Продолжение. Начало
Время шло. Однако окончательной ясности по поводу спасения захваченных людей всё ещё не было. Продолжали раздаваться беспорядочные выстрелы, часто звонил телефон, о чём-то по-чеченски переговаривались боевики. Совсем стемнело.
Выступление премьер-министра дало большую надежду на благополучный исход. Но сомнение всё же оставалось...
После очередного звонка меня пригласили к телефону. Звонил начальник УВД Ставропольского края генерал-майор В.П.Медведицкий.
Не имея малейшего представления о моём колоссальном опыте, напряжённой жизни, полной дорог, встрясок, приключений, риска, опасностей, он стал фальшивым и вкрадчивым голосом рисовать мне, словно наивному ребёнку, мой же портрет, каким он виделся ему в его действительно наивном представлении.
С его слов оказалось, что я очень добрый, хороший человек. Что очень жалостливый. Но потому, что всего лишь врач, то в силу своей доброты и наивности совершаю большую ошибку. Ничего не понимая в военном деле, фактом своего пребывания в больнице мешаю военным осуществить их замысел.
Дело в том, что как депутат Думы, я был неприкосновенным лицом. Атаковать больницу и создавать риск убить меня никто не имел права. Но не только депутатство делало меня неприкосновенным. Меня не меньше, а может, даже и больше, защищала моя фамилия.
Народ бы не простил, если бы меня убили за то, что я защищал народ. Поэтому моё решение остаться сделало больницу неприступной крепостью. Вот почему меня стали пытаться вернуть обратно в штаб. Меня, который ни на секунду не забывал, что, срывая штурм, предотвращаю этим кровопролитие ни в чём неповинных людей.
Едва выдержав елейные уговоры Медведицкого, я ответил ему категорическим отказом.
В штабе уже знали, что мне удалось выпустить 5 беременных. Такое небольшое количество руководство не устраивало, поэтому не оправдывало моего пребывания в больнице. А только лишь мешало начать штурм.
«Что вы нам цыкаете по 5 человек? Какой толк с этого?» - настаивая и всё больше раздражаясь, стал упрекать меня Медведицкий.
«А если я буду «цыкать» даже по одному и каждые полчаса, так что, это плохо?» - в свою очередь резко ответил я, давая понять, что своё решение не изменю.
Медведицкий в ярости бросил трубку.
В кромешной тьме, при свете зажигалки, которой чиркнул кто-то из боевиков, я тоже, крайне заведённый, набрал штаб, попросил С.В. Степашина. С возмущением рассказал ему о диалоге с В.П.Медведицким, о том, как тот бесцеремонно швырнул трубку. Сергей Вадимович внимательно выслушал. Что же, нужно было успокоиться и не обращать внимания, как он советовал. Правда, я вовсе не собирался «не обращать внимания». В той обстановке, где я находился, как раз нужно было обращать внимание на всё. Кто знает, на что был способен такой раздражённый и безжалостный человек, как В.П. Медведицкий. По его команде могла начаться и атака. Генерал всё же.
А люди всё звонили и звонили. Все радовались, что премьер-министр В.С.Черномырдин ещё дважды выступил по телевидению и на весь мир снова подтвердил прежнее решение о принятии предложенных Басаевым условий. Теперь можно было быть спокойным, зная, что все заложники будут спасены.
Правда, немного погодя, мне неожиданно позвонил С.В.Степашин.
«Скоро начнём атаку. Так им дадим... Лучше уходите оттуда!» - сказал он.
«Неужели штурм всё-таки состоится?» - подумал я. «Кто-то, по-видимому, настаивает на штурме. Не Медведицкий ли?»
Посоветовавшись с Басаевым и сказав ему о словах С.В.Степашина, я предложил для большей страховки вызвать журналистов. Мы прождали их почти до 12 ночи. Их явилось более 10 человек, представлявших отечественные и мировые агентства. Провели совместную пресс- конференцию. Сначала на вопросы отвечал Басаев. Потом стали задавать вопросы мне, не понимая, по какой причине мы сидим рядом с ним перед журналистами.
