Разрушение национального государства
Для глобализации нет своих стран, а есть всемирное племя-каста «новых кочевников» и всемирные туземцы. Произошел отход искателей денег от правовых норм, на которых держалось прежнее мироустройство, при котором человеческий род был организован в народы, а их права и обязанности, соединяющие людей в общества, были оформлены как национальные государства.
Врагом и объектом ненависти глобальных кочевников является любое национальное государство — кроме «империи золотого миллиарда». Для подрыва национальных государств они используют любые средства, самыми эффективными среди которых являются действия преступные. Важные политические функции в этой программе выполняли разного рода «черные интернационалы». Во многих точках мира они подрывают структуры национальных государств, организуя мятеж-войны — чаще всего с псевдоэтническими и псевдорелигиозными идеологическими прикрытиями.
Иногда поддержка, оказываемая им со стороны глобальных теневых сил, столь велика, что внутри государств образуются преступные анклавы, приобретающие признаки государственности. Этот вирус начинает быстро разрушать государство. Это мы видели в России на Кавказе и в Средней Азии.
Эта технология была эффективно использована для разрушения СССР. На его территории было создано несколько мятеж-войн, разожженных союзами политических и преступных группировок. Они были тесно связаны с политическими центрами в Москве, получали щедрое финансирование и оружие, а информационное прикрытие носило международный характер. Насколько эффективна эта идеологическая поддержка западных СМИ, говорит тот факт, что даже многие левые политики верят, например, что на Кавказе в Чечне велась партизанская борьба за свободу чеченского народа.
Одним из орудий подрыва государства России стало втягивание его в «большую коррупцию» в конце 80-х годов. Возникнув сначала в виде отдельных очагов, коррупция постепенно охватила весь государственный организм и начала его «разъедать». Коррумпированная часть развращает еще здоровую часть чиновничества быстрее, чем удается «вылечивать» пораженные участки. Зараза захватывает и слишком большую часть общества, так что продажность становится нравственной нормой. Коррупция превращается в самовоспроизводящуюся систему и вырабатывает механизмы, автоматически разрушающие те защитные силы, которые может собрать для борьбы с нею государство.
В ходе «реформ» все «институты коррупции» созрели настолько, что она уже задает образ жизни, превращает РФ в особую цивилизацию с большой «теневой» составляющей. Это — историческая ловушка. Если в начале этого пути коррупция была инструментом разрушения советского государства и общественного строя, то с середины 90-х годов этот выпущенный из бутылки джинн стал всем диктовать свою волю. Вначале питательной средой коррупции был целенаправленно созданный командой Горбачева-Ельцина экономический и духовный кризис, а теперь уже коррупция стала движущей силой этого кризиса — она его выращивает как свою питательную среду, она растлевает чиновников и истощает хозяйство.
Пораженная коррупцией часть чиновничества смыкается с преступным миром, чтобы сообща и целенаправленно растлевать, подкупать и подчинять как раз те органы государства и общества, что должны обеспечивать их безопасность — судебную систему и прокуратуру, органы госбезопасности, прессу и представительную власть. И не только растлевать, но и устранять и даже убивать тех, кто этому мешает. Возникает организованная преступность, которая параллельно с государством создает свою, теневую псевдо-государственность. Примеров этому — великое множество.
Коррупция приобрела международное измерение. Коррумпированные политики и чиновники на верхних этажах власти создают всемирную «серую зону» — преступный интернационал, где и принимаются самые важные решения по выгрызанию пространства нашей жизни.
Второе, менее страшное, но не менее тотальное изменение государства — безудержный рост раковой опухоли бюрократии при одновременном падении ее квалификации и ответственности. Это — верный признак утраты свойств национального государства и превращения его в «корпорацию», о чем образно написано у А.И. Фурсова[14].
В бедных постколониальных странах принадлежность к государственной бюрократии часто была единственным способом добиться хотя бы небольшого материального благосостояния. Это приводило к тому, что бюрократический аппарат многократно разбухал относительно реально выполняемых им функций и в то же время превращался в замкнутую сословную корпорацию, главной функцией которой становилось обеспечение собственных интересов. Как правило, это сразу требовало национальной измены — бюрократия становилась внешним управляющим «золотого миллиарда» по изъятию из страны жизненно важных ресурсов. В странах с развитым трайбализмом бюрократия часто рекрутировалась из одного господствующего племени, и корпорация-государство приобретала черты этнократии.
