Интеллектуальный дискурс ваххабитского подполья играет на руку интересам США на Северном Кавказе.
Переломным моментом в истории подполья на Северном Кавказе стал 2006 год, когда случился радикальный переворот в понимании идей движения: была упразднена Чеченская Республика Ичкерия, на месте которой появился более крепкий и идеологически основательный Имарат Кавказ. Инициатором разрыва стал Абдул-Халим Садулаев, а после своей смерти его дело продолжил Докку Умаров. Этот шаг не мог не привести к расколу в рядах властных структур ЧРИ, и больнее всего он ударил по «иммиграционному правительству» Ахмеда Закаева. Дело в том, что вместе с ликвидацией ЧРИ как образования произошел отказ от старых догм и представлений, выразителем которых и являлся Ахмед Закаев.
ЧРИ - это светская модель, идея независимого чеченского государства, которое обладает суверенитетом и международным признанием. Легитимным основанием для провозглашения независимости Чечни служит право на национальное самоопределение, которое чеченцы отстаивали с оружием в руках в ходе военных событий. В данном случае Ахмед Закаев повторяет либеральные истины, показывая в одном из своих обращений, каким он видит будущее Ичкерии: «Все люди, живущие на земле, должны руководствоваться общими правилами для человечества, выработанными и изложенными в международном праве, которое должно быть универсально для всех народов, вне зависимости от цвета кожи, национальной или конфессиональной принадлежности».
При этом надо заметить, что в дискурсе «закаевского» периода речь идет только об одной Чечне, судьба остальных частей Северного Кавказа даже не рассматривается. Таким образом, создавался ореол борцов за свободу и демократию, а бывшие боевики были выразителями воли чеченской нации.
Однако в 2006 году всем этим идеям был положен конец. Абдул-Халим Садулаев упраздняет ЧРИ. Как пишет об этом Мовлади Удугов: «Вопрос давно вышел за рамки Чечни. Надо понимать, что придется решать проблему не только Чечни, но и всего Северного Кавказа. Да мы и сами понимаем, что нет смысла скукоживаться в пределах ичкерийских 17 тысяч квадратных километров». Удугов развивает эту мысль далее, говоря о том, что подполье разочаровалось в либеральной модели национального государства со всеми атрибутами в виде парламента, президента, разделения властей. Они отказались мыслить в категориях международного права: отныне подполью не нужно «признание» России, ОБСЕ, ООН. Легитимность их действий теперь определяется исламской традицией, однако, по-своему интерпретированной. Таким образом, подполье расстается с идей этно-национального сепаратизма, ограниченного рамками Чечни. На смену приходит новый Исламский проект.
Докку Умаров объявляет о создании на Северном Кавказе единого Исламского государства. Главной целью постулируется установление Законов Аллаха на всей территории подконтрольной Имарату. В одном из своих интервью самопровозглашенный амир боевиков Северного Кавказа говорит так: «Я раньше был наивен, думал, что Европа и Америка - это действительно демократии, страны на которые надо равняться, но потом я уже понял, что здесь нет их интересов, что им наплевать на самобытность этого региона, и поэтому наша тактика поменялась. Мы должны прийти к конечной цели: установить шариат на Кавказе, добиться независимости Кавказа и Ислама».
Смена вектора многое дала подполью, которое теперь смело можно называть ваххабитским. Прежде всего, идеологически Исламский проект, лишенный этнического содержания, стало возможным распространить за пределы Кавказа. Северный Кавказ в интерпретации идеологов Имарата есть лишь поле битвы моджахедов против сил зла, против всего того, что не является Исламом. Магомед Вагапов (Амир Сейфуллах) поясняет: «Мы ведем Священную войну против мирового сатанизма, против системы, которую враги Аллаха называют цивилизацией и мировым порядком, частью этой системы является и Русское государство – оно пытается отвратить людей от ислама. Сегодня мусульмане Кавказа, Поволжья и Урала объединились в борьбе за веру».
