Вы спросите, какие у меня моральные обязанности перед человечеством?
Никаких, только обязанности перед самим собой.
— Айн Рэнд, «Атлант расправил плечи»
Философия мистицизма, диалектического материализма,
самопожертвования и покорности принесла советским людям лишь тиранию и смерть.
Только философия разума, рационального эгоизма и индивидуализма покажет им выход.
— Майкл С. Берлинер,
доктор философии, директор Института Айн Рэнд
Алан Гринспен, один из ведущих либеральных экономистов мира, возглавлявший почти двадцать лет (1987—2006) Федеральную резервную систему США, в своей книге «Эпоха потрясений» (2007) начал главу о России с эпизода своей встречи в МВФ с Андреем Илларионовым (в то время советником президента по экономическим вопросам). Последний обратился к Гринспену с вопросом: «Не хотите ли во время своего следующего визита в Москву встретиться со мной и моими друзьями и поговорить об Айн Рэнд?». «Сказать, что я был поражен, — значит не сказать ничего, — пишет Гринспен. — Рэнд была ярой сторонницей свободного рыночного капитализма и заклятым врагом коммунизма, и интерес к ее идеям в узком кругу российских интеллектуалов, облеченных властью, просто ошеломил меня».
Не просто интерес — несколькими годами ранее на презентации русского перевода одной из книг этой американской писательницы г-н Илларионов назвал ее своим кумиром и одним из величайших философов XX века. Вот что писала об этом газета The Moscow Times в апреле 2000 года: «Андрей Илларионов надеется, что под влияние идей Рэнд попадет вся Россия», «Издатели и переводчики книги хотят попытаться убедить Министерство образования включить изучение работ Рэнд в обязательную школьную программу».
Хиллари Клинтон говорила об Айн Рэнд, что для нее это образец для подражания. Рэнд приглашали на инаугурации американских президентов, а тиражи ее книг о сущности капитализма уступали в США только Библии. Эмигрантка из России Алиса Розенбаум, писавшая под псевдонимом Айн Рэнд, стала иконой неолиберализма и одним из его важнейших теоретиков не просто как направления экономики, но как философии, претендующей на единственную истину в мировых масштабах.
Сегодня, когда под флагами этой истины действительно начинаются уже «новые крестовые походы», особенно интересно внимательно всмотреться в ее первоисточники. В отличие от благостных рассуждений отечественных либералов, аккуратного молчания политиков и крупных бизнесменов, делающих на либерализации свой «профит», там мы можем увидеть истинное лицо этой философии безо всякой мишуры.
Идеи Рэнд, которые, по данным исследования Библиотеки конгресса США, оказали на американцев в XX веке влияние, уступающее лишь Библии, в комментариях не нуждаются:
«Торговец — вот символ взаимоотношений между разумными людьми, нравственный символ уважения к человеку. Мы, живущие ценностями, а не грабежом, — торговцы по сути и духу. Торговец — это человек, зарабатывающий то, что ему достается, не дающий и не берущий незаработанного. Торговец не ждет, что кто-то заплатит за его неудачи, не просит, чтобы его любили за его недостатки. Торговец не растрачивает себя физически на жертвы, а духовно на милостыню. (...) Торговец — символ справедливости».
«Не существует «права на работу» — существует только право на свободную торговлю, а именно: право человека начать работу, если другой человек решит его нанять. Не существует «права на жилище», существует только право на свободную торговлю: право построить или купить дом. Не существует «права на справедливую оплату или справедливую цену», если никто не хочет ее платить, не хочет нанимать человека или покупать его товар. Не существует прав потребителей на молоко, туфли, кино или шампанское, если никто не захочет производить эти товары (есть только право самому начать их изготовление). Не существует прав особых групп, не существует прав фермеров, рабочих, бизнесменов, служащих, нанимателей, прав стариков, молодых и еще не родившихся. Право собственности и право на свободную торговлю — единственные экономические права человека».
«Считается, что свободный рынок несправедлив как к гению, так и к обычному человеку. Первое возражение обычно формулируется в виде вопроса: «Как Элвис Пресли мог зарабатывать больше, чем Эйнштейн?» Ответ на это прост: люди работают, чтобы жить и наслаждаться жизнью, и, если Элвис Пресли для многих представляет ценность, они имеют право тратить свои деньги на свои удовольствия».
«Веками битва за мораль шла между теми, кто утверждал, что наша жизнь принадлежит Богу, что благо — это самоотречение ради призрачного рая, и теми, кто проповедовал, что благо — это самоотречение ради убогих на земле. И никто не сказал, что жизнь принадлежит вам и благо состоит в том, чтобы прожить ее».