После интервью я пригласил журналистов пройтись по больнице и показал им каждый уголок, не обойдя и операционной с лежащими в воде трупами. Всё увиденное и услышанное они снимали на фото и видео. Буквально через пару часов американское телевидение CNN показало наше интервью с Шамилем Басаевым всему миру.
В 1.30 ночи журналисты стали уходить. Моя миссия была завершена, и я со спокойной душой мог возвращаться в Старый Оскол для продолжения прерванных выступлений. Басаев против этого не возражал, посоветовав мне пройти в штаб.
«Вы там сейчас нужнее», - сказал он.
Я попросил его дать мне ещё человек 30 заложников. Он согласился. У выходных дверей в полной темноте столпившиеся люди, пытаясь вырваться на свободу, очень мешали. Не зная деталей и не понимая, что террористы скрупулёзно считают всех выходящих, они своим суетливым поведением не давали мне возможности незаметно выпустить ещё большее количество людей. Не знаю как, но мне, рискуя, всё же удалось выпустить дополнительно ещё 10 человек. Потом вместе с ними покинуть больницу.
Прощаясь с Басаевым, мы обнялись. Он поблагодарил меня и сказал, что остаётся моим должником.
«Правда?» - спросил я, не выпуская его руку.
«У нас на Кавказе словами не бросаются» - ответил мне Басаев.
Мы обнялись ещё раз.
«Хорошо. Я запомню это» - ответил я, повинуясь смутному предчувствию, что именно этими его словами мне ещё придётся воспользоваться.
Провожать меня пошёл брат Басаева Ширвани, высокий, красивый парень. По его разговору и отношению ко мне чувствовалось, что все довольны таким исходом. Ширвани несколько раз предлагал мне идти ночевать к нему. Но я ответил, что мне нужно в штаб.
В штабе было пусто. Все разошлись на отдых. Я сразу пожалел, что вернулся, так как разговаривать было не с кем.
И надо же, как мне потом пришлось узнать, – в тот момент, когда я выходил из опустевшего штаба, в больнице раздался первый звонок В.Черномырдина, и начались его диалоги с Басаевым.
Ночевать пришлось в гостинице. А утром пришёл в штаб. Народа там стало ещё больше. Прибавилось много журналистов. На площади бурлил многолюдный митинг. Казаки громко скандировали: «Позор Сергею Ковалёву» и требовали расправы над ним за сокрытие геноцида русских в Чечне.
Губернатор Ставропольского края Е.Кузнецов также заявил, что С.Ковалёву в Будённовске делать нечего.
На меня налетели журналисты, которым я дал интервью. В разгар всего по телевизионной программе вдруг прозвучало известие, которое ошеломило меня:
«Депутат Кашпировский не сдержал своего слова и покинул больницу». Но я же никому не давал никаких слов. И, кроме того, мне так хорошо и правильно удалось сделать своё дело.
Ведь после моего пребывания в больнице со стороны террористов не раздалось ни одного выстрела, и все заложники остались живы.
Но кому было что доказывать?
Ведь до сих пор, как это не возмутительно, в средствах массовой информации циркулируют ложные сведения, что заложники были спасены именно по инициативе правительства.
Кто-то мне сказал, что С.Ковалёв, спасаясь от казаков, укрылся у Басаева.
Я позвонил Басаеву и спросил:
«Ковалёв у тебя?».
«Да» - ответил Басаев.
Из-за давнишнего неприятия С.Ковалёва и всей его фракции в Думе, а также под впечатлением митинга, я задал ему провокационный вопрос:
«А ты не мог бы его случайно пристрелить?!»
«Нет», твёрдо ответил Басаев.
«Почему?»- спросил я.