Религиозный универсализм ваххабитов простирается далеко за пределы России. Это возможно благодаря особой трактовке сообщества верующих. Когда Вагапов говорит «Мы одна умма – один народ» он имеет в виду всех мусульман, даже шиитов (исключая их духовных деятелей). Необходим отметить, что важную роль в самосознании подполья играет идея мученичества и единства своего пути с мусульманами других стран, которые противостоят агрессии Запада и демократии, как олицетворения зла. Иностранный наемник Амир Ислам определяет это положение так: «США и англосаксонский мир нападает на Ирак, Афганистан. Россия крепко стоит за Сербию. Сербы и Россия – это одна нация, славяне. Братья Кавказа – это Хамас. Исламский Имарат Кавказ - это объединение мусульман для создания одного исламского государства».
Постулируя единство всех мусульман, ваххабиты утверждают, что мусульмане России ведут неправедный образ жизни. Так, они заявляют, что мусульманину жить на вражеской территории строго запрещено, то есть на той территории, где открыто не действуют законы Шариата. Исключение должно делаться только для моджахедов. Более того, считается, что мусульмане, которые словом или делом помогают неверным против мусульман, будь то чиновники, военные, милиционеры, религиозные деятели и т.д. — противостоят Аллаху, и поэтому с ними следует сражаться так же, как и с неверными. В такой ситуации «осажденной крепости», джихад является обязательным предписанием для каждого мусульманина, таким же как пост и намаз.
В этом плане ваххабиты проделывают следующую логическую операцию. Выступая с требованиями джихада, они говорят о «джихаде меча» - вооруженной борьбе с неверными, падшие в которой обретают вечное блаженство. Такой военный джихад объявляют в следующих случаях, если:
Успехи ваххабитской пропаганды связаны со слабостью исламской традиции на Кавказе (суфизма), которая была сама «в подполье» в советское время. Внедрению радикальных идей способствовали войны в Чечне и экономическая отсталость якобы «забытого» властями региона. Всё это дало почву для ваххабитов объявить Россию враждебным государством, а территории Кавказа, Урала и Татарстана оккупированными. Духовными наставниками в данном случае становятся лидеры и идеологи подполья, об одном из таких людей пойдет речь далее.
Все лекции, публичные выступления и обращения Саида Бурятского (Александра Тихомирова) объединены и подчинены исламской идее в самом строгом и радикальном варианте ее интерпретации. Это дает весьма эффективные результаты в плане подготовки активного и мотивированного моджахеда. При этом весь комплекс мотивационных структур Бурятского оказывается ни чем иным, как своеобразным экспресс-курсом молодого бойца, сугубо утилитарного характера, не смотря на то, что основанием для него являются священные тексты Ислама.
Огромные усилия Бурятский прилагает к тому, чтобы внедрить в сознание его аудитории систему самомотивации, черпающей свою легитимность из сферы священного предания Ислама. В своей риторике Тихомиров умело приводит деятельность современных моджахедов и ваххабитов и деятельность пророков, верных слуг Аллаха к одному знаменателю, приравнивая, таким образом, веру в Аллаха и веру в истинность слова и дела моджахедских формирований на территории современной России. «Нельзя верить на 99% а на 1% сомневаться», - говорит Бурятский, - «истинное знание и просвещенность возможна лишь, если это твердая убежденность, не просто вера». Пристальное рассмотрение этой конструкции, постулирующей приоритет убеждения над верой, выявляет авторский перекос Тихомирова, легитимизирующий таким образом непрерывный джихад, идеологическое убеждение боевика, перед глубокой и уравновешенной верой.
При подготовке террориста-смертника Бурятский ставит для себя основной задачей внушение ему идеологии шахида. Одним из опорных тезисов в диалоге с обрабатываемым человеком является тезис о том, что ни в коем случае нельзя верить в то, что существует такой грех, который не может быть перекрыт праведным поступком еще при жизни мусульманина.