Глобализация перенесла отработанные в «неудавшихся» государствах Африки механизмы и в развитые страны. «Серые зоны» расширяются и в метрополии. Так, в 1993 г. премьер-министр Франции Э. Баладюр заявил, что 25% французов живут «в зоне неправа» — и в то же время разбухает госаппарат. Это стало важной проблемой ЕС. Европейская бюрократия изымает у национальных государств-участников их функции, но сама обеспечить их выполнение не может, изобретая свои «наднациональные» обязанности. В результате, как пишут наблюдатели, в Европе возникает «пустое пространство с дефицитом суверенитета». Это и есть «зона неправа».
Но гораздо хуже положение в России, которую всеми средствами старались столкнуть в разряд «неудавшихся» государств. Считалось, что советское государство было отягощено разбухшим бюрократическим аппаратом, но это была заведомая неправда по сравнению с тем, что произошло в постсоветском государстве. В государственном аппарате управления СССР было занято 16 млн. человек. Около 80% его усилий было направлено на управление народным хозяйством. Сегодня в госаппарате России 17 млн. чиновников. Хозяйством они теперь не управляют (90% его приватизировано), а населения в РФ вдвое меньше, чем в СССР. В результате реформы произошло десятикратное (!) «разбухание» чиновничества относительно его функций. Второй процесс — превращение государства во «внешнего управляющего» — скрыт от постороннего глаза, но многие косвенные признаки говорят, что масштабы его весьма велики.
Совершенно очевиден процесс десоциализации российского государства — неуклонного, шаг за шагом, сокращения его социальных обязательств перед нацией, ухода из систем жизнеобеспечения населения (ЖКХ, образование, здравоохранение и пр.) с возложением этих функций на «свободный рынок». На деле это означает отстранение все новых и новых контингентов населения от основных социальных благ — рынок по определению удовлетворяет не потребности граждан, а только платежеспособный спрос.
Особенностью России является и то, что трансформация государства в сословную корпорацию сопровождается попытками философского оправдания этого процесса. Идеологи руководящей и направляющей силы нашего общества — «Единой России» заявляют, что суверенитет — это политический синоним конкурентоспособности. Но государство, для которого конкурентоспособность становится синонимом суверенитета, мыслит именно как корпорация. То, что не способствует конкурентоспособности (например, забота о людях, которых реформа выкинула из общества), из функций такого государства исключается.
Более того, государство бросает на произвол судьбы все системы, которые жизненно важны для нации как целого, но в данный момент являются неконкурентоспособными на глобальном рынке. Примеры — сельское хозяйство и наука. Да и хозяйство в целом — оно оставлено на голодном энергетическом пайке при постоянном расширении экспорта энергоносителей. Так поступает только рыночная корпорация, но не национальное государство.
При такой политике государства возникает прямая опасность сговора местного неолиберального правительства с мировой финансовой верхушкой о совместной эксплуатации природных богатств России, об учреждении в этой сфере «транснациональной корпорации-государства».
Философ-эмигрант А. Кустарев выдает нам планы глобальной элиты по «интернационализации» минеральных ресурсов национальных государств: «Есть предложение выделить в особые протектораты территории, особенно богатые природными ресурсами. Сегодняшние их правительства склонны использовать природную ренту в своих эгоистических интересах, а не для блага своих народов. Препятствовать этому по понятным причинам не могут ни ООН, ни США, например.
Но есть многосторонние институты типа Всемирного банка и МВФ. Они располагают опытной международной технократией-бюрократией и, в отличие от ООН, не находятся под давлением международных популистских движений. Можно на их основе создать Международный фонд природных ресурсов. Он аккумулировал бы природную ренту в неудавшихся государствах и использовал эту ренту внутри тех стран, где она собрана, однако только по усмотрению Фонда — главным образом на проекты развития социальной и экономической инфраструктуры. Исполнители проектов будут выбираться по конкурсам по всему миру»[15].