«Он делал нам хорошо. Мы не можем…» - Басаев запнулся, сделал паузу и продолжил:
«Вы лучше приходите в больницу, чтоб не было разговоров...». Видно, Басаеву донесли о телепередаче, и ему хотелось меня от этой неправды как-то защитить.
«Нет, Шамиль», - сказал я.
«Мне с Ковалёвым под одной крышей будет тесно. С такими, как он, мне даже тесно на Земле. Прощай». И я положил трубку, не ожидая ответного слова Басаева.
После его информации по поводу «хороших дел» С.Ковалёва мне окончательно стало ясно, что казаки были правы.
Теперь мне оставалось одно – как-то добраться в Москву.
Лететь пришлось рейсом «200». Так называются рейсы, перевозящие мёртвых. Посреди салона самолёта стоял гроб. В нём убитая журналистка из Германии. Родственники в слезах, с платками и горестными лицами сидели по одну сторону гроба, я по другую. Через час самолёт сел в Ставрополе. Я сразу поехал в областную администрацию, собрал руководство и провёл беседу, рассказал о том, как удалось спасти людей, приговорённых к смерти. Затем другим самолётом улетел в Москву. Придя в Думу, зашёл к председателю Госдумы И.Рыбкину, поделился с ним впечатлениями. Он посочувствовал, разделил моё возмущение выходкой телевидения.
«У победы много отцов», - сказал он мне.
«Отцами победы» в Будённовске стали С.Ковалёв, который во время штурма больницы стоял вдали на крыше, а затем для виду прокатился с 200 добровольцами в Чечню и обратно и В.Черномырдин, проведший несколько телефонных диалогов с Басаевым, сидя за толстыми кремлёвскими стенами. Впоследствии С.Ковалёв приехал в Прагу и без всякого стеснения получил из рук Президента Чехии Гавела две медали за «освобождение» заложников в Будённовске.
Моя жена, гражданка Чехии, которая в передаче CNN несколько раз видела меня на экране с Басаевым, была крайне удивлена и шокирована несправедливым и кощунственным награждением С.Ковалёва, показанным чешским телевидением на всю страну.
21.06 в 11 часов пришёл во фракцию ЛДПР, где выступил и рассказал о своём пребывании в Будённовске. Одобрения мой рассказ у В.В.Жириновского не вызвал. Наоборот, Владимир Вольфович стал говорить о том, что в будущем в подобных случаях депутатам не надо никуда вмешиваться и не надо никуда ездить. Услышав это, я встал, прошёлся за его спиной и вышел, сильно хлопнув дверью. После этого подал заявление о выходе из фракции ЛДПР.
22.06 на заседании в Думе увидел в ложе В.С.Черномырдина. Депутаты должны были рассматривать вопрос о его пребывании на посту премьер-министра. Я подошёл к нему, поздоровался. Заметил, как на его лице проступает пятнами интенсивная апоплексическая просинь, говорящая о высоком давлении и плохом сердце. Он очень волновался. Я посоветовал ему не волноваться и заодно попросил призвать сидящего рядом с ним руководителя телевидения Игнатенко (подло отозвавшегося обо мне в связи с Будённовском), вести себя порядочно. Сказал, что буду голосовать в его пользу. Он поблагодарил. Иронизируя, я в свою очередь, поблагодарил его за «спасение» моей жизни из-за принятия им условий Басаева.
«Да, да, я что-то там такое слыхал», - сказал, не замечая моей иронии, «отец победы» в Будённовске.
Прошло 7 лет. Страну, да и весь мир потрясло новое событие – захват террористами зрителей мюзикла «Норд-Ост» на Дубровке. В это время я был в Украине в городе Бердичев. Слышал, что к террористам ходили уговаривать их наши известные певцы. Увы, это ничего не дало.
Тут-то я и вспомнил, что Басаеву пора отдавать мне долги. У меня была абсолютная уверенность, что смогу с ним договориться и на этот раз. А забрать у него долг - это значило спасти жизни 900 человек. Я всегда придерживался непоколебимого мнения, что в случае захвата заложников нужно в первую очередь думать не о наказании виновных, а о спасении безвинных.