Очевидно, что многие моджахеды, если не большинство, до прихода в бандформирования совершили множество преступлений, которые, с точки зрения Корана, однозначно закрывают им дорогу в рай. В то же время, покаяние всегда является сомнительным для самого человека инструментом искупления грехов. Тихомиров, нащупав эту тонкую психологическую ситуацию, разрешает ее введением «тотальной исламской индульгенции», т.е. приходом на путь джихада и становлением в конце пути. Кроме того, постоянным рефреном выступлений Тихомирова являются упоминания о суетности и пустоте этой «дунья», то есть текущей материальной жизни, перед перспективной вечной жизни в раю, уготованном Аллахом для Шахидов. Более того, постоянная жертва благами «дунья» перед Джихадом и Аллахом постулируется Тихомировым не как подвиг, но как ежедневная обязанность моджахеда, о невыполнении которой стыдно подумать. «Если человек готов на смерть и подвиг ради девушки, ради любви в “дунья”, значит ради Аллаха нет такого поступка, который человек не мог бы совершить», - говорит Бурятский.
Основной аудиторией, усваивавшей наставления Саида абу Саада, была исламская, верующая молодежь, окончательно переходившая впоследствии на сторону боевиков-ваххабитов. Неоднократно Тихомиров указывал на то, что основная цель его интеллектуального напряжения и трансляции идеологем – это молодежь. И это совершенно понятно, учитывая высокий уровень внушаемости людей в этом возрасте из них, «резерва Ислама», было легче готовить людей «с правильным пониманием Ислама». А целеполагание «понимающих людей» по версии Бурятского всегда сводится к одному: «Главная задача – стать шахидами. Не жить, а умереть на пути Аллаха». 4 марта 2010 года появились сообщения о его смерти в ходе контртеррористической операции в Назрановском районе Ингушетии близ села Экажево…
Для жертв подготовленных им террористических актов никаких оправданий относительно его деятельности нет и быть не может. И, несмотря на весь идеализм и декларируемый антиамериканизм, «ваххабитское подпольё», желая того или нет, является инструментарием американской политики на российском Северном Кавказе. Это не понимают рядовые ваххабиты и, скорее всего, большинство «офицеров», однако, очевидно, что руководство не может не понимать, чей заказ оно на самом деле выполняет и что цели заокеанских стратегов не имеют ничего общего с Исламом, пусть даже и понятым по-ваххабитски.
Переломным моментом в истории подполья на Северном Кавказе стал 2006 год, когда случился радикальный переворот в понимании идей движения: была упразднена Чеченская Республика Ичкерия, на месте которой появился более крепкий и идеологически основательный Имарат Кавказ. Инициатором разрыва стал Абдул-Халим Садулаев, а после своей смерти его дело продолжил Докку Умаров. Этот шаг не мог не привести к расколу в рядах властных структур ЧРИ, и больнее всего он ударил по «иммиграционному правительству» Ахмеда Закаева. Дело в том, что вместе с ликвидацией ЧРИ как образования произошел отказ от старых догм и представлений, выразителем которых и являлся Ахмед Закаев.
ЧРИ - это светская модель, идея независимого чеченского государства, которое обладает суверенитетом и международным признанием. Легитимным основанием для провозглашения независимости Чечни служит право на национальное самоопределение, которое чеченцы отстаивали с оружием в руках в ходе военных событий. В данном случае Ахмед Закаев повторяет либеральные истины, показывая в одном из своих обращений, каким он видит будущее Ичкерии: «Все люди, живущие на земле, должны руководствоваться общими правилами для человечества, выработанными и изложенными в международном праве, которое должно быть универсально для всех народов, вне зависимости от цвета кожи, национальной или конфессиональной принадлежности».
При этом надо заметить, что в дискурсе «закаевского» периода речь идет только об одной Чечне, судьба остальных частей Северного Кавказа даже не рассматривается. Таким образом, создавался ореол борцов за свободу и демократию, а бывшие боевики были выразителями воли чеченской нации.
Однако в 2006 году всем этим идеям был положен конец. Абдул-Халим Садулаев упраздняет ЧРИ. Как пишет об этом Мовлади Удугов: «Вопрос давно вышел за рамки Чечни. Надо понимать, что придется решать проблему не только Чечни, но и всего Северного Кавказа. Да мы и сами понимаем, что нет смысла скукоживаться в пределах ичкерийских 17 тысяч квадратных километров». Удугов развивает эту мысль далее, говоря о том, что подполье разочаровалось в либеральной модели национального государства со всеми атрибутами в виде парламента, президента, разделения властей. Они отказались мыслить в категориях международного права: отныне подполью не нужно «признание» России, ОБСЕ, ООН. Легитимность их действий теперь определяется исламской традицией, однако, по-своему интерпретированной. Таким образом, подполье расстается с идей этно-национального сепаратизма, ограниченного рамками Чечни. На смену приходит новый Исламский проект.
