Во время войны представители Москвы и Берлина вели секретные переговоры о сепаратном мире на Востоке
11 ноября 1942 года в немецкий город Бамберг, где остановился специальный поезд Гитлера, возвращавшегося с Восточного фронта, спешно прибыл министр иностранных дел рейха фон Риббентроп. Представ перед фюрером, Риббентроп доложил об угрожающей ситуации, сложившейся в районе Средиземноморья после высадки англо-американских войск в Северной Африке. Рейхсминистр выразил опасение, что немецкие войска не смогут выбить союзников из Северной Африке, а укрепление англо-американцев приведет к потере Средиземного моря и последующему отпадению Италии от фашистского блока. Риббентроп предложил «решающим образом облегчить ведение войны» путем заключения сепаратного мира с одной из воюющих сторон. Он попросил Гитлера немедленно предоставить ему полномочия для установления контакта со Сталиным через советское посольство в нейтральной Швеции.
Выслушав предложение рейхсминистра, Гитлер поинтересовался ценой, которую Германия должна будет заплатить за мир на Востоке. Риббентроп заметил, что, «раз того уже не миновать», надо будет вернуть СССР большую часть захваченных советских земель. Едва собеседник заговорил о сдаче оккупированных территорий, фюрер тут же отреагировал самым бурным образом. «Лицо его налилось кровью, − вспоминал Риббентроп, − он вскочил, перебил меня и с неслыханной резкостью заявил, что желает разговаривать со мной исключительно об Африке, и ни о чем ином!».
— Риббентроп, не лезьте не в свое дело! — орал побагровевший Гитлер. — Занимайтесь своей дипломатией, а войну с русскими оставьте мне!
Перепуганный министр, скомкав доклад, предпочел ретироваться.
«Сердечный друг» Сталина в ставке фюрера
Рейхсминистр иностранных дел, рейхсляйтер нацистской партии и почетный генерал СС Иоахим фон Риббентроп входил в число самых влиятельных лидеров Третьего рейха. Занимая с 1938 года пост главы германского дипломатического ведомства, он одновременно являлся руководителем внешнеполитического управления НСДАП и пользовался большим доверием Гитлера. Нацистская пропаганда восхваляла министра иностранных дел как «сверхдипломата» и «второго Бисмарка», который обеспечил дипломатические прикрытие завоевательным походам германской армии в Европе. Сам Гитлер на заседании Рейхстага 19 июня 1940 года заявил, что имя Риббентропа «будет вечно связано с политическим расцветом немецкой нации».
Одной из своих самых больших удач глава нацистской дипломатии считал заключение советско-германского договора 23 августа 1939 года. «Искать компромисса с Россией было моей сокровенной идеей», − писал он позже. В своих записках и инструкциях для работников МИДа рейхсминистр отмечал совпадение интересов германских нацистов и советских большевиков:
«Правительство Рейха и советское правительство должны на основании всего имеющегося опыта считаться с тем, что капиталистические западные демократии являются непримиримыми врагами как национал-социалистической Германии, так и СССР... − писал Риббентроп в телеграмме германскому посолу в Москве. − Императивные интересы обеих стран состоят в том, чтобы на вечные времена гарантировать Германию и СССР от агрессии со стороны западных демократий».
Визиты в Москву, встречи со Сталиным и «приятные беседы» с членами большевистского Политбюро произвели огромное впечатление на Риббентропа − с августа 1939 года имперский министр стал одним из самых активных сторонников сближения Германии с коммунистической Россией. Он старался любыми способами сглаживать проблемы в советско-германских отношениях и накануне войны даже пытался организовать встречу Гитлера со Сталиным.
Решение Гитлера о нападении на Советский Союз Риббентроп воспринял не только как поражение проводимой им «бисмарковской» политики восточного союза, но и как свое личное поражение − ведь с началом войны против СССР ведущие роли в окружении Гитлера стали играть генералы, а глава дипломатического ведомства остался как будто не у дел.
Но вот в начале 1942 года, когда германская армия потерпела тяжелое поражение под Москвой, Риббентроп решил, что пришло, наконец, время напомнить фюреру о «сверхдипломате», который ловкой внешнеполитической комбинацией спасет фатерлянд от грозящей катастрофы.
Первый раз рейхсминистр заговорил с Гитлером о возможности заключения компромиссного мира с Россией в январе 1942 года − на встрече в ставке по случаю встречи Нового года. Однако Гитлер оборвал Риббентропа. «На Востоке речь может идти только о безусловном окончании войны в нашу пользу», − заявил фюрер. Вторая попытка в ноябре 1942 года закончилась скандалом и едва не привела к опале.
Но даже после этого Риббентроп не оставлял попыток убедить Гитлера в необходимости начать зондаж переговоров с Москвой. Он решил сам подготовить почву для будущих переговоров через советское посольство в Швеции.