В Москву по времени успеть было невозможно. Трагедия, я остро чувствовал, могла разыграться в любое мгновение. Оставалось только одно - дать телеграмму Президенту России В.В.Путину, в которого была влюблена вся страна.
С самого утра с помощниками мы уже были на почте. Быстро составил телеграмму и отправил.
После телеграммы все мы зажглись надеждой, что из Москвы придёт ответ. А там, глядишь - и самолёт. Но ответа так и не дождались.
И только утром следующего дня средства массовой информации донесли страшное известие – всем заложникам «Норд-Оста», наравне с террористами, пришлось испить смертельную чашу – их отравили боевым газом. 129 человек заложников погибли сразу. А остальные, выжившие, отравленные, остались обреченными до конца дней испытывать страдания.
Поэтому теракт в Будённовске явился исключением из устоявшегося правила. Захваченных террористами людей удалось спасти. Обычно в таких случаях действовало безжалостное правило: жертвовать безвинными.
Отсутствие ответа на мою телеграмму мучает меня до сих пор.
Я почему-то уверен, что к Президенту России В.В. Путину она не попала. Могло бы случиться по-иному.
Не зря после совещания в Кремле, которое провёл с главами МВД и ФСБ Президент В.В. Путин, директор ФСБ Н.Патрушев заявил, что власти готовы сохранить террористам жизнь, если они освободят всех заложников.
Ожидание
Время шло. Однако окончательной ясности по поводу спасения захваченных людей всё ещё не было. Продолжали раздаваться беспорядочные выстрелы, часто звонил телефон, о чём-то по-чеченски переговаривались боевики. Совсем стемнело.
Выступление премьер-министра дало большую надежду на благополучный исход. Но сомнение всё же оставалось...
После очередного звонка меня пригласили к телефону. Звонил начальник УВД Ставропольского края генерал-майор В.П.Медведицкий.
Не имея малейшего представления о моём колоссальном опыте, напряжённой жизни, полной дорог, встрясок, приключений, риска, опасностей, он стал фальшивым и вкрадчивым голосом рисовать мне, словно наивному ребёнку, мой же портрет, каким он виделся ему в его действительно наивном представлении.
С его слов оказалось, что я очень добрый, хороший человек. Что очень жалостливый. Но потому, что всего лишь врач, то в силу своей доброты и наивности совершаю большую ошибку. Ничего не понимая в военном деле, фактом своего пребывания в больнице мешаю военным осуществить их замысел.
Дело в том, что как депутат Думы, я был неприкосновенным лицом. Атаковать больницу и создавать риск убить меня никто не имел права. Но не только депутатство делало меня неприкосновенным. Меня не меньше, а может, даже и больше, защищала моя фамилия.
Народ бы не простил, если бы меня убили за то, что я защищал народ. Поэтому моё решение остаться сделало больницу неприступной крепостью. Вот почему меня стали пытаться вернуть обратно в штаб. Меня, который ни на секунду не забывал, что, срывая штурм, предотвращаю этим кровопролитие ни в чём неповинных людей.
Едва выдержав елейные уговоры Медведицкого, я ответил ему категорическим отказом.
В штабе уже знали, что мне удалось выпустить 5 беременных. Такое небольшое количество руководство не устраивало, поэтому не оправдывало моего пребывания в больнице. А только лишь мешало начать штурм.
«Что вы нам цыкаете по 5 человек? Какой толк с этого?» - настаивая и всё больше раздражаясь, стал упрекать меня Медведицкий.
«А если я буду «цыкать» даже по одному и каждые полчаса, так что, это плохо?» - в свою очередь резко ответил я, давая понять, что своё решение не изменю.
Медведицкий в ярости бросил трубку.