Демонтаж «социального государства» неолиберальными режимами на Западе идет эволюционным путем, в России же после 1991 г. — как революционные изменения путем слома. Но в целом вектор этих процессов один и тот же.
Россия переживает момент неустойчивого равновесия. На высший эшелон ее государственной власти правящие слои Запада, претендующего на положение метрополии глобализованного мира, действуют соблазнами и шантажом. Власть колеблется и ищет компромисса. Равновесие было бы сдвинуто в сторону национальных интересов, если бы «внизу» возникло понимание исторического вызова и угроз, которые несет стране дальнейшее превращение государства в корпорацию. Возникнув, такое понимание побудило бы и волю к тому, чтобы оказывать давление на власть, «возвращая» ее к принципам национального государства.
Мы коротко отметили те главные процессы в мире и в России, которые ведут к Новому мировому порядку, очертания которого начали вырабатываться в 70-е годы Римским клубом, а в дальнейшем Трехсторонней комиссией, Бильдербергским клубом, фабриками мысли типа «Рэнд корпорейшн» и «Институт Санта Фе». Разработанные ими общие принципы были конкретизированы в работе МВФ, Всемирного банка, ВТО.
Первое — это перестройка массового сознания и мировоззрения посредством жесткого воздействия современных средств манипуляции всей духовной сферой человека с применением информационных и социально-культурных технологий. Это — мировая информационно-психологическая война. В ходе ее было достигнуто разрушение культуры солидарности, широкое внедрение культа денег и социал-дарвинистских стереотипов в представления о человеке и обществе. Способность больших масс населения к сопротивлению и самоорганизации была резко снижена.
Второе — мировая экономическая война, в которой применялись средства создания в национальных экономиках и социальной сфере управляемого хаоса. Это парадоксальное понятие предполагает, что в хаос превращалась экономическая жизнь стран и культур, которые становились жертвой этой войны. А сами агрессоры, которые сидели у пульта управления этим экономическим оружием, держали хаос в стане противника под контролем, для них он был целенаправленно созданным особым порядком.
Этот новый вид боевых действий подробно описал один из его разработчиков и экспертов Стивен Манн, который лично участвовал в создании многих очагов управляемого хаоса в разных точках мира (и прежде всего в СССР). Он прямо говорит о необходимости «усиления эксплуатации критичности» и «создании хаоса» как инструментах обеспечения национальных интересов США. В качестве механизмов «создания хаоса» у противника он называет «содействие демократии и рыночным реформам» и «повышение экономических стандартов и ресурсных потребностей, вытесняющих идеологию».
Третье — ослабление или разрушение национальных государств с перехватом их легитимности и компетенции транснациональными корпорациями, транснациональными преступными синдикатами, наднациональными органами и организациями, подконтрольными Западу. Этот процесс должен вести к концентрации контроля над финансовыми, военными и информационными ресурсами у одной цивилизации (Запада) и образованию одной гиперимперии — США. Запад делегирует ей полномочия мирового жандарма, судьи и палача, насилие которого становится легитимным в глобальном масштабе.
Таким образом, на «выходе» этого проекта должно было возникнуть мироустройство по типу «неоантичности». Новый языческий Рим с его центурионами-менеджерами и легионами «экономических убийц» и «психологических диверсантов» следил бы за порядком в огромном глобальном ГУЛАГе, где трудился бы «внешний пролетариат», обеспечивающий средствами жизни и комфорта интернациональную расу неокочевников — господствующего глобального меньшинства, не привязанного ни к какой территории или национальной культуре.
Эта технократическая античеловеческая утопия неосуществима по системным соображениям (о морали мы здесь не говорим). Тем не менее, ее идеологи продолжают свои теоретические изыскания. Все то, о чем мы говорили как об опасной антиутопии, почти буквально излагает Жак Аттали — апологет и разработчик планов именно такой глобализации — в своей новой книге «Краткая история будущего»[16].
