы воспрепятствовать христианизации евреев, в умах которых произошло окончательное обособление «Царства Божия» и земного «царствия Израиля». Смысл ветхозаветной истории хорошо был раскрыт на суде Синедриона Стефаном объяснявшим её как постоянное сопротивление избранного народа тем, кого Бог ему посылал, что в итоге привело к отвержению Христа-Мессии:
Здесь была дана как бы первая христианская формулировка трагического парадокса религиозной судьбы Израиля, который своим законом отвергал Того, о ком этот закон свидетельствовал. Поэтому христианская церковь будет всё яснее сознавать себя единственной законной наследницей Ветхого Завета — новым Израилем.
После убийства Стефана началось гонение на христиан и насильственное рассеяние их по разным местам Иудеи и Самарии, заставившие их осознать необходимость выхода за пределы иудейства и проповедовать о Христе другим народам, открывая всемирное назначение Его учения.
Центральную роль в освобождении христианства от стеснительных рамок иудейства и сообщении ему характера универсальной религии сыграл апостол Павел, видевший в проповеди своё исключительное призвание и названный поэтому «апостолом язычников». В результате его проповеди стали создаваться целые общины из язычников в Малой Азии, Греции, и вот тут со всей остротой встал вопрос, предопределивший дальнейшую судьбу христианства: обязаны ли язычники соблюдать обрядовый закон Моисея? На этот вопрос, призванный определить место в Церкви обращенных из язычества, Павел отвечает отрицательно. В своём учении о соотношении Закона и благодати и о свободе от Закона христиан, развитом в послании к галатам и в послании к римлянам, он отмечает, что значение Ветхого Завета именно в том, что он делает необходимым своё собственное преодоление – спасение во Христе. Ведь Закон только устанавливает, что есть добро и зло, то есть он дает знание нормы, но это недостаточно для избавления от греха. От греха спасёт только любовь, а этой силы Закон в себе не имеет, она дана только во Христе, и потому Им и в Нем Закон становится ненужным. В нем «не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью». Во Христе умер Закон и воцарилась благодать. Евангелие свободы ап. Павел противополагает тем, кто хочет вернуться к рабству законничества.
Поскольку не все приняли это учение Павла, внутри христиан возник впервые серьёзный конфликт, для разрешения которого был созван первый в их истории Апостольский собор в Иерусалиме в 49 г., освободивший христиан-неевреев от соблюдения иудейского закона и внушивший заботиться об исполнении нравственного закона Христа. В этом духе было составлено послание к христианам Антиохи, Сирии и Киликии. Так было осознано всемирное призвание и назначение христианской церкви, и с этим, считается, был закончен иудеохристианский период в её истории.
Часть иудеохристиан отказалась принять это решение, положив начало секте иудействующих. Они считали, что христианство является не новой религией, а лишь продолжением иудаизма и сохраняли приверженность обрядовому еврейскому закону (совершали обрезание, соблюдали субботу, употребляли кошерную пищу). Из книг Нового Завета они признавали только Евангелие от Матфея и Откровение Иоанна Богослова. Христа они называли Мессией, но отказывались признавать Его Богом-Искупителем, видя в нём только пророка, подобного Моисею, то есть человека, сына Марии и Иосифа, получившего Божественную силу и достоинство только в Крещении. Он только разъяснил закон и дополнил его новыми заповедями.
Что касается иудаизма, то особенно решительный поворот в отношении христиан произошёл после разрушения Иерусалимского храма в 70 г. римскими войсками и переселения иудеев в Ямнию (к северо-западу от Иерусалима). Иудаизм постиг тогда жесточайший кризис, и его консолидацию начали осуществлять раввины, заменившие жречество и превратившиеся в настоящую касту со своими династиями. Ими была создана в Ямнии раввинистическая академия, имевшая значение Синедриона и являвшаяся центром народной жизни евреев, которому подчинялись иудейские общины других стран. Именно здесь творил Акиба Бен Иосиф, оказавший решающее влияние на развитие учения постбиблейского иудаизма. Впоследствии центр раввинистической деятельности переместился из Иудеи в Галилею, в город Уша. Здесь начинается письменное изложение многочисленных устных толкований Торы, собранных в Мишну и Гемару, к которым позже были составлены обширные комментарии, составившие Талмуд, ставший почитаться у иудеев выше Торы. В конце IV в. был составлен иерусалимский Талмуд, а в VI в. – более обширный вавилонский Талмуд. Так был сформирован раввинистический или талмудический иудаизм, мало похожий на иудаизм Второго Храма. Пути иудеев и христиан окончательно разошлись, и отношения между ними были фактически прекращены.
Однако иудаизм продолжал вести войну против христианства другими методами. Новая опасность для христиан возникла со стороны язычества, и выражалась она в форме ересей (от греческого hairesis — предпочтение, особое мнение). В то время существовало множество мистических сект и обществ, каждое из которых, одержимое поиском некой «синтетической религии», было занято созданием сложных мировоззренческих комбинаций, в которых присутствовали элементы различных философских и религиозных систем. Вовлечь в это теперь пытались и христианство. Вступая в христианские общины, представители синкретического движения старались перестроить по-своему христианское учение, вычленяя из него и толкуя по-своему те положения, которые соответствовали их пониманию мира. Наиболее влиятельными и опасными искажениями христианства стали ереси гностиков и манихеев.