В кромешной тьме, при свете зажигалки, которой чиркнул кто-то из боевиков, я тоже, крайне заведённый, набрал штаб, попросил С.В. Степашина. С возмущением рассказал ему о диалоге с В.П.Медведицким, о том, как тот бесцеремонно швырнул трубку. Сергей Вадимович внимательно выслушал. Что же, нужно было успокоиться и не обращать внимания, как он советовал. Правда, я вовсе не собирался «не обращать внимания». В той обстановке, где я находился, как раз нужно было обращать внимание на всё. Кто знает, на что был способен такой раздражённый и безжалостный человек, как В.П. Медведицкий. По его команде могла начаться и атака. Генерал всё же.
А люди всё звонили и звонили. Все радовались, что премьер-министр В.С.Черномырдин ещё дважды выступил по телевидению и на весь мир снова подтвердил прежнее решение о принятии предложенных Басаевым условий. Теперь можно было быть спокойным, зная, что все заложники будут спасены.
Правда, немного погодя, мне неожиданно позвонил С.В.Степашин.
«Скоро начнём атаку. Так им дадим... Лучше уходите оттуда!» - сказал он.
«Неужели штурм всё-таки состоится?» - подумал я. «Кто-то, по-видимому, настаивает на штурме. Не Медведицкий ли?»
Журналисты
Посоветовавшись с Басаевым и сказав ему о словах С.В.Степашина, я предложил для большей страховки вызвать журналистов. Мы прождали их почти до 12 ночи. Их явилось более 10 человек, представлявших отечественные и мировые агентства. Провели совместную пресс- конференцию. Сначала на вопросы отвечал Басаев. Потом стали задавать вопросы мне, не понимая, по какой причине мы сидим рядом с ним перед журналистами.
После интервью я пригласил журналистов пройтись по больнице и показал им каждый уголок, не обойдя и операционной с лежащими в воде трупами. Всё увиденное и услышанное они снимали на фото и видео. Буквально через пару часов американское телевидение CNN показало наше интервью с Шамилем Басаевым всему миру.
Прощание
В 1.30 ночи журналисты стали уходить. Моя миссия была завершена, и я со спокойной душой мог возвращаться в Старый Оскол для продолжения прерванных выступлений. Басаев против этого не возражал, посоветовав мне пройти в штаб.
«Вы там сейчас нужнее», - сказал он.
Я попросил его дать мне ещё человек 30 заложников. Он согласился. У выходных дверей в полной темноте столпившиеся люди, пытаясь вырваться на свободу, очень мешали. Не зная деталей и не понимая, что террористы скрупулёзно считают всех выходящих, они своим суетливым поведением не давали мне возможности незаметно выпустить ещё большее количество людей. Не знаю как, но мне, рискуя, всё же удалось выпустить дополнительно ещё 10 человек. Потом вместе с ними покинуть больницу.
Прощаясь с Басаевым, мы обнялись. Он поблагодарил меня и сказал, что остаётся моим должником.
«Правда?» - спросил я, не выпуская его руку.
«У нас на Кавказе словами не бросаются» - ответил мне Басаев.
Мы обнялись ещё раз.
«Хорошо. Я запомню это» - ответил я, повинуясь смутному предчувствию, что именно этими его словами мне ещё придётся воспользоваться.
Провожать меня пошёл брат Басаева Ширвани, высокий, красивый парень. По его разговору и отношению ко мне чувствовалось, что все довольны таким исходом. Ширвани несколько раз предлагал мне идти ночевать к нему. Но я ответил, что мне нужно в штаб.
Вне больницы
В штабе было пусто. Все разошлись на отдых. Я сразу пожалел, что вернулся, так как разговаривать было не с кем.
И надо же, как мне потом пришлось узнать, – в тот момент, когда я выходил из опустевшего штаба, в больнице раздался первый звонок В.Черномырдина, и начались его диалоги с Басаевым.
Ночевать пришлось в гостинице. А утром пришёл в штаб. Народа там стало ещё больше. Прибавилось много журналистов. На площади бурлил многолюдный митинг. Казаки громко скандировали: «Позор Сергею Ковалёву» и требовали расправы над ним за сокрытие геноцида русских в Чечне.