«Либо новая мораль, основанная на рациональной личной выгоде, и, как следствие, свобода, справедливость, прогресс и счастье человека на земле. Либо старая мораль альтруизма, и, как следствие, рабство, насилие, непрекращающийся террор и печи для жертвоприношений».
«Единственная моральная цель человека — его собственное счастье».
Логическим выводом из всей этой феерии «объективизма» — именно так Рэнд назвала свою философию — становится объявление капитализма самой моральной системой жизни в истории человечества, поскольку морально только то, что защищает стремление к личной выгоде.
Сам Алан Гринспен писал о Рэнд, «кружок» которой он посещал не один год: «Именно она убедила меня долгими разговорами и ночными спорами, что капитализм не только эффективен и практичен, но морален». В этой фразе есть над чем задуматься. Гринспен никогда не был человеком левых или сколько-нибудь социалистических убеждений.
В 40-е годы, учась в School of Commerce, Accounts and Finance при Нью-Йоркском университете, когда все вокруг почти поголовно были поклонниками идей Кейнса о госрегулировании экономики и мало кто сомневался в правильности рузвельтовского «Нового курса», Гринспен, как он пишет в автобиографии, эти взгляды не разделял. Во времена менее давние он был архитектором неолиберальных экономических схем эпохи Рейгана и Буша-старшего. К чему оправдания?
И все же именно их мы слышим. Да, капитализм — система жесткая, но необходимая. «Капитализм порождает противоречия внутри нас. В каждом человеке живет агрессивный предприниматель и безынициативное существо, для которого предпочтительна менее конкурентная экономическая среда, где все получают одинаковый доход». Конкуренция же «заставляет совершенствоваться». «Идея капитализма — созидательное разрушение, отказ от старых технологий в пользу новых», «Чем больше государство ограждает от конкуренции, тем сильнее снижает уровень жизни народа».
Гринспен упрекает европейских интеллектуалов в их предвзято-презрительном отношении к неолиберальным идеям. Он цитирует премьера Франции Эдуарда Баладюра: «Что такое рынок? Это закон джунглей, закон природы. Что такое цивилизация? Это борьба против природы». И возражает: но ведь экономический рост, построенный на законе джунглей, позволяет повысить продолжительность жизни, сделать доступной медицину, развивать систему образования и улучшать условия работы.
Россия прямо сейчас испытывает все это на себе — только со знаком минус. И вновь Гринспен приводит аргументы, что в таких странах, как Россия, в регионе СНГ, Латинской Америке некий идеальный честный капитализм не срабатывает, потому что не соблюдаются законы и недостаточно защищаются права собственности. Но полагать, что человек, двадцать лет бывший одной из ключевых фигур в мировой финансовой системе, так наивен и не знает истинных правил игры, совершенно не приходится.
В своей последней книге 80-летний гуру свободной экономики очень хотел убедить читателей именно в том, в чем его самого — тогда еще начинающего экономиста — когда-то вроде бы убедила Айн Рэнд. В том, что эта самая свободная экономика не просто удобна или дает наилучший результат с точки зрения прогресса и благосостояния, но и моральна и несет людям благо. Хотя, если бы Алан Гринспен был действительно последовательным «объективистом», последнее обстоятельство его бы весьма мало волновало. Ведь как писала его учитель и кумир: «Вы спросите, какие у меня моральные обязанности перед человечеством? Никаких, только обязанности перед самим собой».
«Айн Рэнд дает людям основополагающую философию жизни, философию, основанную на разуме. Эта философия учит каждого человека тому, что у него есть моральное право жить не ради других, а ради собственного счастья», — говорил Питер Шварц, глава Института Айн Рэнд. Откуда же взялся такой интересный «эгоистический» разум? Утверждается, что основоположником этой идеи был... Аристотель.
Великий философ античности действительно заложил основы европейской логики и рационализма. Но рассказывать о том, что из этого следует идеал «человека-торговца» и стремления к неограниченному богатству, просто смешно. Аристократическая культура античности с презрением отвергала подобные мотивы. Именно Аристотель известен как предтеча теории среднего класса — он утверждал, что устойчиво только то государство, где богатство распределено между гражданами без «перекосов» в сторону излишне богатых и слишком бедных. Главной добродетелью философ считал умеренность. Именно Аристотель назвал человека «общественным животным», подчеркивая, что человек несет в себе инстинктивное стремление к совместной жизни и что жизнь человека вне общества невозможна: «Никто не согласился бы владеть всеми благами мира, если ему не с кем поделиться ими».
В качестве идеала в обществе стремящихся к личному счастью мы видим некоего энергичного, рационального и успешного победителя в конкурентной борьбе. Но такая фигура в действительности никогда не была идеалом в традиционной европейской культуре. Даже если «вычесть» из нее все, связанное с христианством.