Гносис (от греческого gnMsis — знание, ведение), будучи результатом смешения греческой философии и мистериальных культов с египетскими, вавилонскими, зороастрийскими и иудейскими верованиями, отличался от других синкретических учений тем, что выдавал себя за эзотерическое учение Христа. Первоначальное движение гностицизма вышло из области тех иудейских мистических учений, которые составили первые фазисы в развитии Каббалы. Как пишет Л. Тихомиров, «сходство гностицизма с каббалистическими воззрениями так велико, что исследователи невольно производят то гностицизм из Каббалы, то наоборот»[1]. Известно, что большое влияние на гностиков оказал иудейский мистик Филон Александрийский. Но дело в том, что и гносис, и еврейский мистицизм имеют общий источник: тайные учения Египта, Халдеи и Вавилонии. Из греческой философии были взяты учения Платона и стоиков.
Гностики обладали потребностью в вере, но были людьми науки, и их философское развитие заставляло их искать цельного миросозерцания, которое представляло бы собой систему, объемлющую все стороны философского знания и одновременно отвечавшую на все богословские и космологические вопросы. Целью их было не только философски истолковать христианство, но достичь особого «знания», которое позволило бы установить личную связь с Богом и реально соединиться с Ним. Вера была для них высшей мудростью, поэтому они привлекали к себе образованных язычников, которые отдавали ему предпочтение перед христианством.
Первым учителем гностицизма и первым еретиком и предтечей всех ересей христианские апологеты считают Симона Волхва (Симона Мага), родом из Самарии, выдававшего себя за воплотившуюся силу Божию. Во II-III вв. его именем называлась небольшая партия еретиков, а в IV в. именем симония стали обозначать приобретение за деньги благодатного иерархического служения в церкви, так как Симон за деньги хотел купить у апостолов благодатную силу Святого Духа через рукоположение. Гностические же учения как таковые появляются во второй трети II в. Наиболее известными его представителями были Менандр, Кердон, Маркион, Василид, Сатурнил, Валентин, Карпократ, а наиболее распространенными сектами — офиты, сифиты, антитакты, адамиты и каиниты. Поскольку гностицизм представлял собой крайне пёструю картину, проявившись в разнообразных системах, все попытки классифицировать его либо слишком общи, либо произвольны, либо представляют собой простое описание гностических систем. Некоторые исследователи считают, что «гностицизм» как термин означает крайне абстрактный подход к реальности и что в действительности можно говорить об отдельных гностических учениях, имеющих ряд общих черт, что и позволяет объединять их под одним именем.
Характерным для гностицизма было то, что он представлял собой не отвлечённое учение, а выражался в форме языческих мистерий со своими обрядами посвящения. Так как знания гностиков были тайными, эзотерическими, они использовали для толкования христианства аллегории, облекали свои воззрения в своеобразную форму, которая напоминает восточные теософские и космогонические мифы. Это были скорее поэтические изложения и религиозные эпопеи, использовавшие не отвлеченные понятия, а образы. При построении своих систем они основывались на апокрифических памятниках как источниках высшего порядка, которые содержали, якобы, самое чистое учение апостолов.
В основе гностических систем лежит признание и противопоставление двух миров: духовного – источника добра и света, и материального – источника зла и тьмы. При этом понятие добра отождествляется со знанием (гносисом), а зла – с незнанием. Представление о создании чувственного мира у них чисто пантеистическое. Этот мир есть отображение сверхчувственного Первоначала (Глубины), из которого попарно истекают божественные силы – эоны, разделяющиеся на мужские и женские. Последний эон, названный Премудростью или божественной Мыслью, содержал в себе зачаток материи, из которого порождённый им же Демиург и создаёт весь видимый мир, став его Богом — так божественная Мысль оказывается вброшенной в материальный мир.
Таким образом, творение видимого мира, представленное у гностиков случайностью или даже катастрофой, оказывается делом низших сил, а космос – «демоническим сколком», «подделкой» высшего мира, он направляется силами зла и в нём царит неведение. Поэтому в аллегорическом изображении мироздания и вселенной гностики всегда противопоставляли светлое и тёмное начала, как, например, в данном алхимическом символе гностика Валентина.
Этот дуализм ярко выражен и в человеке, обладающем божественной душой, которая оказывается пленницей тела. Соответственно цель жизни – в спасении духовного элемента, освобождении его от тела, и возвращении в область абсолютного божественного бытия, что возможно только путем приобретения тайного спасительного знания (гносиса), который принес в этот мир посланный Богом Сын. Но открывается это знание только избранным. Идея избранничества и неравенства, перешедшая из иудаизма, — вторая принципиальная идея гностиков. Они делят всех людей на три разряда, конечные судьбы которых различны, как и применяемые к ним нравственные правила:
Эти группы разделены природным, то есть непреодолимым различием в фазисе развития душ. Тайное, эзотерическое учение открывается только пневматикам, которые присоединяются к тому или иному откровению тайны в зависимости от того, какой обнаружится их природа при подготовительной дисциплине. И только они будут спасены как причисленные к элите, отобранной Богом. Низшие же люди не в состоянии понять их премудрости, которая остаётся для них тайной, и обречены на исчезновение.
Данный подход имеет важные нравственные последствия, выражающиеся в либертинизме – философии нравственного нигилизма. Гностик, считающий себя обладателем высшего знания, отчуждает себя от данной низменной культуры, её норм и в силу этого свободно располагает собой, действуя по своему усмотрению. Образуя замкнутую секту, «посвящённые» чувствуют себя свободными от законов, управляющих обществом, они по ту сторону добра и зла − отсюда и характерные для гностиков оргии, не согласующиеся с общепринятой моралью.