Вот как излагает прогноз Аттали проф. Ю. Акимов: «Деньги покончат со всем, что может им помешать, включая государства, которые они мало-помалу разрушают. Став единственным законом в мире, рынок сформирует то, что Аттали называет гиперимперией, необъятной и планетарной, создающей торговые богатства и новое отчуждение, огромные состояния и ужасающую нищету. Природа там будет варварски эксплуатироваться; все будет частным, включая армию, полицию и правосудие».
Человечество, конечно, будет сопротивляться, формирование гиперимперии приведет к тому, что каждый станет врагом/соперником всех. «Будут сражаться за нефть, за воду, за то, чтобы сохранить территорию, за то, чтобы ее покинуть, чтобы установить одну веру, чтобы ниспровергнуть другую, чтобы разрушить Запад, чтобы утвердить его ценности. Военные диктатуры, опирающиеся на армию и полицию, придут к власти. Разразится самая губительная из всех войн — гиперконфликт. Он может привести к уничтожению человечества»[17].
Но вдруг, после этого апокалипсиса, как после Страшного суда, возникнет гипердемократия — царство Божье на земле. Эта часть прогноза звучит как издевательство над здравым смыслом. Пока что на нас вполне реально надвигаются ужасы и кошмары гиперимперии и гиперконфликта. Интенсивная психологическая подготовка ведется ежедневно, с помощью СМИ, в первую очередь телевидения, создается тотальный хаос в сознании. Ежедневно на экранах — леденящие душу истории о серийных убийцах, спившихся родителях и беспризорных детях, педофилах и насильниках, о горящих больницах и домах для престарелых, о лопнувших трубах, затонувших судах и загубленной природе, после которых нам показывают всенародное ликование по поводу «Единой России» и ее роли в обеспечении нашей счастливой стабильной жизни. Полный когнитивный диссонанс!
Глядя на это ликование, невольно вспоминается судьба замерзшего под вьюгой воробушка, случайно спасенного проходившей мимо лошадью. Отогревшись в конском навозе, он решил, что жизнь налаживается и зачирикал. Тут его заметила и сожрала кошка.
Мы пока еще чирикаем, но кошка уже где-то близко.
Задача народов, которые решатся на сопротивление наступающей «цивилизации каннибалов», — вырастить и поддержать новую национальную элиту, которая в этой борьбе встанет на сторону народов — против глобализованной подлости.
Врагом и объектом ненависти глобальных кочевников является любое национальное государство — кроме «империи золотого миллиарда». Для подрыва национальных государств они используют любые средства, самыми эффективными среди которых являются действия преступные. Важные политические функции в этой программе выполняли разного рода «черные интернационалы». Во многих точках мира они подрывают структуры национальных государств, организуя мятеж-войны — чаще всего с псевдоэтническими и псевдорелигиозными идеологическими прикрытиями.
Иногда поддержка, оказываемая им со стороны глобальных теневых сил, столь велика, что внутри государств образуются преступные анклавы, приобретающие признаки государственности. Этот вирус начинает быстро разрушать государство. Это мы видели в России на Кавказе и в Средней Азии.
Эта технология была эффективно использована для разрушения СССР. На его территории было создано несколько мятеж-войн, разожженных союзами политических и преступных группировок. Они были тесно связаны с политическими центрами в Москве, получали щедрое финансирование и оружие, а информационное прикрытие носило международный характер. Насколько эффективна эта идеологическая поддержка западных СМИ, говорит тот факт, что даже многие левые политики верят, например, что на Кавказе в Чечне велась партизанская борьба за свободу чеченского народа.
Одним из орудий подрыва государства России стало втягивание его в «большую коррупцию» в конце 80-х годов. Возникнув сначала в виде отдельных очагов, коррупция постепенно охватила весь государственный организм и начала его «разъедать». Коррумпированная часть развращает еще здоровую часть чиновничества быстрее, чем удается «вылечивать» пораженные участки. Зараза захватывает и слишком большую часть общества, так что продажность становится нравственной нормой. Коррупция превращается в самовоспроизводящуюся систему и вырабатывает механизмы, автоматически разрушающие те защитные силы, которые может собрать для борьбы с нею государство.