Докку Умаров объявляет о создании на Северном Кавказе единого Исламского государства. Главной целью постулируется установление Законов Аллаха на всей территории подконтрольной Имарату. В одном из своих интервью самопровозглашенный амир боевиков Северного Кавказа говорит так: «Я раньше был наивен, думал, что Европа и Америка - это действительно демократии, страны на которые надо равняться, но потом я уже понял, что здесь нет их интересов, что им наплевать на самобытность этого региона, и поэтому наша тактика поменялась. Мы должны прийти к конечной цели: установить шариат на Кавказе, добиться независимости Кавказа и Ислама».
Смена вектора многое дала подполью, которое теперь смело можно называть ваххабитским. Прежде всего, идеологически Исламский проект, лишенный этнического содержания, стало возможным распространить за пределы Кавказа. Северный Кавказ в интерпретации идеологов Имарата есть лишь поле битвы моджахедов против сил зла, против всего того, что не является Исламом. Магомед Вагапов (Амир Сейфуллах) поясняет: «Мы ведем Священную войну против мирового сатанизма, против системы, которую враги Аллаха называют цивилизацией и мировым порядком, частью этой системы является и Русское государство – оно пытается отвратить людей от ислама. Сегодня мусульмане Кавказа, Поволжья и Урала объединились в борьбе за веру».
Религиозный универсализм ваххабитов простирается далеко за пределы России. Это возможно благодаря особой трактовке сообщества верующих. Когда Вагапов говорит «Мы одна умма – один народ» он имеет в виду всех мусульман, даже шиитов (исключая их духовных деятелей). Необходим отметить, что важную роль в самосознании подполья играет идея мученичества и единства своего пути с мусульманами других стран, которые противостоят агрессии Запада и демократии, как олицетворения зла. Иностранный наемник Амир Ислам определяет это положение так: «США и англосаксонский мир нападает на Ирак, Афганистан. Россия крепко стоит за Сербию. Сербы и Россия – это одна нация, славяне. Братья Кавказа – это Хамас. Исламский Имарат Кавказ - это объединение мусульман для создания одного исламского государства».
Постулируя единство всех мусульман, ваххабиты утверждают, что мусульмане России ведут неправедный образ жизни. Так, они заявляют, что мусульманину жить на вражеской территории строго запрещено, то есть на той территории, где открыто не действуют законы Шариата. Исключение должно делаться только для моджахедов. Более того, считается, что мусульмане, которые словом или делом помогают неверным против мусульман, будь то чиновники, военные, милиционеры, религиозные деятели и т.д. — противостоят Аллаху, и поэтому с ними следует сражаться так же, как и с неверными. В такой ситуации «осажденной крепости», джихад является обязательным предписанием для каждого мусульманина, таким же как пост и намаз.
В этом плане ваххабиты проделывают следующую логическую операцию. Выступая с требованиями джихада, они говорят о «джихаде меча» - вооруженной борьбе с неверными, падшие в которой обретают вечное блаженство. Такой военный джихад объявляют в следующих случаях, если:
- требуется выступить в защиту веры Аллаха, но не на завоевание во имя Его;
- если есть необходимость освобождения от тирании;
- если появляется духовный наставник, призванный к восстановлению попранной справедливости.
Успехи ваххабитской пропаганды связаны со слабостью исламской традиции на Кавказе (суфизма), которая была сама «в подполье» в советское время. Внедрению радикальных идей способствовали войны в Чечне и экономическая отсталость якобы «забытого» властями региона. Всё это дало почву для ваххабитов объявить Россию враждебным государством, а территории Кавказа, Урала и Татарстана оккупированными. Духовными наставниками в данном случае становятся лидеры и идеологи подполья, об одном из таких людей пойдет речь далее.