Как писал исследователь Пюэш, «куда больше, нежели о критике и несогласии, здесь речь идёт о бунте, …упрямом, яростном, имеющем важное значение и далеко идущие последствия: бунте против человеческого удела, против самого бытия, мира и даже Бога. И этот бунт может привести как к концу концов…, так и к нигилизму, нигилизму «гностиков-либертанцев», которые нарушают все естественные и нравственные законы, злоупотребляют своим телом и всем на свете, дабы всё унижать, истощать, отвергать и разрушать»[2].
Гностические секты существовали открыто до V и даже до VI вв., но уже в III веке увлечение гностицизмом стало значительно ослабевать и терять свое значение. Однако с этого времени гностические ереси возрождаются в новой форме и под другим наименованием – как ересь манихеев или манихейство, названное так по имени его создателя, – пророка или мага Мани, (Манеса или Манихеуса). Зародилась эта секта в Персии, но достаточно быстро распространилась не только в обширных владениях персидского государства, но проникла в Китай и Индию, а затем и в Римскую империю, где полного своего расцвета достигла именно тогда, когда гностицизм клонился к окончательному упадку. Объединив в себе последние остатки гностических сект, манихейство превратилось со временем в опасного и сильного противника христианства.
Мани родился в Вавилонии около 220 г., но о происхождении его существуют самые различные версии, из которых ни одна не может считаться вполне достоверной. Известно, что воспитывался он в среде гностической секты мандеев (от сирийского «манда», что значит «знание»), учение которой представляло собой смешением халдейского язычества с идеями Талмуда и Каббалы. Он творил в период восстановления в Персии в первобытной чистоте древней религии Зороастра с его дуализмом и культом Митры.
Мани противопоставил этому свое учение, являвшееся искусным комбинированием персидского дуализма, каббалистического учения мандеев, буддизма, и элементов христианства. Считая, что все эти учения являются искажениями одной истинной религии, он видел свою миссию в её восстановлении, считая Зороастра, Будду и Христа своими предтечами. Проповедь Манеса привела к религиозной смуте в Персии, и хотя сам он был оттуда изгнан в Индию, его идеи, изложенные им в книге «Живое Евангелие», продолжали широко распространяться его учениками.
После возвращения в Персию Манес был обвинён в распространении ереси и подвергнут казни: с него живого была содрана кожа тростниковыми остриями. В основе манихейского учения лежат те же идеи, что и у гностиков, но выраженные более определённо. Это пантеистический дуализм добра и зла, между которыми идёт постоянная борьба. Царство добра представлено Благим богом, Отцом света, в нём царят абсолютный мир и гармония. А царство зла представляет собой материю, из которой происходит дьявол, «князь тьмы», попытавшийся, прельстившись красотой мира света, вторгнуться в него со своим воинством. Чтобы защититься, Отец света призывает «мать жизни», которая производит первочеловека, называемого манихеями Спасителем-Христом или Иисусом. Он вступает в борьбу с воинством дьявола, в которой терпит поражение: мир тьмы овладевает им и поглощает его светлые элементы. Для его спасения Отец света призывает второе творение – Духа Живого, который вытягивает первочеловека из глубины мира тьмы, возвращающегося в свою небесную родину. Но если сам первочеловек был спасен (это «Иисус бесстрастный»), то его частицы, светлые элементы или Душа Мира («Иисус страждущий) остались поглощены материей. Из этого смешения духа и материи и создается вселенная. Вернуть Душу Мира в мир света предстоит Духу Живому, и с осуществления этой задачи и начинается собственно процесс мировой истории.
Мани полностью искажает христианское учение о человеке. Для удержания светлых частиц материя концентрирует большую часть света и создает Адама, который не знает о своем божественном происхождении, так как создан глухим и слепым, а дьявол запретил ему вкушать от древа познания. Для его спасения бог дважды сходит на землю – сначала в образе змия, побудившего человека вкусить от древа познания, а затем в образе человека-Иисуса, открывшего людям их божественное происхождение и научившего, как освободиться от материи. Иисус, предвидя, что его ученики (апостолы) извратят его учение, обещал послать после себя Духа-Утешителя, которым и является Мани, призванный вернуть людям истинное знание. Душа Иисуса вновь соединяется с Солнцем, куда должны переселиться и души избранных, очищенные после многих перевоплощений и пребывания на звездах и Луне. После освобождения всех частиц света (которые пребывают не только в человеке, но во всей природе) Земной шар будет уничтожен, а мир тьмы вместе с проклятыми и неспасенными ввергнется в бесформенную кучу, которая будет погружена в глубины космических пространств и затем накрыта огромным камнем. Так заканчивается у Мани мировая история, а два принципа – добро и зло – продолжают своё существование как две обособленные субстанции, но при этом силы тьмы больше не в состоянии возобновить свое нападение на силы света[3].