В ходе «реформ» все «институты коррупции» созрели настолько, что она уже задает образ жизни, превращает РФ в особую цивилизацию с большой «теневой» составляющей. Это — историческая ловушка. Если в начале этого пути коррупция была инструментом разрушения советского государства и общественного строя, то с середины 90-х годов этот выпущенный из бутылки джинн стал всем диктовать свою волю. Вначале питательной средой коррупции был целенаправленно созданный командой Горбачева-Ельцина экономический и духовный кризис, а теперь уже коррупция стала движущей силой этого кризиса — она его выращивает как свою питательную среду, она растлевает чиновников и истощает хозяйство.
Пораженная коррупцией часть чиновничества смыкается с преступным миром, чтобы сообща и целенаправленно растлевать, подкупать и подчинять как раз те органы государства и общества, что должны обеспечивать их безопасность — судебную систему и прокуратуру, органы госбезопасности, прессу и представительную власть. И не только растлевать, но и устранять и даже убивать тех, кто этому мешает. Возникает организованная преступность, которая параллельно с государством создает свою, теневую псевдо-государственность. Примеров этому — великое множество.
Коррупция приобрела международное измерение. Коррумпированные политики и чиновники на верхних этажах власти создают всемирную «серую зону» — преступный интернационал, где и принимаются самые важные решения по выгрызанию пространства нашей жизни.
Второе, менее страшное, но не менее тотальное изменение государства — безудержный рост раковой опухоли бюрократии при одновременном падении ее квалификации и ответственности. Это — верный признак утраты свойств национального государства и превращения его в «корпорацию», о чем образно написано у А.И. Фурсова[14].
В бедных постколониальных странах принадлежность к государственной бюрократии часто была единственным способом добиться хотя бы небольшого материального благосостояния. Это приводило к тому, что бюрократический аппарат многократно разбухал относительно реально выполняемых им функций и в то же время превращался в замкнутую сословную корпорацию, главной функцией которой становилось обеспечение собственных интересов. Как правило, это сразу требовало национальной измены — бюрократия становилась внешним управляющим «золотого миллиарда» по изъятию из страны жизненно важных ресурсов. В странах с развитым трайбализмом бюрократия часто рекрутировалась из одного господствующего племени, и корпорация-государство приобретала черты этнократии.
Глобализация перенесла отработанные в «неудавшихся» государствах Африки механизмы и в развитые страны. «Серые зоны» расширяются и в метрополии. Так, в 1993 г. премьер-министр Франции Э. Баладюр заявил, что 25% французов живут «в зоне неправа» — и в то же время разбухает госаппарат. Это стало важной проблемой ЕС. Европейская бюрократия изымает у национальных государств-участников их функции, но сама обеспечить их выполнение не может, изобретая свои «наднациональные» обязанности. В результате, как пишут наблюдатели, в Европе возникает «пустое пространство с дефицитом суверенитета». Это и есть «зона неправа».
Но гораздо хуже положение в России, которую всеми средствами старались столкнуть в разряд «неудавшихся» государств. Считалось, что советское государство было отягощено разбухшим бюрократическим аппаратом, но это была заведомая неправда по сравнению с тем, что произошло в постсоветском государстве. В государственном аппарате управления СССР было занято 16 млн. человек. Около 80% его усилий было направлено на управление народным хозяйством. Сегодня в госаппарате России 17 млн. чиновников. Хозяйством они теперь не управляют (90% его приватизировано), а населения в РФ вдвое меньше, чем в СССР. В результате реформы произошло десятикратное (!) «разбухание» чиновничества относительно его функций. Второй процесс — превращение государства во «внешнего управляющего» — скрыт от постороннего глаза, но многие косвенные признаки говорят, что масштабы его весьма велики.
Совершенно очевиден процесс десоциализации российского государства — неуклонного, шаг за шагом, сокращения его социальных обязательств перед нацией, ухода из систем жизнеобеспечения населения (ЖКХ, образование, здравоохранение и пр.) с возложением этих функций на «свободный рынок». На деле это означает отстранение все новых и новых контингентов населения от основных социальных благ — рынок по определению удовлетворяет не потребности граждан, а только платежеспособный спрос.