Просвещенный эстет-интеллектуал, европейский элитарный идеал XX века, скорее похож на портрет «величавого» — так Аристотель называл наиболее совершенного человека: «Итак, величавый проявляет себя прежде всего в отношении к чести; вместе с тем и в отношении к богатству, и к власти государя, и вообще ко всякой удаче и неудаче он, как бы там ни было, будет вести себя умеренно и не будет ни чрезмерно радоваться удачам, ни чрезмерно страдать от неудач, ведь даже к чести он не относится как к чему-то величайшему... И тот, кто величав, не подвергает себя опасности ради пустяков и не любит самой по себе опасности, потому что вообще чтит очень немногое. Но во имя великого он подвергает себя опасности и в решительный миг не боится за свою жизнь, полагая, что недостойно любой ценой оставаться в живых. <...> Он способен оказывать благодеяния, но стыдится принимать их... Признак величавого — не нуждаться никогда и ни в чем или крайне редко, но в то же время охотно оказывать услуги. И тот, кто величав, склонен владеть прекрасными и невыгодными вещами, а не выгодными и для чего-либо полезными...».
Трудно представить себе портрет существа, более непохожего на разумного эгоиста. Пожалуй, даже столь ненавидимые Рэнд и ее поклонниками коммунисты — с их борьбой трудящихся против своих цепей и типами человека-творца и титана духа — оказываются менее далекими от типа деятельного сверхчеловека, нежели античный идеал разумного философа-созерцателя.
Формально главной мишенью и врагом либеральной философии является коммунизм и социализм — общество, ставящее общее благо и справедливость выше частных интересов и не признающее эксплуатации по праву силы и денег.
Рэнд обвиняла социалистов в мистицизме, коллективизме и альтруизме, в том, что они отрицают разум и стремление к деятельному созиданию. Подобные «передерги» можно простить частному лицу, на глазах которого происходили революции и гражданская война в России и имеющему личные счеты с обидчиками. Но не исследователю, да еще и называющему себя «объективистом». Если посмотреть на реальные идеалы СССР времен индустриализации, там скорее обнаружится воспевание человека-титана, покорителя природы, индустриального строителя, того самого рационального деятеля. Те же самые люди, которые обвиняют советскую систему в жестокости по отношению к нелояльным гражданам, тут же упрекают ее в противоположных качествах — излишнем альтруизме, жертвенности и заботе о благе ближнего. «Империю зла» упрекают в том, что она излишне добрая?! Очевидно, что социалистические идеалы и реалии СССР были весьма далеки от жертвенности и всепрощения. А провозглашает их своими целями совсем другая система — христианство.
Итак, происходит «двойной» обман. Во-первых, утверждается, что творчество, созидание и активная деятельность — удел лишь разумных эгоистов в конкурентной среде. «Всеми своими познаниями и достижениями человечество обязано труду и непоколебимой цельности упорных новаторов. Если бы не они, оно давно бы вымерло». Безусловно. Но весьма сомнительно, что мотивы этих новаторов были на уровне «ты — мне, я — тебе».
Сама история прогресса в науке и история технических достижений — будь то в античные времена, в эпоху Возрождения, в век Просвещения, да и в Новейшее время, включая и советский период, — не дает оснований для подобного редукционистского взгляда на мотивы научного познания и технического творчества. Совершенно невозможно представить себе Галилея, Лейбница или Циолковского с рассуждениями о том, что научные открытия и философия нужны лишь в том случае, если за них кто-то будет платить деньги на свободном рынке. Однако вновь и вновь общечеловеческое стремление к изучению и созданию нового, развитию и знаниям приватизируется каким-то одним общественным устройством.
Вторая глобальная ложь этой теории в том, что якобы главный враг на пути к счастью — это мистическая вера в добро и справедливость для всех, забота о ближнем и идеал равенства и братства, препятствующий здоровой конкуренции, якобы максимально пропагандируемый левыми, а на самом деле — христианством. Именно христианский идеал человека, «самоотречение ради убогих», как определяла его Рэнд, — подлинная мишень неолиберальной философии, тогда как левые идеи — лишь в той степени, в какой они сами несут в себе черты этого идеала.
«Дикарским мистицизмом» считала Рэнд — и, несомненно, считают ее поклонники сегодня — любую религию, философию или мировоззрение, которое ставит перед человеком цели, превосходящие личный комфорт, — будь то религиозное служение, уход от мира или даже просто банальное желание помочь тем, кто слабее. В 1967 году Рэнд написала «Реквием по человеку» — так она назвала энциклику папы Павла VI Populorum Progressio («О развитии народов»).