Для обучению истинному знанию Мани создал строгую, окутанную тайной и ритуалами организацию общин, имевшую, как и другие оккультные общества, жёсткую структуру и иерархию. Манихейская секта делилась на три группы (или степени посвящения) с разными обязанностями: слушатели (верующие), избранные и совершенные[4]. Насколько труден был доступ к двум высшим степеням видно из того, что блаженный Августин, который до обращения в христианство принадлежал к этой секте, пробыв в ней девять лет, не пошёл дальше первой степени слушателей[5]. Поскольку высшие должны были вести совершенный образ жизни, налагавший определённые запреты, это изначально предполагало двойственный характер организации манихеев, воспроизводившей систему буддизма, в которой пропитание и защиту монахов обеспечивают миряне.
К низшим и высшим предъявлялись разные требования. Избранные посвящали себя жизни, направленной на спасение души и трудились ради воссоединения светлых частиц с миром света. Они должны были соблюдать заповеди трех печатей – «печать уст, печать рук и печать груди».
Это означало, во-первых, чистоту в мыслях и речах и воздержание от того, что могло бы усилить плотские влечения тела. Во-вторых, запрет любого действия, которое может принести вред жизни зверей и растений, в которых также пребывает Душа Мира. Те, кто грешил против этого, несли такое наказание, которое соответствовало преступному деянию: кто скашивает всходы, возродится в виде колоса, кто убивает мышь, станет в будущей жизни мышью и т.д. Когда избранный ел пищу, для приготовления которой требовалось лишить жизни растение, он произносил следующую формулу: «Не я тебя скосил, не я тебя смолол, не я месил тебя, не я клал в печь, но другой сделал это и принес тебя мне. Я ем тебя без вины». Более утонченные манихеи считали, что приготовляя пищевые продукты и съедая их, они освобождают светлые частицы, заключенные в материи, и помогают им вернуться к их первоисточнику. В-третьих, им предписывается абсолютное половое воздержание и запрет брака, а худшим проступком считалось размножение, так как из-за него замедляется воссоединение частиц света. Все действия, запретные для избранных, но необходимые для поддержания жизни, совершали слушатели.
Вместе с тем, тайный характер организации порождал двойную нравственность: декларативную и реальную. Это выражалось, например, в том, что наряду со строгой аскезой здесь допускалась распущенность нравов в пределах, исключающих по возможности рождение потомства, и неслучайно все наблюдатели упрекали манихеев в чрезвычайном разврате. Более ярко это проявлялось в противопоставлении себя чужим. Характерной чертой манихеев было то, что сознание и необходимость выполнения долга применялись только в отношении членов общины, в то время, как в отношении окружающих допускались жестокосердие и обман. Как свидетельствовал бл. Августин, в секте учили: «Никому, если он не манихей, не подавай хлеба и воды»[6]. Ложь возводилась иногда в степень принципа. Нередко в высших степенях посвящения навязывались такие «истины», которые полностью противоречили тому, что говорилось в низших степенях (чтобы сразу не оттолкнуть неофитов). Так, старинное манихейское правило гласило: «клянись, нарушай присягу, но только не выдавай секрета»[7]. Строжайшее соблюдение тайны общества, его учения и действий становится главным принципом, культом, в то время как в отношении чужих не существовало ни чести, ни совести.
Благодаря своей строгой иерархии и дисциплине манихейство, повторяя путь пифагорейцев, приобрело черты политической организации, формируясь за счёт государственной и церковной оппозиции. Поэтому в Римской империи оно столкнулось в итоге с сильнейшим сопротивлением со стороны государственной власти, которая стало рассматривать его как крайне опасную и влиятельную секту, пришедшую из враждебного Ирана (а общины манихеев существовали в Греции, Италии, Испании). В 297 г., после того, как в Египте произошло восстание против Рима, в подстрекательстве к которому подозревали эту секту, Диоклетиан издал знаменитый эдикт против манихеев, по которому предводителей и сочинителей должны были сжигать вместе с их писаниями, сподвижники наказывались лишением жизни, а собственность конфисковалась в пользу государства.
Манихейство и гностицизм, используемые иудаизмом для подтачивания и разложения христианства, оставили в религиозной истории Запада глубокий след. Второе дыхание они обрели уже в ХII в., охватив всю Западную Европу, действуя в виде сект катаров и альбигойцев. После же поражения последних оккультный дух его был впитан другими духовными течениями, повлиявшими на мировоззрение эзотерических обществ нового и новейшего времени, но ярче всего проявился в современном восприемнике многовекового оккультизма − движении «Нью Эйдж».
__________________________
[1] Тихомиров Л. Религиозно-философские основы истории. М., 1997. С. 176.
[2] Цит. по: Элиада М. История веры и религиозных идей. М., 2002. Т.3. С. 315-316.
[3] Виденгрен Г. Мани и манихейство. - СПб.: Издательская группа «Евразия», 2001. С. 82-87.
[4] Там же. С.144-145.
[5] Бутми Н.А. Указ. соч. С.93.
[6] Там же. С. 93.
[7] Тихомиров Л. Указ.соч. С. 389.
Христианская церковь началась в Иерусалиме, что имело глубокий смысл, поскольку этот мистический центр Израиля превращался теперь в центр религиозного обновления всего мира. Однако первоначально христианская община представляла собой «маленькую секту внутри иудейства», которая не отказывалась от соблюдения Моисеева закона и иудейских обычаев, которые продолжали ею восприниматься не как пережиток, а как свидетельство истинности христианской веры, при которой старые обряды освящались новым светом. Иерусалимский храм оставался для них местом молитвы и проповеди, которые и определили в своей первооснове христианское богослужение. Так что на данном этапе жизни христианской общины можно говорить об иудеохристианстве, воплощением которого был первый иерусалимский епископ Иаков.