Особенностью России является и то, что трансформация государства в сословную корпорацию сопровождается попытками философского оправдания этого процесса. Идеологи руководящей и направляющей силы нашего общества — «Единой России» заявляют, что суверенитет — это политический синоним конкурентоспособности. Но государство, для которого конкурентоспособность становится синонимом суверенитета, мыслит именно как корпорация. То, что не способствует конкурентоспособности (например, забота о людях, которых реформа выкинула из общества), из функций такого государства исключается.
Более того, государство бросает на произвол судьбы все системы, которые жизненно важны для нации как целого, но в данный момент являются неконкурентоспособными на глобальном рынке. Примеры — сельское хозяйство и наука. Да и хозяйство в целом — оно оставлено на голодном энергетическом пайке при постоянном расширении экспорта энергоносителей. Так поступает только рыночная корпорация, но не национальное государство.
При такой политике государства возникает прямая опасность сговора местного неолиберального правительства с мировой финансовой верхушкой о совместной эксплуатации природных богатств России, об учреждении в этой сфере «транснациональной корпорации-государства».
Философ-эмигрант А. Кустарев выдает нам планы глобальной элиты по «интернационализации» минеральных ресурсов национальных государств: «Есть предложение выделить в особые протектораты территории, особенно богатые природными ресурсами. Сегодняшние их правительства склонны использовать природную ренту в своих эгоистических интересах, а не для блага своих народов. Препятствовать этому по понятным причинам не могут ни ООН, ни США, например.
Но есть многосторонние институты типа Всемирного банка и МВФ. Они располагают опытной международной технократией-бюрократией и, в отличие от ООН, не находятся под давлением международных популистских движений. Можно на их основе создать Международный фонд природных ресурсов. Он аккумулировал бы природную ренту в неудавшихся государствах и использовал эту ренту внутри тех стран, где она собрана, однако только по усмотрению Фонда — главным образом на проекты развития социальной и экономической инфраструктуры. Исполнители проектов будут выбираться по конкурсам по всему миру»[15].
Демонтаж «социального государства» неолиберальными режимами на Западе идет эволюционным путем, в России же после 1991 г. — как революционные изменения путем слома. Но в целом вектор этих процессов один и тот же.
Россия переживает момент неустойчивого равновесия. На высший эшелон ее государственной власти правящие слои Запада, претендующего на положение метрополии глобализованного мира, действуют соблазнами и шантажом. Власть колеблется и ищет компромисса. Равновесие было бы сдвинуто в сторону национальных интересов, если бы «внизу» возникло понимание исторического вызова и угроз, которые несет стране дальнейшее превращение государства в корпорацию. Возникнув, такое понимание побудило бы и волю к тому, чтобы оказывать давление на власть, «возвращая» ее к принципам национального государства.
Заключение
Мы коротко отметили те главные процессы в мире и в России, которые ведут к Новому мировому порядку, очертания которого начали вырабатываться в 70-е годы Римским клубом, а в дальнейшем Трехсторонней комиссией, Бильдербергским клубом, фабриками мысли типа «Рэнд корпорейшн» и «Институт Санта Фе». Разработанные ими общие принципы были конкретизированы в работе МВФ, Всемирного банка, ВТО.
Первое — это перестройка массового сознания и мировоззрения посредством жесткого воздействия современных средств манипуляции всей духовной сферой человека с применением информационных и социально-культурных технологий. Это — мировая информационно-психологическая война. В ходе ее было достигнуто разрушение культуры солидарности, широкое внедрение культа денег и социал-дарвинистских стереотипов в представления о человеке и обществе. Способность больших масс населения к сопротивлению и самоорганизации была резко снижена.
Второе — мировая экономическая война, в которой применялись средства создания в национальных экономиках и социальной сфере управляемого хаоса. Это парадоксальное понятие предполагает, что в хаос превращалась экономическая жизнь стран и культур, которые становились жертвой этой войны. А сами агрессоры, которые сидели у пульта управления этим экономическим оружием, держали хаос в стане противника под контролем, для них он был целенаправленно созданным особым порядком.