В своей энциклике Павел VI писал об индустриальной революции: «Однако, к несчастью, в этих новых условиях была создана система, которая рассматривает прибыль как основной стимул экономического прогресса, конкуренцию — как первейший закон экономики, а частную собственность средств производства — как абсолютное право, которое не приемлет ни ограничений, ни долга перед обществом... не имеет ограничений и не подразумевает общественных обязанностей. (...) С первых же страниц Писание учит нас, что все сотворенное — для человека, и он должен развивать все это разумными усилиями и совершенствовать своим трудом, так сказать, в свою пользу. Если мир сотворен для того, чтобы предоставить каждому человеку средства к существованию и орудия, дающие возможность развиваться, то у каждого человека есть право обрести в мире то, что ему необходимо. Об этом напоминает последний Собор: «Бог предназначил землю и все, что на ней, для каждого человека и каждого народа. Тем самым, если все следуют правде и милости, они должны иметь в разумном изобилии сотворенные блага». Все другие права, включая и право на собственность, и право свободной торговли, должны подчиняться этому принципу. (...) Личная инициатива и свободная игра в конкуренции никогда не могли обеспечить успешного развития. Мы должны по мере возможности стремиться не допускать еще большего обогащения богатых и главенства сильных, когда нищие остаются в нищете, а угнетенные — в рабстве».
В своей критике идей папской энциклики Айн Рэнд пафосно-сокрушительна. «Моралью самоуничтожения», созданной для того, чтобы «наказать человека за успех, которого он добился, подорвать его уверенность в себе, искалечить его независимость, отравить наслаждение жизнью, кастрировать гордость, остановить самоуважение и парализовать мозг, чтобы сокрушить цивилизованный мир и цивилизацию как таковую» объявляет все это рыночный «объективизм». Честно говоря, не всякий учебник по научному атеизму в «тоталитарном СССР» мог похвастаться такой страстной ненавистью к религии «рабства».
Родители Айн Рэнд умерли от голода в блокадном Ленинграде, став жертвами нацистов, которые, как известно, очень уважали теорию сверхчеловека, отринувшего замшелую мораль сострадания к слабым. Это обстоятельство тем не менее нисколько не помешало ей одновременно осуждать Гитлера и при этом проповедовать столь любимые им теории.
Двойная мораль вообще всюду будет спутником теорий либерального рынка. Так, ирония судьбы в том, что именно сегодня под столь ненавидимым Рэнд лозунгом о праве «всех» на ресурсы суверенной страны ее последователями ведутся войны и с легкостью отдаются в жертву тысячи людей — как своих, так и чужих граждан. Правила будут установлены для остальных, а те, кто правила диктует, от них вполне свободны. До такой степени, что некоторые экономисты считают сегодня неолиберальную модель завуалированным возвратом к эре неконтролируемого накопления капитала — за счет прямого насилия, а вовсе не благостной конкуренции адамосмитовских пекарей.
Но главный обман либеральной экономической теории состоит в присвоении свободы. Понятие свободы низведено до свободы торговать, человек — до набора продаваемых и покупаемых свойств, а демократия — до обслуживания корпоративных финансовых потоков. Милтон Фридман писал, что поскольку сущностью демократии является получение прибыли (странно, а я думал, что демократия, это политическая, а не экономическая система =/ – прим. ImpCommiss), то любое ограничивающее рынок правительство является антидемократическим — неважно, какую поддержку эти идеи имеют у населения. Пусть хоть 100% голосует против рынка на честных выборах — это не демократия. Подобно «королю-солнцу» (но тот по крайней мере был законным абсолютным монархом) г-н Фридман и вслед за ним остальные поклонники этих идей, не стесняясь, заявляют: «Демократия — это я». Отсюда и правильная экономика только та, которая обеспечивает прибыль «нам». А вовсе не всем.
Но экономики мало. Подобно Рэнд, которая объявляла нерегулируемый капитализм не просто эффективной, но самой моральной системой, неолиберальная идея лишь прикрывает экономическими рассуждениями о честной конкуренции, частной собственности и свободной торговле гораздо более важную мысль.
«Моральное оправдание капитализма заключается не в альтруистическом утверждении, что капитализм представляет собой наилучший способ достижения всеобщего блага. Да, капитализм выполняет эту задачу, если это выражение вообще имеет смысл, но это лишь второстепенная задача. Моральное оправдание капитализма заключается в том, что это единственная система, соответствующая рациональной природе человека», — писала Рэнд.
И сегодняшний вопрос о пути развития экономики как в России, так и в мире — это не вопрос хозяйственного устройства — тут возможна вполне здоровая конструктивная дискуссия о соотношении свободных рынков и госрегулирования, балансе здоровой конкуренции и социальных гарантий, — а вопрос о природе человека.