Однако уже с самого начала жизни христианской общины назревал её конфликт с иудейскими властями – Синедрионом, который делал всё, чтобы воспрепятствовать христианизации евреев, в умах которых произошло окончательное обособление «Царства Божия» и земного «царствия Израиля». Смысл ветхозаветной истории хорошо был раскрыт на суде Синедриона Стефаном объяснявшим её как постоянное сопротивление избранного народа тем, кого Бог ему посылал, что в итоге привело к отвержению Христа-Мессии:
«Кого из пророков не гнали отцы ваши. Они убили провозвестивших пришествие Праведника, которого предателями и убийцами сделались ныне вы – вы, которые приняли закон при служении ангелов и не сохранили».
Здесь была дана как бы первая христианская формулировка трагического парадокса религиозной судьбы Израиля, который своим законом отвергал Того, о ком этот закон свидетельствовал. Поэтому христианская церковь будет всё яснее сознавать себя единственной законной наследницей Ветхого Завета — новым Израилем.
После убийства Стефана началось гонение на христиан и насильственное рассеяние их по разным местам Иудеи и Самарии, заставившие их осознать необходимость выхода за пределы иудейства и проповедовать о Христе другим народам, открывая всемирное назначение Его учения.
Центральную роль в освобождении христианства от стеснительных рамок иудейства и сообщении ему характера универсальной религии сыграл апостол Павел, видевший в проповеди своё исключительное призвание и названный поэтому «апостолом язычников». В результате его проповеди стали создаваться целые общины из язычников в Малой Азии, Греции, и вот тут со всей остротой встал вопрос, предопределивший дальнейшую судьбу христианства: обязаны ли язычники соблюдать обрядовый закон Моисея? На этот вопрос, призванный определить место в Церкви обращенных из язычества, Павел отвечает отрицательно. В своём учении о соотношении Закона и благодати и о свободе от Закона христиан, развитом в послании к галатам и в послании к римлянам, он отмечает, что значение Ветхого Завета именно в том, что он делает необходимым своё собственное преодоление – спасение во Христе. Ведь Закон только устанавливает, что есть добро и зло, то есть он дает знание нормы, но это недостаточно для избавления от греха. От греха спасёт только любовь, а этой силы Закон в себе не имеет, она дана только во Христе, и потому Им и в Нем Закон становится ненужным. В нем «не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью». Во Христе умер Закон и воцарилась благодать. Евангелие свободы ап. Павел противополагает тем, кто хочет вернуться к рабству законничества.
Поскольку не все приняли это учение Павла, внутри христиан возник впервые серьёзный конфликт, для разрешения которого был созван первый в их истории Апостольский собор в Иерусалиме в 49 г., освободивший христиан-неевреев от соблюдения иудейского закона и внушивший заботиться об исполнении нравственного закона Христа. В этом духе было составлено послание к христианам Антиохи, Сирии и Киликии. Так было осознано всемирное призвание и назначение христианской церкви, и с этим, считается, был закончен иудеохристианский период в её истории.
Часть иудеохристиан отказалась принять это решение, положив начало секте иудействующих. Они считали, что христианство является не новой религией, а лишь продолжением иудаизма и сохраняли приверженность обрядовому еврейскому закону (совершали обрезание, соблюдали субботу, употребляли кошерную пищу). Из книг Нового Завета они признавали только Евангелие от Матфея и Откровение Иоанна Богослова. Христа они называли Мессией, но отказывались признавать Его Богом-Искупителем, видя в нём только пророка, подобного Моисею, то есть человека, сына Марии и Иосифа, получившего Божественную силу и достоинство только в Крещении. Он только разъяснил закон и дополнил его новыми заповедями.
Что касается иудаизма, то особенно решительный поворот в отношении христиан произошёл после разрушения Иерусалимского храма в 70 г. римскими войсками и переселения иудеев в Ямнию (к северо-западу от Иерусалима). Иудаизм постиг тогда жесточайший кризис, и его консолидацию начали осуществлять раввины, заменившие жречество и превратившиеся в настоящую касту со своими династиями. Ими была создана в Ямнии раввинистическая академия, имевшая значение Синедриона и являвшаяся центром народной жизни евреев, которому подчинялись иудейские общины других стран. Именно здесь творил Акиба Бен Иосиф, оказавший решающее влияние на развитие учения постбиблейского иудаизма. Впоследствии центр раввинистической деятельности переместился из Иудеи в Галилею, в город Уша. Здесь начинается письменное изложение многочисленных устных толкований Торы, собранных в Мишну и Гемару, к которым позже были составлены обширные комментарии, составившие Талмуд, ставший почитаться у иудеев выше Торы. В конце IV в. был составлен иерусалимский Талмуд, а в VI в. – более обширный вавилонский Талмуд. Так был сформирован раввинистический или талмудический иудаизм, мало похожий на иудаизм Второго Храма. Пути иудеев и христиан окончательно разошлись, и отношения между ними были фактически прекращены.
Однако иудаизм продолжал вести войну против христианства другими методами. Новая опасность для христиан возникла со стороны язычества, и выражалась она в форме ересей (от греческого hairesis — предпочтение, особое мнение). В то время существовало множество мистических сект и обществ, каждое из которых, одержимое поиском некой «синтетической религии», было занято созданием сложных мировоззренческих комбинаций, в которых присутствовали элементы различных философских и религиозных систем. Вовлечь в это теперь пытались и христианство. Вступая в христианские общины, представители синкретического движения старались перестроить по-своему христианское учение, вычленяя из него и толкуя по-своему те положения, которые соответствовали их пониманию мира. Наиболее влиятельными и опасными искажениями христианства стали ереси гностиков и манихеев.