Губернатор Ставропольского края Е.Кузнецов также заявил, что С.Ковалёву в Будённовске делать нечего.
На меня налетели журналисты, которым я дал интервью. В разгар всего по телевизионной программе вдруг прозвучало известие, которое ошеломило меня:
«Депутат Кашпировский не сдержал своего слова и покинул больницу». Но я же никому не давал никаких слов. И, кроме того, мне так хорошо и правильно удалось сделать своё дело.
Ведь после моего пребывания в больнице со стороны террористов не раздалось ни одного выстрела, и все заложники остались живы.
Но кому было что доказывать?
Ведь до сих пор, как это не возмутительно, в средствах массовой информации циркулируют ложные сведения, что заложники были спасены именно по инициативе правительства.
Кто-то мне сказал, что С.Ковалёв, спасаясь от казаков, укрылся у Басаева.
Я позвонил Басаеву и спросил:
«Ковалёв у тебя?».
«Да» - ответил Басаев.
Из-за давнишнего неприятия С.Ковалёва и всей его фракции в Думе, а также под впечатлением митинга, я задал ему провокационный вопрос:
«А ты не мог бы его случайно пристрелить?!»
«Нет», твёрдо ответил Басаев.
«Почему?»- спросил я.
«Он делал нам хорошо. Мы не можем…» - Басаев запнулся, сделал паузу и продолжил:
«Вы лучше приходите в больницу, чтоб не было разговоров...». Видно, Басаеву донесли о телепередаче, и ему хотелось меня от этой неправды как-то защитить.
«Нет, Шамиль», - сказал я.
«Мне с Ковалёвым под одной крышей будет тесно. С такими, как он, мне даже тесно на Земле. Прощай». И я положил трубку, не ожидая ответного слова Басаева.
После его информации по поводу «хороших дел» С.Ковалёва мне окончательно стало ясно, что казаки были правы.
Москва. 18 июня 1995
Теперь мне оставалось одно – как-то добраться в Москву.
Лететь пришлось рейсом «200». Так называются рейсы, перевозящие мёртвых. Посреди салона самолёта стоял гроб. В нём убитая журналистка из Германии. Родственники в слезах, с платками и горестными лицами сидели по одну сторону гроба, я по другую. Через час самолёт сел в Ставрополе. Я сразу поехал в областную администрацию, собрал руководство и провёл беседу, рассказал о том, как удалось спасти людей, приговорённых к смерти. Затем другим самолётом улетел в Москву. Придя в Думу, зашёл к председателю Госдумы И.Рыбкину, поделился с ним впечатлениями. Он посочувствовал, разделил моё возмущение выходкой телевидения.
«У победы много отцов», - сказал он мне.
«Отцами победы» в Будённовске стали С.Ковалёв, который во время штурма больницы стоял вдали на крыше, а затем для виду прокатился с 200 добровольцами в Чечню и обратно и В.Черномырдин, проведший несколько телефонных диалогов с Басаевым, сидя за толстыми кремлёвскими стенами. Впоследствии С.Ковалёв приехал в Прагу и без всякого стеснения получил из рук Президента Чехии Гавела две медали за «освобождение» заложников в Будённовске.
Моя жена, гражданка Чехии, которая в передаче CNN несколько раз видела меня на экране с Басаевым, была крайне удивлена и шокирована несправедливым и кощунственным награждением С.Ковалёва, показанным чешским телевидением на всю страну.
21.06 в 11 часов пришёл во фракцию ЛДПР, где выступил и рассказал о своём пребывании в Будённовске. Одобрения мой рассказ у В.В.Жириновского не вызвал. Наоборот, Владимир Вольфович стал говорить о том, что в будущем в подобных случаях депутатам не надо никуда вмешиваться и не надо никуда ездить. Услышав это, я встал, прошёлся за его спиной и вышел, сильно хлопнув дверью. После этого подал заявление о выходе из фракции ЛДПР.