«Неолиберализм, согласно которому рыночный обмен является основой для «целостной системы этических норм, достаточной для регулирования всех человеческих действий, которая заменила собой все предшествующие этические нормы», признает ведущими контрактные отношения в условиях рынка», — пишет Дэвид Харви в «Краткой истории неолиберализма».
Заменить собой все предшествующие этические нормы, и присвоить себе понятия «свобода», «развитие», «демократия», и не допустить их трактовки на основе любой «неторговой» этики — будь то аристократический эстетизм, социализм, христианство и что угодно еще — вот главная стратегическая цель этой системы.
Не просто интерес — несколькими годами ранее на презентации русского перевода одной из книг этой американской писательницы г-н Илларионов назвал ее своим кумиром и одним из величайших философов XX века. Вот что писала об этом газета The Moscow Times в апреле 2000 года: «Андрей Илларионов надеется, что под влияние идей Рэнд попадет вся Россия», «Издатели и переводчики книги хотят попытаться убедить Министерство образования включить изучение работ Рэнд в обязательную школьную программу».
Хиллари Клинтон говорила об Айн Рэнд, что для нее это образец для подражания. Рэнд приглашали на инаугурации американских президентов, а тиражи ее книг о сущности капитализма уступали в США только Библии. Эмигрантка из России Алиса Розенбаум, писавшая под псевдонимом Айн Рэнд, стала иконой неолиберализма и одним из его важнейших теоретиков не просто как направления экономики, но как философии, претендующей на единственную истину в мировых масштабах.
Сегодня, когда под флагами этой истины действительно начинаются уже «новые крестовые походы», особенно интересно внимательно всмотреться в ее первоисточники. В отличие от благостных рассуждений отечественных либералов, аккуратного молчания политиков и крупных бизнесменов, делающих на либерализации свой «профит», там мы можем увидеть истинное лицо этой философии безо всякой мишуры.
Кузнецы своего счастья
Идеи Рэнд, которые, по данным исследования Библиотеки конгресса США, оказали на американцев в XX веке влияние, уступающее лишь Библии, в комментариях не нуждаются:
«Торговец — вот символ взаимоотношений между разумными людьми, нравственный символ уважения к человеку. Мы, живущие ценностями, а не грабежом, — торговцы по сути и духу. Торговец — это человек, зарабатывающий то, что ему достается, не дающий и не берущий незаработанного. Торговец не ждет, что кто-то заплатит за его неудачи, не просит, чтобы его любили за его недостатки. Торговец не растрачивает себя физически на жертвы, а духовно на милостыню. (...) Торговец — символ справедливости».
«Не существует «права на работу» — существует только право на свободную торговлю, а именно: право человека начать работу, если другой человек решит его нанять. Не существует «права на жилище», существует только право на свободную торговлю: право построить или купить дом. Не существует «права на справедливую оплату или справедливую цену», если никто не хочет ее платить, не хочет нанимать человека или покупать его товар. Не существует прав потребителей на молоко, туфли, кино или шампанское, если никто не захочет производить эти товары (есть только право самому начать их изготовление). Не существует прав особых групп, не существует прав фермеров, рабочих, бизнесменов, служащих, нанимателей, прав стариков, молодых и еще не родившихся. Право собственности и право на свободную торговлю — единственные экономические права человека».
«Считается, что свободный рынок несправедлив как к гению, так и к обычному человеку. Первое возражение обычно формулируется в виде вопроса: «Как Элвис Пресли мог зарабатывать больше, чем Эйнштейн?» Ответ на это прост: люди работают, чтобы жить и наслаждаться жизнью, и, если Элвис Пресли для многих представляет ценность, они имеют право тратить свои деньги на свои удовольствия».
«Веками битва за мораль шла между теми, кто утверждал, что наша жизнь принадлежит Богу, что благо — это самоотречение ради призрачного рая, и теми, кто проповедовал, что благо — это самоотречение ради убогих на земле. И никто не сказал, что жизнь принадлежит вам и благо состоит в том, чтобы прожить ее».
«Либо новая мораль, основанная на рациональной личной выгоде, и, как следствие, свобода, справедливость, прогресс и счастье человека на земле. Либо старая мораль альтруизма, и, как следствие, рабство, насилие, непрекращающийся террор и печи для жертвоприношений».
«Единственная моральная цель человека — его собственное счастье».
Логическим выводом из всей этой феерии «объективизма» — именно так Рэнд назвала свою философию — становится объявление капитализма самой моральной системой жизни в истории человечества, поскольку морально только то, что защищает стремление к личной выгоде.
Оправдание капитализма
Сам Алан Гринспен писал о Рэнд, «кружок» которой он посещал не один год: «Именно она убедила меня долгими разговорами и ночными спорами, что капитализм не только эффективен и практичен, но морален». В этой фразе есть над чем задуматься. Гринспен никогда не был человеком левых или сколько-нибудь социалистических убеждений.