Гносис (от греческого gnMsis — знание, ведение), будучи результатом смешения греческой философии и мистериальных культов с египетскими, вавилонскими, зороастрийскими и иудейскими верованиями, отличался от других синкретических учений тем, что выдавал себя за эзотерическое учение Христа. Первоначальное движение гностицизма вышло из области тех иудейских мистических учений, которые составили первые фазисы в развитии Каббалы. Как пишет Л. Тихомиров, «сходство гностицизма с каббалистическими воззрениями так велико, что исследователи невольно производят то гностицизм из Каббалы, то наоборот»[1]. Известно, что большое влияние на гностиков оказал иудейский мистик Филон Александрийский. Но дело в том, что и гносис, и еврейский мистицизм имеют общий источник: тайные учения Египта, Халдеи и Вавилонии. Из греческой философии были взяты учения Платона и стоиков.
Гностики обладали потребностью в вере, но были людьми науки, и их философское развитие заставляло их искать цельного миросозерцания, которое представляло бы собой систему, объемлющую все стороны философского знания и одновременно отвечавшую на все богословские и космологические вопросы. Целью их было не только философски истолковать христианство, но достичь особого «знания», которое позволило бы установить личную связь с Богом и реально соединиться с Ним. Вера была для них высшей мудростью, поэтому они привлекали к себе образованных язычников, которые отдавали ему предпочтение перед христианством.
Первым учителем гностицизма и первым еретиком и предтечей всех ересей христианские апологеты считают Симона Волхва (Симона Мага), родом из Самарии, выдававшего себя за воплотившуюся силу Божию. Во II-III вв. его именем называлась небольшая партия еретиков, а в IV в. именем симония стали обозначать приобретение за деньги благодатного иерархического служения в церкви, так как Симон за деньги хотел купить у апостолов благодатную силу Святого Духа через рукоположение. Гностические же учения как таковые появляются во второй трети II в. Наиболее известными его представителями были Менандр, Кердон, Маркион, Василид, Сатурнил, Валентин, Карпократ, а наиболее распространенными сектами — офиты, сифиты, антитакты, адамиты и каиниты. Поскольку гностицизм представлял собой крайне пёструю картину, проявившись в разнообразных системах, все попытки классифицировать его либо слишком общи, либо произвольны, либо представляют собой простое описание гностических систем. Некоторые исследователи считают, что «гностицизм» как термин означает крайне абстрактный подход к реальности и что в действительности можно говорить об отдельных гностических учениях, имеющих ряд общих черт, что и позволяет объединять их под одним именем.
Характерным для гностицизма было то, что он представлял собой не отвлечённое учение, а выражался в форме языческих мистерий со своими обрядами посвящения. Так как знания гностиков были тайными, эзотерическими, они использовали для толкования христианства аллегории, облекали свои воззрения в своеобразную форму, которая напоминает восточные теософские и космогонические мифы. Это были скорее поэтические изложения и религиозные эпопеи, использовавшие не отвлеченные понятия, а образы. При построении своих систем они основывались на апокрифических памятниках как источниках высшего порядка, которые содержали, якобы, самое чистое учение апостолов.
В основе гностических систем лежит признание и противопоставление двух миров: духовного – источника добра и света, и материального – источника зла и тьмы. При этом понятие добра отождествляется со знанием (гносисом), а зла – с незнанием. Представление о создании чувственного мира у них чисто пантеистическое. Этот мир есть отображение сверхчувственного Первоначала (Глубины), из которого попарно истекают божественные силы – эоны, разделяющиеся на мужские и женские. Последний эон, названный Премудростью или божественной Мыслью, содержал в себе зачаток материи, из которого порождённый им же Демиург и создаёт весь видимый мир, став его Богом — так божественная Мысль оказывается вброшенной в материальный мир.
Таким образом, творение видимого мира, представленное у гностиков случайностью или даже катастрофой, оказывается делом низших сил, а космос – «демоническим сколком», «подделкой» высшего мира, он направляется силами зла и в нём царит неведение. Поэтому в аллегорическом изображении мироздания и вселенной гностики всегда противопоставляли светлое и тёмное начала, как, например, в данном алхимическом символе гностика Валентина.
Этот дуализм ярко выражен и в человеке, обладающем божественной душой, которая оказывается пленницей тела. Соответственно цель жизни – в спасении духовного элемента, освобождении его от тела, и возвращении в область абсолютного божественного бытия, что возможно только путем приобретения тайного спасительного знания (гносиса), который принес в этот мир посланный Богом Сын. Но открывается это знание только избранным. Идея избранничества и неравенства, перешедшая из иудаизма, — вторая принципиальная идея гностиков. Они делят всех людей на три разряда, конечные судьбы которых различны, как и применяемые к ним нравственные правила:
- первый – пневматики, то есть «духовные», «совершенные»;
- второй – психики, то есть душевные, обладающие только душой, но не имеющие духа;
- и третий – соматики или гилики, плотские, всецело погружённые в материальное и чувственное.