22.06 на заседании в Думе увидел в ложе В.С.Черномырдина. Депутаты должны были рассматривать вопрос о его пребывании на посту премьер-министра. Я подошёл к нему, поздоровался. Заметил, как на его лице проступает пятнами интенсивная апоплексическая просинь, говорящая о высоком давлении и плохом сердце. Он очень волновался. Я посоветовал ему не волноваться и заодно попросил призвать сидящего рядом с ним руководителя телевидения Игнатенко (подло отозвавшегося обо мне в связи с Будённовском), вести себя порядочно. Сказал, что буду голосовать в его пользу. Он поблагодарил. Иронизируя, я в свою очередь, поблагодарил его за «спасение» моей жизни из-за принятия им условий Басаева.
«Да, да, я что-то там такое слыхал», - сказал, не замечая моей иронии, «отец победы» в Будённовске.
Послесловие
Прошло 7 лет. Страну, да и весь мир потрясло новое событие – захват террористами зрителей мюзикла «Норд-Ост» на Дубровке. В это время я был в Украине в городе Бердичев. Слышал, что к террористам ходили уговаривать их наши известные певцы. Увы, это ничего не дало.
Тут-то я и вспомнил, что Басаеву пора отдавать мне долги. У меня была абсолютная уверенность, что смогу с ним договориться и на этот раз. А забрать у него долг - это значило спасти жизни 900 человек. Я всегда придерживался непоколебимого мнения, что в случае захвата заложников нужно в первую очередь думать не о наказании виновных, а о спасении безвинных.
В Москву по времени успеть было невозможно. Трагедия, я остро чувствовал, могла разыграться в любое мгновение. Оставалось только одно - дать телеграмму Президенту России В.В.Путину, в которого была влюблена вся страна.
С самого утра с помощниками мы уже были на почте. Быстро составил телеграмму и отправил.
Москва, Кремль
Президенту России
В.В.Путину
«Дорогой Владимир Владимирович, искренне желаю помочь Вам в освобождении захваченных террористами заложников. Вижу реальный путь к успешному решению этого смертельного кроссворда. На данную тему имею опыт освобождения заложников в Будённовске. Надеюсь, Вам известно, кто был реально их освободителем.
Необходимые условия: Решить вопрос с террористами о моем визите к ним.
В случае их согласия обеспечить мне спецрейсы в оба конца, так как я сейчас в Украине.
Прошу заранее решить вопрос о транспортировке террористов вместе со мной в качестве заложника в любую точку мира, указанную ими. Во имя России и захваченных террористами людей, а также в знак преогромнейшего уважения к Вам готов пойти на любой риск.
С уважением, Анатолий Кашпировский.
25.10.02 г
P.S. Моб. Телефон для связи 067 7759480
Телефон в гостинице 0412 404516.
Нахожусь в Житомирской области.После телеграммы все мы зажглись надеждой, что из Москвы придёт ответ. А там, глядишь - и самолёт. Но ответа так и не дождались.
И только утром следующего дня средства массовой информации донесли страшное известие – всем заложникам «Норд-Оста», наравне с террористами, пришлось испить смертельную чашу – их отравили боевым газом. 129 человек заложников погибли сразу. А остальные, выжившие, отравленные, остались обреченными до конца дней испытывать страдания.
Поэтому теракт в Будённовске явился исключением из устоявшегося правила. Захваченных террористами людей удалось спасти. Обычно в таких случаях действовало безжалостное правило: жертвовать безвинными.
Отсутствие ответа на мою телеграмму мучает меня до сих пор.
Я почему-то уверен, что к Президенту России В.В. Путину она не попала. Могло бы случиться по-иному.
Не зря после совещания в Кремле, которое провёл с главами МВД и ФСБ Президент В.В. Путин, директор ФСБ Н.Патрушев заявил, что власти готовы сохранить террористам жизнь, если они освободят всех заложников.