В 40-е годы, учась в School of Commerce, Accounts and Finance при Нью-Йоркском университете, когда все вокруг почти поголовно были поклонниками идей Кейнса о госрегулировании экономики и мало кто сомневался в правильности рузвельтовского «Нового курса», Гринспен, как он пишет в автобиографии, эти взгляды не разделял. Во времена менее давние он был архитектором неолиберальных экономических схем эпохи Рейгана и Буша-старшего. К чему оправдания?
И все же именно их мы слышим. Да, капитализм — система жесткая, но необходимая. «Капитализм порождает противоречия внутри нас. В каждом человеке живет агрессивный предприниматель и безынициативное существо, для которого предпочтительна менее конкурентная экономическая среда, где все получают одинаковый доход». Конкуренция же «заставляет совершенствоваться». «Идея капитализма — созидательное разрушение, отказ от старых технологий в пользу новых», «Чем больше государство ограждает от конкуренции, тем сильнее снижает уровень жизни народа».
Гринспен упрекает европейских интеллектуалов в их предвзято-презрительном отношении к неолиберальным идеям. Он цитирует премьера Франции Эдуарда Баладюра: «Что такое рынок? Это закон джунглей, закон природы. Что такое цивилизация? Это борьба против природы». И возражает: но ведь экономический рост, построенный на законе джунглей, позволяет повысить продолжительность жизни, сделать доступной медицину, развивать систему образования и улучшать условия работы.
Россия прямо сейчас испытывает все это на себе — только со знаком минус. И вновь Гринспен приводит аргументы, что в таких странах, как Россия, в регионе СНГ, Латинской Америке некий идеальный честный капитализм не срабатывает, потому что не соблюдаются законы и недостаточно защищаются права собственности. Но полагать, что человек, двадцать лет бывший одной из ключевых фигур в мировой финансовой системе, так наивен и не знает истинных правил игры, совершенно не приходится.
В своей последней книге 80-летний гуру свободной экономики очень хотел убедить читателей именно в том, в чем его самого — тогда еще начинающего экономиста — когда-то вроде бы убедила Айн Рэнд. В том, что эта самая свободная экономика не просто удобна или дает наилучший результат с точки зрения прогресса и благосостояния, но и моральна и несет людям благо. Хотя, если бы Алан Гринспен был действительно последовательным «объективистом», последнее обстоятельство его бы весьма мало волновало. Ведь как писала его учитель и кумир: «Вы спросите, какие у меня моральные обязанности перед человечеством? Никаких, только обязанности перед самим собой».
Аристотель и дети лейтенанта Шмидта
«Айн Рэнд дает людям основополагающую философию жизни, философию, основанную на разуме. Эта философия учит каждого человека тому, что у него есть моральное право жить не ради других, а ради собственного счастья», — говорил Питер Шварц, глава Института Айн Рэнд. Откуда же взялся такой интересный «эгоистический» разум? Утверждается, что основоположником этой идеи был... Аристотель.
Великий философ античности действительно заложил основы европейской логики и рационализма. Но рассказывать о том, что из этого следует идеал «человека-торговца» и стремления к неограниченному богатству, просто смешно. Аристократическая культура античности с презрением отвергала подобные мотивы. Именно Аристотель известен как предтеча теории среднего класса — он утверждал, что устойчиво только то государство, где богатство распределено между гражданами без «перекосов» в сторону излишне богатых и слишком бедных. Главной добродетелью философ считал умеренность. Именно Аристотель назвал человека «общественным животным», подчеркивая, что человек несет в себе инстинктивное стремление к совместной жизни и что жизнь человека вне общества невозможна: «Никто не согласился бы владеть всеми благами мира, если ему не с кем поделиться ими».
В качестве идеала в обществе стремящихся к личному счастью мы видим некоего энергичного, рационального и успешного победителя в конкурентной борьбе. Но такая фигура в действительности никогда не была идеалом в традиционной европейской культуре. Даже если «вычесть» из нее все, связанное с христианством.
Просвещенный эстет-интеллектуал, европейский элитарный идеал XX века, скорее похож на портрет «величавого» — так Аристотель называл наиболее совершенного человека: «Итак, величавый проявляет себя прежде всего в отношении к чести; вместе с тем и в отношении к богатству, и к власти государя, и вообще ко всякой удаче и неудаче он, как бы там ни было, будет вести себя умеренно и не будет ни чрезмерно радоваться удачам, ни чрезмерно страдать от неудач, ведь даже к чести он не относится как к чему-то величайшему... И тот, кто величав, не подвергает себя опасности ради пустяков и не любит самой по себе опасности, потому что вообще чтит очень немногое. Но во имя великого он подвергает себя опасности и в решительный миг не боится за свою жизнь, полагая, что недостойно любой ценой оставаться в живых. <...> Он способен оказывать благодеяния, но стыдится принимать их... Признак величавого — не нуждаться никогда и ни в чем или крайне редко, но в то же время охотно оказывать услуги. И тот, кто величав, склонен владеть прекрасными и невыгодными вещами, а не выгодными и для чего-либо полезными...».