Эти группы разделены природным, то есть непреодолимым различием в фазисе развития душ. Тайное, эзотерическое учение открывается только пневматикам, которые присоединяются к тому или иному откровению тайны в зависимости от того, какой обнаружится их природа при подготовительной дисциплине. И только они будут спасены как причисленные к элите, отобранной Богом. Низшие же люди не в состоянии понять их премудрости, которая остаётся для них тайной, и обречены на исчезновение.
Данный подход имеет важные нравственные последствия, выражающиеся в либертинизме – философии нравственного нигилизма. Гностик, считающий себя обладателем высшего знания, отчуждает себя от данной низменной культуры, её норм и в силу этого свободно располагает собой, действуя по своему усмотрению. Образуя замкнутую секту, «посвящённые» чувствуют себя свободными от законов, управляющих обществом, они по ту сторону добра и зла − отсюда и характерные для гностиков оргии, не согласующиеся с общепринятой моралью.
Как писал исследователь Пюэш, «куда больше, нежели о критике и несогласии, здесь речь идёт о бунте, …упрямом, яростном, имеющем важное значение и далеко идущие последствия: бунте против человеческого удела, против самого бытия, мира и даже Бога. И этот бунт может привести как к концу концов…, так и к нигилизму, нигилизму «гностиков-либертанцев», которые нарушают все естественные и нравственные законы, злоупотребляют своим телом и всем на свете, дабы всё унижать, истощать, отвергать и разрушать»[2].
Гностические секты существовали открыто до V и даже до VI вв., но уже в III веке увлечение гностицизмом стало значительно ослабевать и терять свое значение. Однако с этого времени гностические ереси возрождаются в новой форме и под другим наименованием – как ересь манихеев или манихейство, названное так по имени его создателя, – пророка или мага Мани, (Манеса или Манихеуса). Зародилась эта секта в Персии, но достаточно быстро распространилась не только в обширных владениях персидского государства, но проникла в Китай и Индию, а затем и в Римскую империю, где полного своего расцвета достигла именно тогда, когда гностицизм клонился к окончательному упадку. Объединив в себе последние остатки гностических сект, манихейство превратилось со временем в опасного и сильного противника христианства.
Мани родился в Вавилонии около 220 г., но о происхождении его существуют самые различные версии, из которых ни одна не может считаться вполне достоверной. Известно, что воспитывался он в среде гностической секты мандеев (от сирийского «манда», что значит «знание»), учение которой представляло собой смешением халдейского язычества с идеями Талмуда и Каббалы. Он творил в период восстановления в Персии в первобытной чистоте древней религии Зороастра с его дуализмом и культом Митры.
Мани противопоставил этому свое учение, являвшееся искусным комбинированием персидского дуализма, каббалистического учения мандеев, буддизма, и элементов христианства. Считая, что все эти учения являются искажениями одной истинной религии, он видел свою миссию в её восстановлении, считая Зороастра, Будду и Христа своими предтечами. Проповедь Манеса привела к религиозной смуте в Персии, и хотя сам он был оттуда изгнан в Индию, его идеи, изложенные им в книге «Живое Евангелие», продолжали широко распространяться его учениками.
После возвращения в Персию Манес был обвинён в распространении ереси и подвергнут казни: с него живого была содрана кожа тростниковыми остриями. В основе манихейского учения лежат те же идеи, что и у гностиков, но выраженные более определённо. Это пантеистический дуализм добра и зла, между которыми идёт постоянная борьба. Царство добра представлено Благим богом, Отцом света, в нём царят абсолютный мир и гармония. А царство зла представляет собой материю, из которой происходит дьявол, «князь тьмы», попытавшийся, прельстившись красотой мира света, вторгнуться в него со своим воинством. Чтобы защититься, Отец света призывает «мать жизни», которая производит первочеловека, называемого манихеями Спасителем-Христом или Иисусом. Он вступает в борьбу с воинством дьявола, в которой терпит поражение: мир тьмы овладевает им и поглощает его светлые элементы. Для его спасения Отец света призывает второе творение – Духа Живого, который вытягивает первочеловека из глубины мира тьмы, возвращающегося в свою небесную родину. Но если сам первочеловек был спасен (это «Иисус бесстрастный»), то его частицы, светлые элементы или Душа Мира («Иисус страждущий) остались поглощены материей. Из этого смешения духа и материи и создается вселенная. Вернуть Душу Мира в мир света предстоит Духу Живому, и с осуществления этой задачи и начинается собственно процесс мировой истории.
Мани полностью искажает христианское учение о человеке. Для удержания светлых частиц материя концентрирует большую часть света и создает Адама, который не знает о своем божественном происхождении, так как создан глухим и слепым, а дьявол запретил ему вкушать от древа познания. Для его спасения бог дважды сходит на землю – сначала в образе змия, побудившего человека вкусить от древа познания, а затем в образе человека-Иисуса, открывшего людям их божественное происхождение и научившего, как освободиться от материи. Иисус, предвидя, что его ученики (апостолы) извратят его учение, обещал послать после себя Духа-Утешителя, которым и является Мани, призванный вернуть людям истинное знание. Душа Иисуса вновь соединяется с Солнцем, куда должны переселиться и души избранных, очищенные после многих перевоплощений и пребывания на звездах и Луне. После освобождения всех частиц света (которые пребывают не только в человеке, но во всей природе) Земной шар будет уничтожен, а мир тьмы вместе с проклятыми и неспасенными ввергнется в бесформенную кучу, которая будет погружена в глубины космических пространств и затем накрыта огромным камнем. Так заканчивается у Мани мировая история, а два принципа – добро и зло – продолжают своё существование как две обособленные субстанции, но при этом силы тьмы больше не в состоянии возобновить свое нападение на силы света[3].