Все лекции, публичные выступления и обращения Саида Бурятского (Александра Тихомирова) объединены и подчинены исламской идее в самом строгом и радикальном варианте ее интерпретации. Это дает весьма эффективные результаты в плане подготовки активного и мотивированного моджахеда. При этом весь комплекс мотивационных структур Бурятского оказывается ни чем иным, как своеобразным экспресс-курсом молодого бойца, сугубо утилитарного характера, не смотря на то, что основанием для него являются священные тексты Ислама.
Огромные усилия Бурятский прилагает к тому, чтобы внедрить в сознание его аудитории систему самомотивации, черпающей свою легитимность из сферы священного предания Ислама. В своей риторике Тихомиров умело приводит деятельность современных моджахедов и ваххабитов и деятельность пророков, верных слуг Аллаха к одному знаменателю, приравнивая, таким образом, веру в Аллаха и веру в истинность слова и дела моджахедских формирований на территории современной России. «Нельзя верить на 99% а на 1% сомневаться», - говорит Бурятский, - «истинное знание и просвещенность возможна лишь, если это твердая убежденность, не просто вера». Пристальное рассмотрение этой конструкции, постулирующей приоритет убеждения над верой, выявляет авторский перекос Тихомирова, легитимизирующий таким образом непрерывный джихад, идеологическое убеждение боевика, перед глубокой и уравновешенной верой.
При подготовке террориста-смертника Бурятский ставит для себя основной задачей внушение ему идеологии шахида. Одним из опорных тезисов в диалоге с обрабатываемым человеком является тезис о том, что ни в коем случае нельзя верить в то, что существует такой грех, который не может быть перекрыт праведным поступком еще при жизни мусульманина.
Очевидно, что многие моджахеды, если не большинство, до прихода в бандформирования совершили множество преступлений, которые, с точки зрения Корана, однозначно закрывают им дорогу в рай. В то же время, покаяние всегда является сомнительным для самого человека инструментом искупления грехов. Тихомиров, нащупав эту тонкую психологическую ситуацию, разрешает ее введением «тотальной исламской индульгенции», т.е. приходом на путь джихада и становлением в конце пути. Кроме того, постоянным рефреном выступлений Тихомирова являются упоминания о суетности и пустоте этой «дунья», то есть текущей материальной жизни, перед перспективной вечной жизни в раю, уготованном Аллахом для Шахидов. Более того, постоянная жертва благами «дунья» перед Джихадом и Аллахом постулируется Тихомировым не как подвиг, но как ежедневная обязанность моджахеда, о невыполнении которой стыдно подумать. «Если человек готов на смерть и подвиг ради девушки, ради любви в “дунья”, значит ради Аллаха нет такого поступка, который человек не мог бы совершить», - говорит Бурятский.
Основной аудиторией, усваивавшей наставления Саида абу Саада, была исламская, верующая молодежь, окончательно переходившая впоследствии на сторону боевиков-ваххабитов. Неоднократно Тихомиров указывал на то, что основная цель его интеллектуального напряжения и трансляции идеологем – это молодежь. И это совершенно понятно, учитывая высокий уровень внушаемости людей в этом возрасте из них, «резерва Ислама», было легче готовить людей «с правильным пониманием Ислама». А целеполагание «понимающих людей» по версии Бурятского всегда сводится к одному: «Главная задача – стать шахидами. Не жить, а умереть на пути Аллаха». 4 марта 2010 года появились сообщения о его смерти в ходе контртеррористической операции в Назрановском районе Ингушетии близ села Экажево…
Для жертв подготовленных им террористических актов никаких оправданий относительно его деятельности нет и быть не может. И, несмотря на весь идеализм и декларируемый антиамериканизм, «ваххабитское подпольё», желая того или нет, является инструментарием американской политики на российском Северном Кавказе. Это не понимают рядовые ваххабиты и, скорее всего, большинство «офицеров», однако, очевидно, что руководство не может не понимать, чей заказ оно на самом деле выполняет и что цели заокеанских стратегов не имеют ничего общего с Исламом, пусть даже и понятым по-ваххабитски.