Трудно представить себе портрет существа, более непохожего на разумного эгоиста. Пожалуй, даже столь ненавидимые Рэнд и ее поклонниками коммунисты — с их борьбой трудящихся против своих цепей и типами человека-творца и титана духа — оказываются менее далекими от типа деятельного сверхчеловека, нежели античный идеал разумного философа-созерцателя.
Двойной обман
Формально главной мишенью и врагом либеральной философии является коммунизм и социализм — общество, ставящее общее благо и справедливость выше частных интересов и не признающее эксплуатации по праву силы и денег.
Рэнд обвиняла социалистов в мистицизме, коллективизме и альтруизме, в том, что они отрицают разум и стремление к деятельному созиданию. Подобные «передерги» можно простить частному лицу, на глазах которого происходили революции и гражданская война в России и имеющему личные счеты с обидчиками. Но не исследователю, да еще и называющему себя «объективистом». Если посмотреть на реальные идеалы СССР времен индустриализации, там скорее обнаружится воспевание человека-титана, покорителя природы, индустриального строителя, того самого рационального деятеля. Те же самые люди, которые обвиняют советскую систему в жестокости по отношению к нелояльным гражданам, тут же упрекают ее в противоположных качествах — излишнем альтруизме, жертвенности и заботе о благе ближнего. «Империю зла» упрекают в том, что она излишне добрая?! Очевидно, что социалистические идеалы и реалии СССР были весьма далеки от жертвенности и всепрощения. А провозглашает их своими целями совсем другая система — христианство.
Итак, происходит «двойной» обман. Во-первых, утверждается, что творчество, созидание и активная деятельность — удел лишь разумных эгоистов в конкурентной среде. «Всеми своими познаниями и достижениями человечество обязано труду и непоколебимой цельности упорных новаторов. Если бы не они, оно давно бы вымерло». Безусловно. Но весьма сомнительно, что мотивы этих новаторов были на уровне «ты — мне, я — тебе».
Сама история прогресса в науке и история технических достижений — будь то в античные времена, в эпоху Возрождения, в век Просвещения, да и в Новейшее время, включая и советский период, — не дает оснований для подобного редукционистского взгляда на мотивы научного познания и технического творчества. Совершенно невозможно представить себе Галилея, Лейбница или Циолковского с рассуждениями о том, что научные открытия и философия нужны лишь в том случае, если за них кто-то будет платить деньги на свободном рынке. Однако вновь и вновь общечеловеческое стремление к изучению и созданию нового, развитию и знаниям приватизируется каким-то одним общественным устройством.
Вторая глобальная ложь этой теории в том, что якобы главный враг на пути к счастью — это мистическая вера в добро и справедливость для всех, забота о ближнем и идеал равенства и братства, препятствующий здоровой конкуренции, якобы максимально пропагандируемый левыми, а на самом деле — христианством. Именно христианский идеал человека, «самоотречение ради убогих», как определяла его Рэнд, — подлинная мишень неолиберальной философии, тогда как левые идеи — лишь в той степени, в какой они сами несут в себе черты этого идеала.
«Дикарским мистицизмом» считала Рэнд — и, несомненно, считают ее поклонники сегодня — любую религию, философию или мировоззрение, которое ставит перед человеком цели, превосходящие личный комфорт, — будь то религиозное служение, уход от мира или даже просто банальное желание помочь тем, кто слабее. В 1967 году Рэнд написала «Реквием по человеку» — так она назвала энциклику папы Павла VI Populorum Progressio («О развитии народов»).
В своей энциклике Павел VI писал об индустриальной революции: «Однако, к несчастью, в этих новых условиях была создана система, которая рассматривает прибыль как основной стимул экономического прогресса, конкуренцию — как первейший закон экономики, а частную собственность средств производства — как абсолютное право, которое не приемлет ни ограничений, ни долга перед обществом... не имеет ограничений и не подразумевает общественных обязанностей. (...) С первых же страниц Писание учит нас, что все сотворенное — для человека, и он должен развивать все это разумными усилиями и совершенствовать своим трудом, так сказать, в свою пользу. Если мир сотворен для того, чтобы предоставить каждому человеку средства к существованию и орудия, дающие возможность развиваться, то у каждого человека есть право обрести в мире то, что ему необходимо. Об этом напоминает последний Собор: «Бог предназначил землю и все, что на ней, для каждого человека и каждого народа. Тем самым, если все следуют правде и милости, они должны иметь в разумном изобилии сотворенные блага». Все другие права, включая и право на собственность, и право свободной торговли, должны подчиняться этому принципу. (...) Личная инициатива и свободная игра в конкуренции никогда не могли обеспечить успешного развития. Мы должны по мере возможности стремиться не допускать еще большего обогащения богатых и главенства сильных, когда нищие остаются в нищете, а угнетенные — в рабстве».