Этот новый вид боевых действий подробно описал один из его разработчиков и экспертов Стивен Манн, который лично участвовал в создании многих очагов управляемого хаоса в разных точках мира (и прежде всего в СССР). Он прямо говорит о необходимости «усиления эксплуатации критичности» и «создании хаоса» как инструментах обеспечения национальных интересов США. В качестве механизмов «создания хаоса» у противника он называет «содействие демократии и рыночным реформам» и «повышение экономических стандартов и ресурсных потребностей, вытесняющих идеологию».
Третье — ослабление или разрушение национальных государств с перехватом их легитимности и компетенции транснациональными корпорациями, транснациональными преступными синдикатами, наднациональными органами и организациями, подконтрольными Западу. Этот процесс должен вести к концентрации контроля над финансовыми, военными и информационными ресурсами у одной цивилизации (Запада) и образованию одной гиперимперии — США. Запад делегирует ей полномочия мирового жандарма, судьи и палача, насилие которого становится легитимным в глобальном масштабе.
Таким образом, на «выходе» этого проекта должно было возникнуть мироустройство по типу «неоантичности». Новый языческий Рим с его центурионами-менеджерами и легионами «экономических убийц» и «психологических диверсантов» следил бы за порядком в огромном глобальном ГУЛАГе, где трудился бы «внешний пролетариат», обеспечивающий средствами жизни и комфорта интернациональную расу неокочевников — господствующего глобального меньшинства, не привязанного ни к какой территории или национальной культуре.
Эта технократическая античеловеческая утопия неосуществима по системным соображениям (о морали мы здесь не говорим). Тем не менее, ее идеологи продолжают свои теоретические изыскания. Все то, о чем мы говорили как об опасной антиутопии, почти буквально излагает Жак Аттали — апологет и разработчик планов именно такой глобализации — в своей новой книге «Краткая история будущего»[16].
Вот как излагает прогноз Аттали проф. Ю. Акимов: «Деньги покончат со всем, что может им помешать, включая государства, которые они мало-помалу разрушают. Став единственным законом в мире, рынок сформирует то, что Аттали называет гиперимперией, необъятной и планетарной, создающей торговые богатства и новое отчуждение, огромные состояния и ужасающую нищету. Природа там будет варварски эксплуатироваться; все будет частным, включая армию, полицию и правосудие».
Человечество, конечно, будет сопротивляться, формирование гиперимперии приведет к тому, что каждый станет врагом/соперником всех. «Будут сражаться за нефть, за воду, за то, чтобы сохранить территорию, за то, чтобы ее покинуть, чтобы установить одну веру, чтобы ниспровергнуть другую, чтобы разрушить Запад, чтобы утвердить его ценности. Военные диктатуры, опирающиеся на армию и полицию, придут к власти. Разразится самая губительная из всех войн — гиперконфликт. Он может привести к уничтожению человечества»[17].
Но вдруг, после этого апокалипсиса, как после Страшного суда, возникнет гипердемократия — царство Божье на земле. Эта часть прогноза звучит как издевательство над здравым смыслом. Пока что на нас вполне реально надвигаются ужасы и кошмары гиперимперии и гиперконфликта. Интенсивная психологическая подготовка ведется ежедневно, с помощью СМИ, в первую очередь телевидения, создается тотальный хаос в сознании. Ежедневно на экранах — леденящие душу истории о серийных убийцах, спившихся родителях и беспризорных детях, педофилах и насильниках, о горящих больницах и домах для престарелых, о лопнувших трубах, затонувших судах и загубленной природе, после которых нам показывают всенародное ликование по поводу «Единой России» и ее роли в обеспечении нашей счастливой стабильной жизни. Полный когнитивный диссонанс!
Глядя на это ликование, невольно вспоминается судьба замерзшего под вьюгой воробушка, случайно спасенного проходившей мимо лошадью. Отогревшись в конском навозе, он решил, что жизнь налаживается и зачирикал. Тут его заметила и сожрала кошка.
Мы пока еще чирикаем, но кошка уже где-то близко.
Задача народов, которые решатся на сопротивление наступающей «цивилизации каннибалов», — вырастить и поддержать новую национальную элиту, которая в этой борьбе встанет на сторону народов — против глобализованной подлости.