Для обучению истинному знанию Мани создал строгую, окутанную тайной и ритуалами организацию общин, имевшую, как и другие оккультные общества, жёсткую структуру и иерархию. Манихейская секта делилась на три группы (или степени посвящения) с разными обязанностями: слушатели (верующие), избранные и совершенные[4]. Насколько труден был доступ к двум высшим степеням видно из того, что блаженный Августин, который до обращения в христианство принадлежал к этой секте, пробыв в ней девять лет, не пошёл дальше первой степени слушателей[5]. Поскольку высшие должны были вести совершенный образ жизни, налагавший определённые запреты, это изначально предполагало двойственный характер организации манихеев, воспроизводившей систему буддизма, в которой пропитание и защиту монахов обеспечивают миряне.
К низшим и высшим предъявлялись разные требования. Избранные посвящали себя жизни, направленной на спасение души и трудились ради воссоединения светлых частиц с миром света. Они должны были соблюдать заповеди трех печатей – «печать уст, печать рук и печать груди».
Это означало, во-первых, чистоту в мыслях и речах и воздержание от того, что могло бы усилить плотские влечения тела. Во-вторых, запрет любого действия, которое может принести вред жизни зверей и растений, в которых также пребывает Душа Мира. Те, кто грешил против этого, несли такое наказание, которое соответствовало преступному деянию: кто скашивает всходы, возродится в виде колоса, кто убивает мышь, станет в будущей жизни мышью и т.д. Когда избранный ел пищу, для приготовления которой требовалось лишить жизни растение, он произносил следующую формулу: «Не я тебя скосил, не я тебя смолол, не я месил тебя, не я клал в печь, но другой сделал это и принес тебя мне. Я ем тебя без вины». Более утонченные манихеи считали, что приготовляя пищевые продукты и съедая их, они освобождают светлые частицы, заключенные в материи, и помогают им вернуться к их первоисточнику. В-третьих, им предписывается абсолютное половое воздержание и запрет брака, а худшим проступком считалось размножение, так как из-за него замедляется воссоединение частиц света. Все действия, запретные для избранных, но необходимые для поддержания жизни, совершали слушатели.
Вместе с тем, тайный характер организации порождал двойную нравственность: декларативную и реальную. Это выражалось, например, в том, что наряду со строгой аскезой здесь допускалась распущенность нравов в пределах, исключающих по возможности рождение потомства, и неслучайно все наблюдатели упрекали манихеев в чрезвычайном разврате. Более ярко это проявлялось в противопоставлении себя чужим. Характерной чертой манихеев было то, что сознание и необходимость выполнения долга применялись только в отношении членов общины, в то время, как в отношении окружающих допускались жестокосердие и обман. Как свидетельствовал бл. Августин, в секте учили: «Никому, если он не манихей, не подавай хлеба и воды»[6]. Ложь возводилась иногда в степень принципа. Нередко в высших степенях посвящения навязывались такие «истины», которые полностью противоречили тому, что говорилось в низших степенях (чтобы сразу не оттолкнуть неофитов). Так, старинное манихейское правило гласило: «клянись, нарушай присягу, но только не выдавай секрета»[7]. Строжайшее соблюдение тайны общества, его учения и действий становится главным принципом, культом, в то время как в отношении чужих не существовало ни чести, ни совести.
Благодаря своей строгой иерархии и дисциплине манихейство, повторяя путь пифагорейцев, приобрело черты политической организации, формируясь за счёт государственной и церковной оппозиции. Поэтому в Римской империи оно столкнулось в итоге с сильнейшим сопротивлением со стороны государственной власти, которая стало рассматривать его как крайне опасную и влиятельную секту, пришедшую из враждебного Ирана (а общины манихеев существовали в Греции, Италии, Испании). В 297 г., после того, как в Египте произошло восстание против Рима, в подстрекательстве к которому подозревали эту секту, Диоклетиан издал знаменитый эдикт против манихеев, по которому предводителей и сочинителей должны были сжигать вместе с их писаниями, сподвижники наказывались лишением жизни, а собственность конфисковалась в пользу государства.
Манихейство и гностицизм, используемые иудаизмом для подтачивания и разложения христианства, оставили в религиозной истории Запада глубокий след. Второе дыхание они обрели уже в ХII в., охватив всю Западную Европу, действуя в виде сект катаров и альбигойцев. После же поражения последних оккультный дух его был впитан другими духовными течениями, повлиявшими на мировоззрение эзотерических обществ нового и новейшего времени, но ярче всего проявился в современном восприемнике многовекового оккультизма − движении «Нью Эйдж».
__________________________
[1] Тихомиров Л. Религиозно-философские основы истории. М., 1997. С. 176.
[2] Цит. по: Элиада М. История веры и религиозных идей. М., 2002. Т.3. С. 315-316.
[3] Виденгрен Г. Мани и манихейство. - СПб.: Издательская группа «Евразия», 2001. С. 82-87.
[4] Там же. С.144-145.
[5] Бутми Н.А. Указ. соч. С.93.
[6] Там же. С. 93.
[7] Тихомиров Л. Указ.соч. С. 389.
Источник: communitarian.ru