Тайная миссия мадам Коллонтай
Риббентроп выбрал Стокгольм в качестве места предполагаемых советско-германских консультаций не случайно. Дело в том, что в это время пост советского посла в Швеции занимала Александра Коллонтай.
Старая большевичка и очень близкая соратница Ленина, Александра Михайловна Коллантай еще до революции вела активную социалистическую пропаганду в европейских странах, за что ей был запрещен въезд в Норвегию. В первые годы революции она входила в большевистский Совнарком, участвовала в установлении советской власти на юге России, занимала посты наркома пропаганды и агитации в марионеточных «правительствах» Украины и Крыма, выполняла деликатные поручения ЦК большевистской партии в Швеции, Великобритании, Франции, а в 1923 году была направлена советским руководством на дипломатическую работу. Александра Коллонтай была постпредом в Норвегии, представителем СССР в Мексике, с 1930 года − послом в Швеции.
Возглавляя советское посольство в нейтральном Стокгольме, с началом войны ставшем одним из важнейших центров тайных международных интриг и секретных контактов между представителями воюющих держав, мадам Коллонтай играла важную роль в европейской политике. Но, пожалуй, еще более важным было то, что в дипломатических кругах Европы советского посла в Швеции считали доверенным лицом Сталина во внешнеполитической службе СССР. Эта репутация основывалась на реальных фактов. Так, при личном посредничестве Александры Коллонтай в январе-марте 1940 года были организованы советско-финские переговоры, завершившиеся окончанием Зимней войны между Советами и Финляндией и подписанием мирного договора.
Эти соображения стали решающими для Риббентропа, который лелеял надежду при посредничестве Коллонтай наладить контакты со своим «сердечным другом» Сталиным, чтобы убедить последнего заключить сепаратный мир с Германией.
Удобный случай представился даже быстрее, чем мог ожидать министр. 18 июня 1943 года к ответственному работнику МИД Германии Питеру Кляйсту, находившемуся в Стокгольме, обратился местный бизнесмен Эдгар Клаус, выходец из Восточной Пруссии, женатый на русской эмигрантке. Клаус сообщил, что некие «друзья из советского посольства» просили передать представителю германского МИД мнение советской стороны о возможности сепаратных переговоров между Москвой и Берлином. Советские эмиссары, которые действовали от имени посла Коллонтай, заявили, что «Советский Союз не намерен сражаться за англо-американские интересы» и не доверяет партнерам по антигитлеровской коалиции. Москва опасалась, что после поражения Германии ослабленный Советский Союз окажется один на один с западными «империалистами». По мнению представителей советского посольства, настоящих противоречий между Германией и СССР нет, а «Германия была втянута в войну против Советского Союза благодаря интригам империалистических держав». Главным предметом торга, полагали эмиссары, могли стать советские территории, оккупированные германскими войсками.
Между Берлином и Стокгольмом
19 июня Кляйст вылетел в Берлин для того, чтобы доложить о зондаже советского посольства, но как только он вышел из самолета, его арестовали гестаповцы. Дипломата доставили в мрачное здание на Принц-Альбрехт-Штрассе, где размещались центральные службы гестапо и СД. Контакты Кляйста с советскими агентами и «подозрительным евреем» Клаусом не прошли мимо внимания нацистской контрразведки. Начальник Главного управления имперской безопасности Эрнст Кальтенбруннер решил лично расследовать преступные связи высокопоставленного МИДовца.
Кляйст рассказал Кальтенбруннеру о предложениях Москвы и вскоре был освобожден. Две недели он находился под домашним арестом, а затем вновь приступил к работе в дипломатическом ведомстве. 16 августа Кляйста вызвал Риббентроп. В гитлеровской ставке «Вольфшанце» министр и дипломат несколько часов обсуждали перспективы сепаратного мира на Востоке и возможные требования Москвы.
Через несколько дней Риббентроп доложил о стокгольмском зондаже Гитлеру. Фюрер отказался обсуждать возможность переговоров с СССР, но разрешил продолжать контакты с советскими эмиссарами в Стокгольме.
В начале сентября 1943 года Питер Кляйст вновь встретился с Клаусом и узнал, что советский представитель, уполномоченный начать консультации о подготовке переговоров, не дождавшись ответа немцев, уехал из Стокгольма. Через несколько дней Кляйст получил ответ от «друзей» из ведомства мадам Коллонтай. Советская сторона, воодушевленная победами на Восточном фронте, требовала, чтобы Берлин доказал серьезность своих намерений начать сепаратные переговоры специальным сигналом. Таким сигналом должны были стать отставки рейхсминистра восточных оккупированных территорий Розенберга или рейхсминистра иностранных дел фон Риббентропа. Со своей стороны, Москва собиралась предпринять весьма решительный шаг: руководителем сепаратных переговоров с советской стороны был назначен заместитель наркома иностранных дел СССР Владимир Деканозов − доверенное лицо Лаврентия Берия и бывший советский посол в Берлине.