В своей критике идей папской энциклики Айн Рэнд пафосно-сокрушительна. «Моралью самоуничтожения», созданной для того, чтобы «наказать человека за успех, которого он добился, подорвать его уверенность в себе, искалечить его независимость, отравить наслаждение жизнью, кастрировать гордость, остановить самоуважение и парализовать мозг, чтобы сокрушить цивилизованный мир и цивилизацию как таковую» объявляет все это рыночный «объективизм». Честно говоря, не всякий учебник по научному атеизму в «тоталитарном СССР» мог похвастаться такой страстной ненавистью к религии «рабства».
Родители Айн Рэнд умерли от голода в блокадном Ленинграде, став жертвами нацистов, которые, как известно, очень уважали теорию сверхчеловека, отринувшего замшелую мораль сострадания к слабым. Это обстоятельство тем не менее нисколько не помешало ей одновременно осуждать Гитлера и при этом проповедовать столь любимые им теории.
Двойная мораль вообще всюду будет спутником теорий либерального рынка. Так, ирония судьбы в том, что именно сегодня под столь ненавидимым Рэнд лозунгом о праве «всех» на ресурсы суверенной страны ее последователями ведутся войны и с легкостью отдаются в жертву тысячи людей — как своих, так и чужих граждан. Правила будут установлены для остальных, а те, кто правила диктует, от них вполне свободны. До такой степени, что некоторые экономисты считают сегодня неолиберальную модель завуалированным возвратом к эре неконтролируемого накопления капитала — за счет прямого насилия, а вовсе не благостной конкуренции адамосмитовских пекарей.
Присвоение свободы
Но главный обман либеральной экономической теории состоит в присвоении свободы. Понятие свободы низведено до свободы торговать, человек — до набора продаваемых и покупаемых свойств, а демократия — до обслуживания корпоративных финансовых потоков. Милтон Фридман писал, что поскольку сущностью демократии является получение прибыли (странно, а я думал, что демократия, это политическая, а не экономическая система =/ – прим. ImpCommiss), то любое ограничивающее рынок правительство является антидемократическим — неважно, какую поддержку эти идеи имеют у населения. Пусть хоть 100% голосует против рынка на честных выборах — это не демократия. Подобно «королю-солнцу» (но тот по крайней мере был законным абсолютным монархом) г-н Фридман и вслед за ним остальные поклонники этих идей, не стесняясь, заявляют: «Демократия — это я». Отсюда и правильная экономика только та, которая обеспечивает прибыль «нам». А вовсе не всем.
Но экономики мало. Подобно Рэнд, которая объявляла нерегулируемый капитализм не просто эффективной, но самой моральной системой, неолиберальная идея лишь прикрывает экономическими рассуждениями о честной конкуренции, частной собственности и свободной торговле гораздо более важную мысль.
«Моральное оправдание капитализма заключается не в альтруистическом утверждении, что капитализм представляет собой наилучший способ достижения всеобщего блага. Да, капитализм выполняет эту задачу, если это выражение вообще имеет смысл, но это лишь второстепенная задача. Моральное оправдание капитализма заключается в том, что это единственная система, соответствующая рациональной природе человека», — писала Рэнд.
И сегодняшний вопрос о пути развития экономики как в России, так и в мире — это не вопрос хозяйственного устройства — тут возможна вполне здоровая конструктивная дискуссия о соотношении свободных рынков и госрегулирования, балансе здоровой конкуренции и социальных гарантий, — а вопрос о природе человека.
«Неолиберализм, согласно которому рыночный обмен является основой для «целостной системы этических норм, достаточной для регулирования всех человеческих действий, которая заменила собой все предшествующие этические нормы», признает ведущими контрактные отношения в условиях рынка», — пишет Дэвид Харви в «Краткой истории неолиберализма».
Заменить собой все предшествующие этические нормы, и присвоить себе понятия «свобода», «развитие», «демократия», и не допустить их трактовки на основе любой «неторговой» этики — будь то аристократический эстетизм, социализм, христианство и что угодно еще — вот главная стратегическая цель этой системы.