10 сентября 1943 года Кляйст доложил о предложениях Москвы Риббентропу. Министр был глубоко оскорблен, узнав, что Кремль требует его отставки. Он даже стал сомневаться в серьезности советского зондажа, но как раз в то время, когда Риббентроп и Кляйст обсуждали перспективы переговоров, вышел пресс-атташе МИДа и доложил, что московское радио сообщило о назначении Деканозова послом Советского Союза в Софии. Направление столь влиятельной персоны в Болгарию, которая являлась единственной союзницей Германии в Европе, сохранившей дипломатические отношения с СССР, свидетельствовало о самом серьезном отношении Сталина к идее сепаратных переговоров.
Вечером 10 сентября Риббентроп поспешил в «Вольфшанце», чтобы обсудить с Гитлером предложения Москвы. Фюрер вроде бы заинтересовался информацией из Стокгольма. Он подошел к карте и стал показывать демаркационную линию, на которой можно было бы договориться со Сталиным. Однако на следующий день Гитлер вновь отложил решение этого вопроса, заявив, что должен поглубже над ним подумать.
14 сентября во время встречи Гитлера с Бенито Муссолини, освобожденным из итальянской тюрьмы специальной группой эсесовцев во главе с Отто Скорцени, фюрер заявил, что «изучает возможность договориться с Россией». Присутствовавший на приеме Риббентроп на следующий день поспешил к Гитлеру за конкретными указаниями, но тот вновь отказался дать разрешение на серьезные переговоры.
— Знаете ли, Риббентроп, — сказал фюрер, — если я сегодня и договорюсь с Россией, то завтра снова схвачусь с ней, это неизбежно!
Но рейхсминистр не терял надежды, что ему удастся переубедить Гитлера. Вечером 22 сентября он приказал Кляйсту вновь вылететь в Стокгольм и возобновить контакты с представителями советского посольства. Однако в Швеции немецкого дипломата ждали неприятные вести: Клаус сообщил ему, что советские эмиссары свернули переговоры и отказываться вступать в какие-либо контакты с немцами или их посредниками. Самому Клаусу был закрыт доступ в советское посольство. «Германию потеряла на Востоке своей последний шанс», − заявил он Кляйсту.
Риббентроп еще несколько раз обращался к Гитлеру с предложением начать переговоры с Москвой. Примерно в сентябре 1944 года фюрер дал согласие вступить в контакт с советскими дипломатами в Стокгольме, но на этот раз Кремля не выказал заинтересованность в переговорах с уже практически разгромленным противником.
Мирный зондаж из Токио
В то время, как Риббентроп пытался организовать сепаратные переговоры через Стокгольм, зондаж почвы для контактов представителей Сталина и Гитлера предпринимался через Токио, Берн, Софию и китайское правительство Чан Кайши в Нанкине.
Особенно активные попытки организовать советско-германские переговоры предпринимали представители японского руководства.
Летом 1943 года министр иностранных дел Японии Мэмору Сигэмицу обратился к германскому руководству с официальным предложением оказать посредническую помощь в организации советско-германских переговоров о сепаратном мире. МИД Японии подготовил специальный план переговоров, согласно которому Германия должна была возвратить СССР все оккупированные территории. Для того, чтобы заинтересовать Москву, японские руководители были готовы сделать огромные уступки и со своей стороны: Токио соглашался отдать Советскому Союзу Южный Сахалин и Курилы и признать «советской сферой влияния» Северный Китай, Маньжчурию и Внутреннюю Монголию. Сторонниками мирного плана являлись многие влиятельные представители японского руководства, в том числе председатель Тайного совета князь Коноэ, министр императорского двора маркиз Кидо, видные генералы и адмиралы.
В Берлин на специальной подводной лодке был направлен контр-адмирал Кодзима, который предложил германскому руководству план Сигэмицу, однако Гитлер в очередной раз отказался рассматривать возможность переговоров с Москвой.
10 сентября 1943 года японский посол в Москве Сато заявил наркому иностранных дел СССР Молотову о предложении японского правительства направить в Москву «высокопоставленное лицо, представляющее непосредственно японское правительство», для выполнения посреднической миссии в организации советско-германских переговоров. Однако, к тому времени Кремль уже отказался от идеи сепаратного мира с Германией. Советский МИД решительно отклонил предложения японцев.
Последнюю попытку склонить Сталина к переговорам с немцами Токио предпринял в начале 1945 года, когда армия Третьего Рейха была практически разгромлена, а советские войска стремительно наступали на Берлин. 15 февраля советского посла в Японии Малика посетил генеральный консул Японии в Харбине Миякава, который предложил советскому руководству выступить в роли миротворца. «Если бы Сталин сделал такое предложение, − сказал Миякава советскому дипломату, − то Гитлер прекратил бы войну, а Рузвельт с Черчиллем не осмелились бы возражать против подобного предложения советского правительства».
В Кремле, где готовили большевистские «народные правительства» для занятых советской армией стран и планировали новые завоевательные походы в Европе и Азии, только посмеялись над наивностью японцев...